…А вот я вижу в кинохронике, как под Парижем французский авиатор Анри Фарман поднимается на изобретенном им самим – ну, конечно, фармане — в воздух, преодолевает по замкнутому маршруту заданное расстояние – и завоевывает приз в 50000 франков! А ну как сейчас грохнется прямо в зрительный зал, мне на голову! Ох! Пришибет ведь!..

Кадры быстро-быстро сменяют друг друга, словно смотришь фотографии – только они движутся. А вот еще кинопленка. Это перелет россиянина Уточкина из Одессы в Дофиновку. Смелый авиатор должен подняться на своем фармане, пролететь одиннадцать верст над заливом и спуститься на землю в Дофиновке. Я вижу невысоко над водой аппарат Уточкина… Сногсшибательное зрелище! Это же предел всему! Вот он оторвался от земли и теперь – ну, вот, вот же он, видите? Вот, да поднимите же голову, чего ж вы, а?! Треща мотором, летит он невысоко над морем. Ну что, увидели, наконец? И тысячи зрителей-одесситов, собравшихся на берегу моря, а потом и зрители синема в разных городах мира видят в лучах заходящего солнца велосипедные колеса аэроплана, бак и даже крохотную согнутую фигурку самого пилота, повисшую прямо над морем, кричат от восторга, рукоплещут…

Господи, а это что за ужас такой? А, дредноуты! Жуткие сооружения, такие до сих пор только в кошмарах могли присниться… Вот же англичане, что учудили! Ведь это мистификация какая-то! … И опять английская кинохроника: маршируют британские солдаты, поют, раздаются слова веселой, почти легкомысленной песни:

Новый кадр. Лето. Отдых у моря. Пляжные зонтики, причудливые трико пляжных купальных костюмов. Непонятно одно: скрывают ли они или скорее подчеркивают несовершенство фигуры?..

Вот кадры опять быстро сменились – и я уже вижу сборочный цех и конвейер на американском заводе миллионера Форда. Рабочие быстро-быстро собирают детали, конструируют машины. Да, но то в Америке, в Европе это новшество еще только обсуждается.

Вновь смена кадра – и вот уже показывают торжественное открытие Симплонского туннеля. Только диву даешься: и как это его прорыли в самой горе! Длина его целых двадцать километров – он самый длинный в мире! Ведь это уму непостижимо!.. А на торжественной церемонии открытия присутствуют и высочайшие гости. Вот они на экране крупным планом – швейцарский президент и итальянский король. И надо же, какой король-то этот забавный, неуклюжий, голова непропорционально большая, а ноги совсем короткие, и красотой уж точно не блещет! Не случайно итальянцы за глаза называют его – Schiaccianoci — Щелкунчик! Меткое прозвище, надо признать. Бедная его супруга, королева Елена! Однако это тоже уже старая хроника… Сколько лет прошло – пять, шесть?

Снова надвигается картинка – российские моряки, оказавшиеся в порту Мессины, самоотверженно спасают несчастных жителей города, которые пострадали в результате извержения вулкана Этны. Господи, ну почему столь часты такие катастрофы, а уж в Италии особенно?

И, наверное, вот последние на сегодняшний день кадры синема. Это Российская Империя, Санкт-Петербург… Показывают царскую семью… Царь Николай II, царица, величественная, с холодной любезной улыбкой на красивом лице, – говорят, ее в Российской Империи не очень-то любят; наследник – царевич Алексей, высокий для своего возраста, миловидный мальчик. Все они исполнены достоинства, вон как величественно, как торжественно несут себя… Но она же слаба, эта власть! Это видно даже невооруженным глазом. Слабеет, угасает российская власть, воспринимается многими думающими людьми как ничтожная.

…А тапер синема знай себе наяривает фривольную мелодию матчиша[6] а ля Феликс Майоль и Борель-Клерк…

Ну и ну!..

Актрисы – вамп. С ума сойти! Сегодня, в XXI веке, их назвали бы мега-звездами. На сеансе – загадочная starlet[7] Лида Борелли. Обворожительная Франческа Бертини. Томная Вера Холодная. Несравненная Мэри Пикфорд, с ее всепоглощающей неэкранной любовью… Ее встречи и расставания, ее браки и разводы.

