Римус краснеет, но продолжает делать вид, что ничего не слышит. Тонкс смущенно и весело улыбается, а ее волосы принимаю нежно-розовый оттенок. А Сириус продолжает улыбаться.

Он ведь не слепой. Ему ведь нечем заняться, вот он и видит то, чего не замечают они. Малышка Тонкс все равно кажется ему ребенком. Хрупким и ранимым. И Римусу, верно, тоже так кажется, а потому он и боится собственных чувств. А еще он опять заговорит о том, что он оборотень, что ему на роду написано жить в одиночестве. И Сириус уже заранее продумывает, что стоит сказать на эти отговорки, а заодно он продумывает разговор с племянницей. Просто так, вдруг понадобится.

На кухне появляются Лайон и Гермиона. Парень уже без куртки, в одной футболке, которая позволяет оценить его хорошую спортивную форму. Сириус помнит, что сам тоже имел неплохую физическую подготовку, которая приводила в восторг всех девчонок.

— Не стойте у порога, проходите. Присаживайтесь на любое место, — радушно приглашает гостей Сириус.

Оба подростка подходят ближе к столу. Гермионе явно не очень уютно, особенно рядом с незнакомой женщиной. А Лайон ведет себя так, словно знаком со всеми не один месяц и живет здесь недели две. Пока они рассаживаются, Тонкс внимательно рассматривает Лайона, иногда поглядывая в сторону Сириуса.

— Ну, как, хорош? — с добродушной улыбкой спрашивает Лайон, переводя взгляд на Тонкс.

— Мне нравятся твои волосы, — улыбается в ответ Тонкс. — Это краска, или…

— Это натуральный цвет, — перебивает Лайон. — Раньше они были полностью белыми, а в прошлом году почему-то начали темнеть.

— Может, у тебя в родне есть метаморфы, — предполагает Тонкс.

— Все может быть, — быстро взглянув на Сириуса, отвечает Лайон.

— Гермиона, ты будешь курицу, или… — Начинает спрашивать Римус, встав в пол-оборота.

— Она не ест мясо на этой неделе, — перебивает Лайон.

— Я могу съесть ее порцию! — одновременно с парнем говорит Сириус.

Оба переглядываются, и Сириус невольно вздрагивает, вновь встречаясь с его синими глазами. Тихий смех Тонкс и улыбка Римуса немного встряхивают его.

— Дядя, там на всех Уизли хватит, — тихо говорит Тонкс.

— У него просто привычка есть чужое, — усмехается Римус, вновь повернувшись к плите.

— Как это знакомо, — фыркает Гермиона, поглядывая на юношу.

— О чем ты, солнышко? — наклонив голову, с недоумением спрашивает Лайон. — Я же не всегда таскаю еду из твоей тарелки…

— Видимо, иногда еда в тарелке у Гарри вкуснее, — бормочет Гермиона. — И почему ты не можешь есть за своим столом?

— Я ел! Почти весь тот год ел, — бубнит Лайон.

— Если бы за ваш стол не сели студенты Шармбатона, ты бы опять подсел к нам, — как-то недовольно говорит Гермиона.

— А я думал, тебе только рыжие нравятся, — улыбается Лайон. — Так меня ты тоже ревнуешь?

— Слишком много чести!

Сириус усмехается и перестает вникать в их диалог. Ему это уже не интересно, но очень знакомо. Только обычно он был не наблюдающим лицом, а действующим. Этот когтевранец действительно очень похож на него. Особенно манерой общения с девушками. Вот только Сириус может с уверенностью сказать, что сам он так общался не только с теми, с кем встречался. С Лили, с Андромедой, с Марлин и Дорказ… и еще с кем-то, кем-то важным… И снова он не может вспомнить с кем, сплошная пустота, темнота там, где должны быть воспоминания. Сегодня среда, сегодня есть шанс во всем разобраться.

***

Сириус лениво листал книгу, которую заметил на столе в гостиной. Должно быть ее оставил Римус, иначе не объяснить, кому могли понадобиться Древние Руны. Гермиона вряд ли бы успела здесь побывать.

Некоторые руны всплывали в памяти, и он отрывками переводил слова, фразы, иногда предложения. Но ему было лень напрягать мозг и вспоминать то, что он изучал слишком давно. В какой-то другой жизни.

