— Думаю, пора выезжать.
Она сделала это, чтобы посмотреть время на моих часах. Пальцами она потерла глаза и попыталась изобразить улыбку куда-то в пустоту. Мне потребовалось несколько минут, чтобы успокоить свои нервы. Но этого не хватило.
Наверное, у меня уже никогда не получится.
В эти минуты я просто следил за ней. Я следил за тем, как она вытащила билет из сумки, как накинула куртку. Обувь была на ней уже давно, как мне показалось. Она все еще была в моей толстовке, и я не знал, специально ли она едет в ней или нет. Но я промолчал, потому что мне правда хотелось, чтобы, если она и уехала, то в ней. Мэри только хотела взять чемодан за ручку, как я опередил ее и даже не заметил, что уже донес его до входной двери. Я не заметил, как бросил чемодан в багажник и как завел машину. Мне помнился только момент, как я открыл для нее дверь, и Мэри молча села на пассажирское сиденье.
Мы уже ехали по трассе к Хитроу, когда она решила заговорить.
— Прости меня.
Я искоса бросил на нее взгляд, стараясь следить за дорогой.
— Мэри, эт…
— Нет, — она перебила. — Это было ужасно, и я знаю, что сделала тебе больно. Поэтому прости, пожалуйста.
Ее глаза уткнулись в мой профиль, я буквально чувствовал ее взгляд на себе. Но в тот момент я невольно пытался пропустить вперед себя несколько машин, чтоб ехать медленней, и не мог посмотреть на нее в ответ.
— Сейчас уже шесть тридцать, — Мэри смотрела в экран телефона. — Ты мог бы пожалуйста поднажать?
Мне показалось, что мне в висок запустили пулю. Я нажал на тормоз прям посреди трассы так неожиданно, что если бы мы не были пристегнуты, то вылетели бы через лобовое стекло. Автомобили позади нас внезапно загудели, и я мог слышать, как они осыпают меня матами, объезжая нашу машину.
— Что, прости?!
Мне необходимо было прокричаться. Мэри уставилась на меня, как на психа. Хотя вполне вероятно, что я был психически неуравновешен.
— «Мог бы ты поднажать пожалуйста»?! — я процитировал ее нелепую просьбу.
Ей так хотелось поскорей уехать?
— Как… — я взялся за волосы, мне хотелось выдернуть их клочьями. — Как ты можешь говорить эту хрень мне сейчас?!
Во мне бушевала ярость. Хотелось что-нибудь убить. Я просто не мог поверить в то, что услышал. Это было похоже на какой-то глупый страшный сон.
— Сегодня последний день, когда мы вместе. Последний день, — я произнес раздельно два последних слова. — И я, черт вас всех дери, без понятия, когда мы увидимся снова! А ты сейчас гов…
— Хватит! — Мэри подняла голос, перебивая меня опять. — Я не могу не приехать сегодня домой. Это черт возьми невозможно, понимаешь?! Я бы осталась, Гарри, осталась, ты слышишь меня? — она продолжала кричать, и я видел, что она на грани срыва. — Но я не могу, потому что в жизни не всё происходит так, как мы того хотим! И если мы уже решили, что я сегодня уезжаю, то зачем тянуть время? Зачем пытаться исправить неисправное?!
Если у меня было сердце, то оно точно разорвалось на части в тот момент. И как бы чертовски глупо для мужчины это не звучало, это было самой что ни на есть правдивой долбанной правдой.
— Потому что нет ничего неисправного.
— Нет, есть, — голос Мэри стал тише, но точно не спокойней. — Это мы, Гарри.
Слеза скатилась по ее щеке, и она поспешила стереть ее.
— Мы неисправны. Всё это неисправно.
— Это не так, — я пытался противостоять ей. — Мы…
— Жми на газ, — она произнесла это дрожащим голосом и отвернулась к окну.
— Мэри…
— Жми на газ! — ее голос перешел на полу-крик полу-писк, и я оставил попытку что-либо произнести.
Я сделал то, о чем она просила. Я завел машину и поехал так быстро, как привык. Мимо пролетали здания, другие машины, люди. С каждой минутой всего выше перечисленного становилось всё меньше. Они попадались всё реже и реже.
— За что ты так поступаешь со мной?
Слова слетели с моих губ быстрей, чем я успел подумать. И я сразу услышал, как Мэри начала всхлипывать.
