***

Скрипучая деревянная лестница вела на последний этаж инсулы возле северной оконечности Капитолийского холма. Казалось, что с каждым шагом раскачиваются не только ступеньки, но и неровные почерневшие стены. Пахло помоями и горелым маслом из светильников. Несмотря на солнечный день, на лестницу попадало слишком мало света, и Шаварш уже успел удариться коленом о выпирающую балку. Наконец, он вышел в тёмный коридор и начал высматривать дверь с вырезанной сверху цифрой пять. Потолочные балки нависали над проходом так низко, что парфянин инстинктивно пригибал голову, чтобы не задеть за них макушкой. Вот и дверь с неровной галочкой "пятёрки". Шаварш постучал. В ответ раздался испуганный голос:

- Кто там?

- Здесь живёт мим Медон?

- А кто его спрашивает?

- Я Анк Спурина, клиент Марка Антония. Именем моего патрона, открывай дверь, не то я её сейчас разнесу вдребезги, клянусь Юпитером!

Раздались торопливые шаги, потом звук отодвигаемого засова. Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось испуганное лицо мима. Шаварш нетерпеливо двинул рукой, и актёр, ойкнув, отлетел вглубь комнатушки. В узеньком дощатом пенале, заканчивающемся малюсеньким окном, помещались только лежанка, сундук, окованный металлом, да большая бронзовая жаровня в углу. Парфянин толкнул мима на кровать и сам уселся рядом, загородив путь к двери. Окинув актёра долгим оценивающим взглядом, Шаварш начал:

- Мой патрон, благородный Марк Антоний, консул и начальник конницы, видел тебя в театре Помпея в мимах Лаберия, где ты изображал диктатора. Ты был хорош - скопировал походку великого понтифика, его жесты, наклон головы и даже манеру речи! Моему патрону понравилось твоё лицедейство, и он поспорил с самим великим понтификом, что ты сможешь провести день в его обличье и даже посетить заседание сената, и никто не заметит разницы. Пожизненный диктатор поставил тысячу денариев, что тебе это не удастся, и сенаторы быстро раскроют обман. Но мой патрон верит в тебя. Он даже обещал поделиться выигрышем. Что скажешь, мим?

Медон испуганно поглядел на незваного гостя:

- А-а-а если я откажусь?

- Мой патрон не любит проигрывать. Даже самому диктатору. Если некий мим умрёт раньше, чем случится оговоренный день, это не будет считаться проигрышем. - И Шаварш нежно погладил кожаные ножны большого пугио на поясе. Это движение не осталось незамеченным. Медон шумно выдохнул и поспешно произнёс:

- Я согласен.

- Вот и хорошо. Будь готов через нундину. Но учти! Если не справишься с этим делом, или если кому-нибудь проболтаешься - пеняй на себя! - и парфянин похлопал по ножнам на поясе. Затем он бросил миму в руки серебряный денарий.

- Я верю в тебя, Медон!

***

- Любимый! Прошу тебя! Не выходи сегодня из дома!

- Что с тобой, Кальпурния? Почему ты просишь меня об этом?

- Мне снился кошмар. Я видела во сне, что тебя убили в моих объятиях, закололи кинжалами, и ты лежал, истекая кровью, и твоё лицо становилось белым и холодным, как мрамор. Молю тебя, останься со мною!

- Кальпурния! С каких пор ты стала верить снам? Ты же всегда пренебрегала приметами и говорила, что не понимаешь, как могут два авгура не смеяться, глядя друг другу в глаза!

- Не знаю, любимый! Но я так боюсь за тебя! Если ты не веришь мне, давай принесём жертву богам и узнаем, что они готовят тебе в день нынешний!

- Я подумаю...

Высокий светлокожий человек с залысинами на лбу поднялся с ложа и посмотрел на жену проницательными чёрными глазами. На чуть полноватом лице можно было заметить нежность. Но затем мужчина посерьёзнел и коснулся ладонью широкого лба:

- Знаешь, любимая, мне столько всего нужно сделать за эти три дня, что, пожалуй, остаться дома - это не лучшая идея.

- Я также видела во сне, что твоё тело плыло по реке, а река та была из крови, твоей крови, любимый!

