– Маньчжуры! – снова в страхе закричал Фан.

– Вот тебе, бабушка, и юрьев день! – смачно выругавшись, с досадой произнес Федор. – Чего, братцы, делать-то будем? – спросил он товарищей. – Смотрите, сколько здесь маньчжуров. Сможем ли одолеть?

– Вряд ли, ведь у них не меньше ста сабель, – напряженно вглядываясь вдаль, произнес Гридя. – Может, бросим этих девиц? Тогда проще будет бежать.

Старшина нахмурил брови:

– Забудь!

– Хочешь на чужих холмах голову сложить? – удивился товарищ.

Федор покачал головой.

– Нет, помирать не хочу, но и девушек не оставлю! Скажи, когда казак оставлял трофей? – как-то вымученно улыбнулся он.

Завидев казаков, маньчжуры выставили вперед копья и, подбадривая себя громкими криками, бросились в атаку.

– Вот что, Мишка!.. – закричал Федор молодому казаку Мишке Ворону. – Ты давай, сажай в седло девочку, а эту принцессу я к себе посажу… Давай, давай, поторапливайся, а то у нас времени вообще нет.

Мишка быстро спрыгнул с коня и бросился к паланкину.

– Опускай носилки!.. – скомандовал он китайцам.

Те тут же подчинились молодому человеку. Подхватив на руки испуганную служанку, он усадил ее в свое седло. С Сан-Пин вышла осечка. Она не стала дожидаться, когда ее вслед за служанкой вытащат из убежища, и выскочила сама. Принцесса бежала по дороге навстречу маньчжурам, кричала и махала руками:

– Я здесь!.. Здесь!.. Спасите меня!

Федор какое-то время стоял в нерешительности. Зачем ему, казалось бы, эта девка? Стоит ли из-за нее так рисковать? – спрашивал он себя.

Вдруг в казаке что-то взыграло. «Нет, не дам этой красавице уйти!» – скрипнул зубами Опарин и, с силой стегнув коня плетью, помчался вслед за беглянкой. Миг, и вот она уже сидит у него в седле, подхваченная на скаку мужскими сильными руками. Девушка кричит, отбивается, пытается вырваться, но куда там!

– Давайте, братцы, за мной! – повернув Киргиза, велел старшина казакам.

Вот они уже мчатся на своих быстрых конях, пытаясь скрыться от погони.

– Давай, давай, товарищи мои! – кричал Федор. – Быстрее! Быстрее!

Где-то далеко позади осталась пыльная дорога со слугами-азиатами и паланкином. Упав грудью на крупы коней, казаки вихрем неслись над землей, минуя луга, невысокие горки, кустарники и дубравы, взбирались на крутые сопки и снова, не оглядываясь, скакали вперед. Никто – ни Федор, ни его товарищи – не знал, куда они скачут. Даже Фан ничего не мог сказать, и только кричал что-то на своем, все пытаясь не отстать от казаков. Ведь если маньчжуры его поймают, то обязательно убьют. Русских или монголов они иногда берут в плен, а азиатам полагалась только смерть, так как и азиаты не считали казаков за людей.

…Точно звери, рыскали казаки по чужой земле, прячась то в высоких травах, то в лесах и среди ложбин, но всюду их взгляд натыкался на маньчжур. Даже по ночам, укрывшись где-нибудь в горном ущелье, мужчины не чувствовали себя в безопасности. Позже, сидя ночью у костра в родном поселении, Федор с товарищами все дивились, как им тогда удалось убежать. Страх ли им придал силы, а может, молитвы дошли до ушей Господа, только вот свершилось чудо. Они обхитрили маньчжуров, запутав следы, и теперь веселились, поднимая кубки за благополучное возвращение.

