Живо интересовался Павлов не только делами страны, по и международным положением.

Так, он писал И. М. Майскому в октябре 1935 г.: «Кроме сомнений относительно долголетия, огорчает меня паскудное поведение Франции в такой торжественный момент истории человечества (возможно, он имел в виду отказ Франции вступить в Лигу Наций.— «9. А.): быть или не быть Лиге Наций, быть или не быть войнам! Выходит, не доживешь до торжества разума!» [^54а «Переписка И. П. Павлова», стр. 366.]

Время было тревожное. Фашизм распространялся по Европе. Говоря о нараставшей угрозе войны, о том, что «война по существу есть звериный способ решения жизненных трудностей, способ недостойный человеческого ума с его неизмеримыми ресурсами», Павлов был уверен, что именно наш народ спасет человечество от фашистской чумы, так как он будет защищать свою родину, свою культуру, свою науку.

Павлов достиг вершин науки не только благодаря блестящим природным дарованиям, силе могучего ума, но и благодаря глубокой принципиальности в исследовательской работе, высокой общей культуре и совершенному стилю научного творчества. Эти качества ученого, так прекрасно Гармонировавшие с его благородными чертами человека и гражданина, создали в его лице непревзойденного организатора и руководителя научно-исследовательской работы, выдающегося учителя и воспитателя нового поколения физиологов.

Восприняв материалистическое мировоззрение еще в ранней молодости и посвятив себя науке, Иван Петрович остался верен выбранному пути в течение всей своей долгой жизни. Наука была его любовью, его страстью. Творческая работа доставляла ему высшее наслаждение и была формой служения народу. «Я получил,— писал Павлов,— высшее, что можно требовать в жизни: полное оправдание тех принципов, с которыми вступил в жизнь. Мечтал найти радость жизни в умственной работе, в науке — и нашел и нахожу ее там» [⁵⁵ И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. V, стр. 373.].

Свое отношение к науке он выразил в известном письме к молодежи, в котором, в частности, говорил: «Помните, что наука требует от человека всей его жизни. И если у вас было бы две жизни, то и их бы не хватило вам. Большого напряжения и великой страсти требует наука от человека. Будьте страстны в вашей работе и в ваших исканиях» [⁵⁶ И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. I, стр. 28.].

Павлов считал науку могучим средством решения важнейших практических задач. Вся его творческая деятельность была проникнута стремлением познать явления природы, чтобы управлять ими, поставить науку на службу человечеству. «Для того, чтобы использовать сокровища природы, чтобы этими сокровищами наслаждаться,— говорил он,— для этого я должен быть здоровым, сильным и умным [...] Физиология научит нас — и чем дальше, тем полнее и совершеннее — как правильно, т. е. полезно и приятно, работать, отдыхать, есть и т. д. Но этого мало. Она научит нас, как правильно думать, чувствовать и желать» [⁵⁷ Сб. «XV Международный физиологический конгресс». М., 1936, стр. 139.].

Считая закономерной и полезной тесную связь физиологии с различными сторонами практической деятельности и со многими научными дисциплинами — психологией, педагогикой и т. п., Павлов особенно горячо выступал за союз между физиологией и медициной. Этой теме он посвятил много ярких страниц и несколько блестящих докладов. Он считал такой союз обоюдно полезным как для физиологии, так и особенно для медицины. «Мир патологических явлений,— отмечал он,— представляет собой бесконечный ряд всевозможных особенных, т. е. не имеющих места в нормальном течении жизни, комбинаций физиологических явлений. Это, бесспорно, как бы ряд физиологических опытов, делаемых природой и жизнью, это часто такие сочетания явлений, которые долго не пришли бы в голову современным физиологам и которые иногда даже не могли бы быть нарочно воспроизведены техническими средствами современной физиологии. Отсюда клиническая казуистика остается навсегда богатым источником новых физиологических мыслей и неожиданных физиологических фактов. Поэтому-то физиологу естественно желать более тесного союза физиологии с медициной» [⁵⁸ И. П. Павлов. Поля. собр. трудов, т. II, стр. 57.]. В еще большей степени этот союз нужен медицине, которая в познании сложных явлений человеческого организма пользуется почти исключительно одним приемом — наблюдением, приемом пассивным и весьма примитивным, не пригодным для выявления и изучения сущности протекающих в сложном организме процессов. Медицина, по попятным причинам, не в состоянии использовать для этой цели активное, могучее орудие современного естествознания — опыт, непревзойденным мастером которого в области физиологии был сам Павлов. Поэтому медицина должна возможно шире и сильнее опираться на физиологию, должна всемерно использовать все ценные ее достижения, пройти «через огонь эксперимента». Он писал по этому поводу: «Наблюдение — метод вполне достаточный для изучения только более простых явлений. Чем сложнее явление — а что сложнее жизни? — тем неизбежнее опыт. Только опыт, ничем, кроме естественных размеров изобретательности ума человеческого, не ограниченный опыт завершит, увенчает дело медицины [...] Наблюдение собирает то, что ему предлагает природа. Опыт же берет у природы то, что он хочет. А сила биологического опыта поистине колоссальна» [⁵⁹ Там же, стр. 357 (здесь и далее курсив мой.— Э. А.).].

И. М. Сеченов

Понимание Павловым единства теории и практики выражается в том, что он кроме своих чисто физиологических исследований, имеющих огромное значение для медицины и других отраслей практической деятельности человека, занимался специально разработкой ряда вопросов патологии и терапии сердечно-сосудистой системы, пищеварительной системы, головного мозга и т. д. Направление всего научного творчества Павлова характеризуют следующие его слова: «Механик кончает свое изучение той или другой машины тем, что подвергается экзамену, состоящему в сборе разобранной и спутанной машины. То же должно быть и с физиологом. Только тот может сказать, что он изучил жизнь, кто сумел вернуть нарушенный ход ее к норме» [⁶⁰ Там же, стр. 354.].

Павлов указывал, что одна из важнейших задач физиолога — экспериментальная разработка проблем и вопросов возникновения, природы и лечения болезненных состояний организма и что со временем такие исследования должны стать основой всех важнейших разделов медицины. «Чем полнее будет проделан опыт на животных, тем менее часто придется больным быть в положении опытных объектов со всеми печальными последствиями этого» [⁶¹ И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. II, стр. 363.]. Он глубоко верил, что только эксперимент сделает медицину сознательной, всегда и вполне целесообразно действующей. Великий физиолог считал даже, что «понимаемые в глубоком смысле физиология и медицина неотделимы. Если врач в действительности, и тем более в идеале, есть механик человеческого организма, то всякое новое физиологическое приобретение рано или поздно непременным образом увеличивает власть врача над его чрезвычайным механизмом,— власть сохранять и чинить этот механизм» [⁶² И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 70.]. Поэтому он настаивал на целесообразности учреждения в медицинских институтах трех специальных экспериментальных кафедр физиологии: нормальной, патологической, терапевтической.

Любовь Ивана Петровича к науке была патриотична в самом благородном и возвышепном смысле. Интересы отечественной науки служили ему своего рода компасом в личном и общественном поведении. Сознание того, что его научные достижения приносят пользу родине и поднимают ее авторитет, было для него неиссякаемым источником вдохновения. Отвечая на приветствие Президиума Академии наук СССР по поводу 75-летия, он писал: «Горячо признателен родной академии за привет и добрые пожелания. Что ни делаю, постоянно думаю, что служу этим, сколько позволяют мне мои силы, прежде всего моему отечеству, нашей русской науке. И это есть и сильнейшее побуждение и глубокое удовлетворение» [⁶³ «Переписка И. П. Павлова», стр. 44—43.].