«Значительный интерес представляют для нас некоторые навыки Павлова-ученого. К ним относится унаследованная от отца полезная привычка читать книги по два раза. Можно также указать па его ответственнейшее отношение к своим докладам и весьма серьезную их подготовку. Выступления и доклады Павлова всегда отличались блестящей формой и глубиной содержания. Выступая по-русски, ученый, как правило, не пользовался никакими записями, даже конспективным планом. Правда, судя по некоторым сведениям, перед особо важными выступлениями он готовил письменные тексты докладов и основательно тренировался по ним. Доклады на иностранных языках читались Павловым или кем-нибудь по заранее написанному тексту: свободно читая научную литературу по-немецки, по-английски и по-французски, Павлов недостаточно хорошо владел разговорной речью. В случае необходимости он прибегал к помощи своих детей, которые прекрасно знали основные европейские языки. По свидетельству Б. П. Бабкина и других учеников (старшего поколения), ученый вообще не любил процесс письма. Его научные статьи, доклады обычно записывались другими под его диктовку. Письма Павлова были коротки и лаконичны, писал их он весьма редко, а отвечал своим корреспоцдентам со значительной задержкой, постоянно извиняясь за этот свой недостаток.

Павлов был не только незаурядным учителем, но и умелым, заботливым воспитателем молодых ученых. Однако главную роль в формировании научного облика его учеников играли обаятельная личность Ивана Петровича и сам процесс его научного творчества, а не какой-то особый педагогический прием. Недаром Павлов любил повторять: «Я люблю учить не рассказом, а показом».

И. П. Павлов среди своих сотрудников, 1935 г.

На глазах учеников он ежедневно и ежечасно применял свой могучий метод «экспериментального думания» — разрешать все волнующие научные вопросы посредством добротных физиологических экспериментов, будь то обоснование собственных теоретических положений, проверка правильности новых идей и фактов или доказательство несостоятельности взглядов и недостоверности данных своих противников. И лица, имевшие счастье стать его учениками и сотрудниками, не только старались возможно совершеннее усвоить те или иные частные приемы работы этого мастера-виртуоза физиологического эксперимента, они непрерывно перенимали у него, порой незаметно для себя, особенности творческого подхода к проблемам и стиль ведения научной работы.

Но в руководимых Павловым научных учреждениях процесс воспитания и формирования новых научных кадров не сводился исключительно к подражанию учителю. Поступившие в его лабораторию молодые сотрудники приступали к экспериментальной работе не сразу, а спустя довольно продолжительное время, после ознакомления с лабораторной обстановкой, проводимыми исследованиями, методическими приемами и т. п. Часто работа новичка начиналась с повторения ранних или дублирования проводимых экспериментов других сотрудников. На последующем этапе начиналась разработка такой темы, которая органически продолжала какую-то выполненную другим сотрудником тему. Этот прием введения молодого специалиста в курс дела позволял Павлову повторно проверить заслуживающие внимания факты и выявить индивидуальные особенности и наклонности новых сотрудников. Павлов часто присутствовал на опытах новичков, регулярно просматривал протоколы их экспериментов, обсуждал с ними полученные факты и т. п. Умело и ненавязчиво он направлял процесс научного роста и формирования своих учеников сообразно с индивидуальными качествами каждого из них. Поощряя добросовестность, трудолюбие, целеустремленность, наблюдательность, свежий подход к явлениям, фактам, инициативу, энтузиазм своих учеников, Павлов регулярно давал им прямые указания, притом каждому в отдельности, сообщал им свое мнение о характере, направлении и сущности их научной работы, о полученных ими фактических данных и вытекающих из этих фактов соображениях относительно предстоящих близких и отдаленных задач и т. п.

Были у Павлова и некоторые специфические приемы активного регулирования научного воспитания будущих ученых. Например, громадное значение имела его способность определять свое отношение к сотрудникам по их деловым качествам, по результатам их экспериментальной и теоретической деятельности. Он не был щедр на похвалы и гораздо охотнее «подхлестывал» своих учеников; тем не менее они без большого труда улавливали довольно тонкие нюансы его положительного и отрицательного отношения к каждому из них и делали должные выводы.

Всемерное поощрение Павловым самостоятельности своих учеников в научной работе выражалось, в частности, в том, что он всячески содействовал тому, чтобы каждый, достигнув определенной зрелости, становился самостоятельным научным руководителем в другом учреждении. В первую очередь это относилось к тем молодым ученым, кто начинал развивать новые ветви на могучем научном дереве учителя и чувствовал необходимость в большем просторе. Так при содействии Павлова в свое время получили возможность самостоятельной работы по физиологии Б. П. Бабкин, В. Н. Болдырев, А. Ф. Самойлов, Л. А. Орбели, В. В. Савич, А. Д. Сперанский, К. М. Быков, И. П. Разенков, Д. С. Фурсиков, Ю. В. Фольборт, Н. А. Рожанский, Г. П. Зеленый, П. С. Купалов, М. К. Петрова, А. Г. Иванов-Смоленский, Ю. П. Фролов, П. К. Анохин, автор этих строк и другие его ученики.

И. П. Павлов и Л. А. Орбели

Естественно, некоторые качества Павлова нравились далеко не всем. Он был вспыльчив, нередко в порыве горячности повышал голос и не всегда мог воздержаться от крепких выражений. Судя по воспоминаниям Чистовича, Савича, Бабкина, Орбели и других его учеников старшего и среднего поколений, раньше такие истории случались с Павловым гораздо чаще, чем в последние десятилетия его жизни. Особенно резок Павлов бывал во время хирургических операций, отпуская в адрес не очень расторопных помощников нелестные для них слова. К счастью, такие порывы гнева были у Павлова непродолжительными, он быстро успокаивался и раскаивался в своей несдержанности. Об одном эпизоде из раннего периода научной жизни Павлова рассказывает Н. Я. Чистович: «В личных отношениях к нам, работающим, Иван Петрович умел соединить свой высокий научный авторитет с совершенно простым, дружеским отношением. Расскажу маленький инцидент, происшедший между ним и мною. Когда опыт изолирования сердца собаки нам уже удался, Иван Петрович хотел его продемонстрировать С. П. Боткину и пригласил Сергея Петровича в лабораторию. Все было заранее подготовлено, собака прооперирована, и в присутствии С. П. Боткина оставалось сделать лишь последний момент операции: затянуть лигатурами нижнюю полую вену, дугу аорты и снять зажим с vena jugularis communis, чтобы пустить кровь из резервуара. Иван Петрович спросил меня, все ли готово. На мой утвердительный ответ он быстро затянул лигатуры, но вытекание крови из art. subclavia вдруг прекратилось: я забыл снять зажим с яремной вены. Увидев, в чем дело, Иван Петрович схватил зажим и неосторожно снял его, так что вена прорвалась, хлынула кровь и опыт не удался. Кто знает Ивана Петровича, может себе представить, как он на меня обрушился: виноват был во всем я, так как забыл снять пинцет! Я возражал, что и он виноват, так как следовало осторожно снять зажим, а не дергать. Слово за слово, мы поссорились до того, что признали невозможным далее вместе работать и разошлись, огорченные и взволнованные.

Вечером я получил от Ивана Петровича такую записку: «Брань делу не помеха, приходите завтра ставить опыт».

Нечего и говорить, что все мы, которых Иван Петрович ругал самыми изысканными выражениями, горячо любили его и не смущались его слабостью во всех неудачах винить только нас, зная его искренность и безукоризненное благородство души» [⁷⁵ «Сборник, посвященный 75-летию академика И. П. Павлова». Л., 1925, стр. 31.].