В этот раз в комнате было много света, сегодня он боялся мрака. Сегодня ему слишком плохо, потому что отовсюду веет холодом. И он боится, что вот-вот появятся дементоры. Он понимает, насколько иррационален этот страх. Но ничего не может с этим поделать. Сириус уже давно смирился с тем фактом, что окончательно сошел с ума. Но его это совсем не удивляет. Безумцем он был всегда, все же он Блэк.

За дверью слышится тихий шорох, но мужчина продолжает расслабленно сидеть в кресле. Он так же погружен в себя, когда в гостиной появляется высокая фигура, облаченная в черную мантию. Лишь взмахом руки он предлагает гостю присесть, а сам продолжает разглядывать руны.

— У меня нет времени ждать, когда ты соизволишь оторваться от увлекательного изучения книги, — раздраженно говорит Снейп, но в кресло опускается.

— Да, конечно, — легко произносит Сириус, откладывая книгу.

— Что именно тебе нужно, Блэк? — сквозь зубы спрашивает Снейп.

— Я хочу, чтобы ты помог восстановить мою память, — отвечает Сириус. — Ну, или поставил диагноз о неизлечимости, — зачем-то прибавляет он.

— Я могу хоть сейчас поставить этот диагноз, — фыркает Снейп, но Сириус успевает заметить, что уголки его губ дрогнули.

— Можешь начинать! — глядя зельевару в глаза, разрешает Сириус.

Снейп поднимается на ноги и подходит немного ближе. Взмахивая волшебной палочкой, он одними губами произносит:

— Легилименс.

Сириус чувствует, как в кто-то проникает ему в голову, и рефлекторно защищается, потому что не может позволить кому-то копаться в своей голове. Мужчина трясет головой, пытаясь убедить инстинкты в том, что он не против.

— Какого гиппогрифа? — шипит Снейп, тряся головой. Слишком сильным оказался отпор.

— Привычка, — поясняет Сириус. — Что? Не смотри на меня так, словно я что-то неизвестное науке, — заметив взгляд зельевара, фыркает он. — Я все же наследник благородного рода. Окклюменции меня учили с детства, — презрительно прибавляет он.

— Расслабься, Блэк, мне твои воспоминания не нужны, — кривит губы Снейп.

Сириус кивает и старается расслабиться, когда Снейп второй раз произносит заклинание

Комментарий к 1. Сириус Блэк. 1995 год

Хм… Я пока даже боюсь это перечитывать!

========== 2. Барти Крауч-младший. 1978 год ==========

Ночная темнота неохотно уступала свои владения утренним лучам солнца. Один особо смелый луч ловко пробрался в щель между шторами в комнату, в которой царил полумрак. Лучик медленно двинулся к большой кровати, на которой мирно спал юноша. Когда наглый луч добрался до его лица, он недовольно поморщился, натянув на голову тонкое одеяло. Но потревоженный солнечным светом, он уже не мог вновь уснуть. Плохая привычка просыпаться от любого внешнего раздражителя. Вздохнув, он открыл глаза и скинул с себя одеяло. Увидев рядом с собой пустующую половину, он только тихо фыркнул.

Неохотно поднявшись на ноги, он широко зевнул и взлохматил соломенные волосы. Осматривая комнату в поисках разбросанной вчера одежды, он заметил ее аккуратно сложенной на стуле в изножье кровати. Странно, что он еще не привык к этому, ведь это далеко не первый раз. Не сумев подавить улыбки, он быстро оделся и покинул комнату.

Юношу зовут Барти Крауч, и ему это совершенно не нравилось. Его отец, Барти Крауч-старший, довольно часто твердит, что он не достоит этого имени. От этого человека и скупой похвалы не дождешься. В том году, когда прилетела сова с результатами С.О.В., он услышал от отца лишь: «неплохо, но мог бы и лучше», когда он объявил о том, что сдал двенадцать экзаменов на «Превосходно». Куда лучше? Он не может разорваться и изучать те предметы, что идут в одно и то же время. Только его мать и смогла за него порадоваться. И еще один человек, который всегда и во всем его поддерживает.

С кухни доносился мелодичный голос, напевающий какой-то незнакомый ему мотив. А от аппетитного запаха блинов, его живот громко заурчал, требуя еды. И Барти поспешил на кухню, зная, что завтрак уже готов.

— Доброе утро! — произнес он, войдя на кухню.