…Париж, Монмартр и Мулен Руж… Законодательницы мод, экстравагантные женщины-вамп умопомрачительной красоты – аж мороз по коже подирает от омута их бездонных глаз. Неправдоподобно расширенные белладонной или кокаином, а может быть, и тем, и другим, зрачки, взгляд, затуманенный или, наоборот, пронзающий насквозь, изощренно манящий, брошенный внезапно из-под густых длинных ресниц, отбрасывающих на пол-лица тени стрелами, и сулящий счастливому избраннику нереальное, неземное блаженство… А уж шляпки – ах!..

Непревзойденная актриса, огненная танцовщица, утонченная стриптизерша в восточном стиле, великая куртизанка, таинственная девушка-вамп – страстная парижанка, голландка, малайка, Бог знает! Сколько в ней шика, сколько оча… Нет, это слово вышло из моды уже в прошлом году – я не хочу быть несовременной. Она бесподобна, она окутана тайной, словно густой вуалью в мушках, она – умопомрачительная Мата Хари. Неуловимая шпионка, шикарная девушка, так любившая мужчин, особенно в военной форме, но не оставившая равнодушным ни одного встретившегося ей мужчину. Обольщение – вот ее безошибочный метод, интрига – вот ее неподражаемая дипломатия, цианид ртути – вот ее непробиваемое средство защиты своей свободы от ненужных ей детей, наскучивших связей, опостылевшей семьи, ненавистного мещанского быта. М-да!..

Жарко. Знойно. Ленивые, окутанные легкой золотистой дымкой, неторопливо и незаметно текут летние дни большого европейского города. Скользит по рельсам спокойная размеренная жизнь, с утра до вечера, без спешки, толкотни, без ненужной суеты. Прозрачные, томные, окутанные призрачно голубой дымкой гулкие вечера оглушают, бьют по нервам…

Лето. Париж, синий час, тонкая, как паутинка, дымка, голубоватый флёр, умопомрачительные шумные кафешантаны, дразнящая слух фривольная музыка. Всхлипы скрипки, вздохи виолончели… Старый утонченный – искрящийся радостью, призрачный, почти утраченный мир. Ох, уж этот Париж!..

А теперь? Редко-редко мелькнет где-нибудь там, в толпе, дорогой, пошитый у хорошего мастера ателье элегантный костюм… цилиндр… Ведь носить его недемократично, да и опасно, – ах, это аристократ! И все же… мода шантеклер, шляпки шантеклер с непременными умопомрачительными перьями и оттеняющими взгляд полями, куафюр. А, прощай, корсеты, ведь это несовременно, и шик отсутствует! А юбки шантеклер – широкие в бедрах, узкие-узкие внизу и уже не в пол, представляете? Уже хорошо видны ножки, обутые в маленькие изящные туфельки на каблучках, и тонкие шелковые чулки, и такие соблазнительные женские щиколотки… Какое очарование! Нет, это несовременно – говорить так! Как шикарны эти юбки шантеклер! Как шикарны, как неповторимы женщины в этих нарядах! И правильно говорят об этой нашей эпохе современники: Belle E'poque[8].

Да, но… ох, и как же мне неудобно-то в такой юбке – ходишь, будто стреножили тебя, а уж на велосипед садиться! А, в общем, ничего, все же умудряются.

И снова Париж, и Всемирные Промышленные выставки – ой, как интересно! Всемирные достижения науки и техники – вот это да! А это что? Ну-ка, продегустируем? Ух ты! Судя по всему, это шустовский[9] коньяк «Фин-Шампань Отборный». Это ему был единодушно присужден Гран-при!

Или вот еще! Ну, радио-то нас уже не удивишь! А вот радиообращения с Эйфелевой башни – и куда?! На другой континент!

Ой, как здорово, как весело, как интересно здесь жить! Как легка эта жизнь, как наполнена она смыслом, значением, событиями!

По улицам шастают сумасшедшие суфражистки в костюмах мужского покроя, мужских ботинках с грубыми носами, с плакатами и массивными длинными зонтиками в руках. Эпатаж. Мы хотим свободы! Мы больше не хотим буржуазной семьи – мы желаем свободных от уз связей! Да здравствует свободная любовь! Мы хотим избирать тех, кто нравится нам, а не нашим мужчинам, и любить тех, кого нам захочется, и столько раз, сколько нам захочется!