— Нет, так не должно было быть, — ее голос сорвался. — Нет.
Она закрыла лицо руками.
— Прости, — Мэри перешла на шепот и хрип, пытаясь сдерживать слезы.
Она пыталась не плакать, а дыра в моей груди увеличивалась. Я начинал ненавидеть себя за свой вопрос.
— Гарри, я не хочу уезжать, — она закрыла рот ладонью так, что я едва разбирал слова. — И я не хочу тебя оставлять. Но никогда не происходит то, чего мы хотим.
Ее плач отдавался во всем моем теле ознобом. Я ненавидел всё в тот момент. Ненавидел, что мы находились в машине, и я не мог обнять ее. Ненавидел билет, который она держала в руке. Ненавидел, что она не живет здесь или что я не живу там, где она. Ненавидел себя за то, что я тот, кто я есть; за то, что я не тот, кто будет с ней до конца. Ненавидел, что всё складывалось именно так. Я ненавидел всё. Но еще я был тем, в ком она искала помощь и защиту в ту минуту, и мне нельзя было показать слабость. Иначе зачем я вообще находился с ней рядом? Но я не знал, что нужно говорить, когда нет слов.
— Это не так, — я попытался собрать обрывки своих мыслей. — Мы еще встретимся.
Казалось, последнее предложение я адресовал самому себе.
— Ты приедешь ко мне? — наивнейшим образом построенный вопрос, и голос Мэри дрожащий, но полный той надежды, о которой всегда повествуют в книгах или стараются раскрыть в фильмах.
Я никогда не думал, что смогу почувствовать эту надежду в своей жизни. В моих глазах мир тоже начал плыть. Приложив пальцы к переносице, я слегка зажмурился, а затем глубоко вздохнул. Мэри не сводила с меня взгляд, а я не должен был сводить взгляд с дороги.
— Да.
— Да? — она снова расплакалась, закрывая лицо ладонями и кладя голову на панель перед собой.
Ее тело содрогалось в мертвой тишине.
— Это всё, что ты скажешь мне?
Я сделал еще один насильный вдох. В какой-то степени мне хотелось врезаться во что-нибудь или перевернуть машину, чтобы все эти мучения полетели к чертям вместе с моей жалкой жизнью, но я бы ни за что не причинил боль Мэри. По крайней мере физическую. Это было меньшее, что я мог сделать ради нее.
— Я бы сделал что угодно, потому что…
Моя речь внезапно оборвалась, и Мэри всхлипнула.
— Потому что… — она сделала попытку вывести меня на диалог снова, глотая слезы.
Я знал, она была в отчаянии и на грани истерики. Честно говоря, в ту самую секунду я чувствовал то же самое. Мы уже заехали на парковку Хитроу, но я продолжал молчать. Она вылезла из автомобиля быстрей меня, но не смогла открыть багажник без меня. Поэтому я достал ее чемодан и дальше уже просто следовал за ней. Как только мы вошли в аэропорт, на меня набросилась куча людей, и мне стало страшно, что я вот-вот ее потеряю. Но Мэри не ушла бы никуда без своего чемодана в моей руке. А без меня бы ушла? Я просто шел, стараясь поспеть за ней и не обращая абсолютно никакого внимания на фанатов. В другой ситуации я обязательно сказал бы им что-нибудь, но тогда мне хотелось превратиться в обычного парня, которого никто кроме Мэри не знает во всем аэропорту. У меня не было сил говорить или вести ее, поэтому вела она. Дыра в груди не хотела зарастать, и я уже сомневался, произойдет ли это теперь вообще когда-то. Простояв в длинной очереди, мы сдали багаж, и Мэри забрала свой посадочный талон. Она немедля направилась к паспортному контролю, а дальше меня бы точно не пустили, кто бы я ни был. Мне нужно было что-то сказать или сделать. Хотя я не знал что именно.
— Мэри, — я потянулся к ее руке, но она притянула ее ко рту, прерывая очередное всхлипывание и заставляя меня ненавидеть себя еще больше.
Несколько вспышек ослепило нас, однако она все равно держала курс подальше от меня, несмотря на то, как в глазах все на секунду потемнело.
— Ты хочешь знать, почему? — я крикнул это ей, несмотря на толпу вокруг нас.
Мэри была уже в нескольких метрах от меня, но я не мог не упустить то, что она замедлила шаг.