- Кальпурния! Перестань! - Мужчина надел через голову белую тунику с вышивкой и направился на мужскую половину.

- Ещё мне снилось, что дом наш рушится...

По атрию уже прогуливались гости. Мужчина прошёл в комнату, где его поджидал раб-брадобрей с только что наточенной бронзовой бритвой в форме полумесяца. Побрив хозяина, сервус затем начал выдёргивать пинцетом лишние волоски по краям бровей, на шее и затылке. Эту болезненную процедуру мужчина перенёс стоически, не вымолвив ни слова. Затем он перешёл в другую комнату, где рабы тщательно обвили вокруг него простую домашнюю тогу и аккуратно расправили все складки. Теперь можно отправляться на завтрак.

На столе в атрии лежали лепёшки, хлеб, сыр, фрукты, миски с мёдом и молоко. Мужчина расслабленно поприветствовал своих гостей чуть приподнятой кистью правой руки. В ответ донеслось нестройное "Сальве!" Подойдя к столу, хозяин дома отломил маленький кусочек лепёшки. Это послужило остальным сигналом к началу трапезы. А лысоватый мужчина тем временем подошёл к гостю атлетического телосложения, красавцу с аккуратно подстриженной бородой, тяжёлым подбородком и бычьей шеей.

- Марк! Рад тебя видеть в добром здравии! Как спалось?

- Не жалуюсь. Спать дома всегда лучше, чем в каструме.

- Как Фульвия?

- Надеюсь, боги подарят нам ещё одного сына!

- Да не оставит вас Юнона Луцина! А вот Кальпурния этой ночью видела дурные сны. Ты знаешь, она не верит в приметы и не склонна к суевериям. Но сегодня она умоляла меня не выходить из дома. Рыдала... Что скажешь, Марк? Может, отменим заседание сената?

- Но ведь сегодня Котта должен внести на рассмотрение сената закон...

- С этим законом можно будет и подождать. Созовём сенат завтра.

- Хорошо. Но тебя снова будут обвинять в высокомерии! Не говори потом, что я тебя не предупреждал!

- Марк! Я всегда поступал так, как считал нужным. И к подобным обвинениям уже давно привык.

Тут к ним приблизился высокий и стройный сорокалетний мужчина с суровым волевым лицом.

- Я не ослышался? Консул и пожизненный диктатор отменяет заседание сената из-за дурного сна жены? А дозволения супруги на войну с парфянами он не желает получить?

Хозяин дома побагровел. Децим Юний Брут Альбин прошёл с ним всю Галльскую войну, и слышать от него упрёки в малодушии было неприятно. А претор Цизальпинской Галлии продолжал:

- Вам мало того шума, который вы подняли на Луперкалии из-за диадемы? Теперь вы хотите ещё раз оскорбить сенаторов? Они и так уже косо смотрят на вас обоих, - потом Альбин вперил тяжёлый взгляд в хозяина дома: - Сенат сегодня соберётся по твоему предложению, и все готовы постановить, чтобы ты был провозглашен царем провинций и носил царскую корону вне Рима. Если же кто-нибудь объявит уже собравшимся сенаторам, чтобы они разошлись и собрались снова, когда Кальпурнии случится увидеть более благоприятные сны, - что станут тогда говорить твои недоброжелатели? И если после этого кто-либо из твоих друзей будет утверждать, что такое положение вещей - не рабство и не тирания, кто пожелает прислушаться к их словам? Если же вы оба хотите отменить заседание - извольте прийти и сделать это лично, со всем уважением, глядя сенаторам в лицо.

Марк Антоний хотел было возразить, но хозяин дома остановил его одним лишь жестом.

- Благодарю тебя, Децим. Твоя прямота пришлась бы по вкусу и Юниям, и Альбинам. Мы вместе сейчас направимся за заседание сената. Вот только сменю одеяние на более подходящее, чтобы предстать перед почтенными сенаторами и не оскорбить их почтенные взоры.

Хозяин дома направился в ту же самую гардеробную, где облачался в тогу перед завтраком. Как только он шагнул за угол, к лицу его прижали мокрую тряпку и он почувствовал, как теряет сознание.

***