Один только Ефим Верига оставался хмурым, размышляя о молодой маньчжурской красавице, которую Федор взял в наложницы. Металась душа казака, зло его разбирало. Не раз он уже подумывал о том, чтобы украсть девку и сбежать с ней из острога. Другое дело, куда побежишь? На Урал? На Дон? Так ведь туда еще надо добраться. Может, уйти к маньчжурам? Говорят, у них есть особое войско, куда берут всех кого не лень – и русских, и монголов, и даже ливонцев с германцами. Платят-то им, говорят, золотом, а кто желает, может открыть собственное дело. Ефим, в случае такого счастья, построил бы корчму. Дело не слишком хитрое, но прибыльное. Стоит подумать?

С этой мыслью теперь он и жил. Казаки удивлялись поведению их товарища. Закрылся в себе и угрюмо молчит, как бирюк. Разве Ефим скажет правду? Она может стоить ему головы…

Федору не суждено было вновь погулять по маньчжурским пыльным дорогам. Он думал, атаман оставит его за главного в крепости, пока сам будет мотаться по полям и долам, а тот возьми и прикажи Опарину собираться вместе с ним в дорогу. «Подбери понадежнее людей, – сказал атаман Федору. – Не к теще на блины едем».

Как что, так Федор. Не может атаман обойтись без старшины. Видно, видит в нем надежду, а тут дальняя дорога, и всякое может случиться. С Федором явно веселее. Тому ни бог, ни черт не страшен, к тому же казак дико везучий – найдет выход из любой проблемы.

Федор погоревал, погоревал, но делать нечего. Собрал он своих старых и верных товарищей – Гридю Быка, Ивана Шишку, Семена Онтонова, Карпа Олексина, Фому Волка, Григория и Леонтия Романовских – и велел им тоже готовиться в путь.

Теперь надо было просить Наталью собрать мужу дорожную суму, и чтоб не забыла о торбе с овсом для Киргиза. Трава одно, а овес совсем другое. Так говорил Опарин. От овса у лошади закладывается рубашка, подкожное сало, и ей легче бывает и зиму пережить, и лето скоротать. Тем более, когда речь шла о дальней дороге, где животине требовались силы.

Дав жене указания, Федор отправился к Саньке, которая встретила его более чем холодно.

– Что с тобой? Все нормально? – заволновался казак.

Она ухмыльнулась:

– Почему, русский, ты не сказал мне о завтрашнем отъезде?

Пренебрежительное «русский» означало крайнюю степень гнева. Так азиатка звала Федора в первые месяцы после того, как он привез ее в крепость. «Русский» да «русский»! Он Саньке: «Зови меня Федором… Мое имя – Федор». Она же все равно: «Русский!» Будто издевалась над казаком или не хотела его признавать. Даже после того, как Федор Опарин однажды ночью в порыве страсти силой взял красавицу.

До этого мужчина долго к ней примерялся – и обнимет, и легонько за ушко потреплет, и в губы чмокнет невзначай. Принцесса морщилась, кричала на него, а Опарин все равно гнул свою линию, поэтому потихоньку девушка смирилась с его ласками, и даже стала на них отвечать, но дальше этого дело не шло. Как-то Федор пришел к Сан-Пин пьяненький и сделал то, о чем подспудно все время мечтал.

Несколько дней она волком смотрела на него, даже на шаг подойти к себе не позволяла, но хочешь не хочешь, а женскую плоть не обманешь. Однажды Санька сама притянула Опарина к себе, и это был самый счастливый день в его жизни.

С тех пор мужчина уже не стеснялся своих чувств. Ох, и охоч же он был до ласок! Так зацелует, так истерзает в страсти, что принцесса потом просыпалась наутро едва жива. Видно, такие вещи сводили девушку с ума, поэтому она злилась, если Опарин долго к ней не заглядывал, но ведь ему, бедняге, на части приходилось разрываться, лавируя между двумя семьями. Он не мог просто так бросить Наталью – венчанные. Гермоген Федору тоже не раз выговаривал за его шалости. Смотри, мол, от греховного корня бывает уродливый плод, и приводил в пример зверя – братоубийцу Святополка. Все, дескать, из-за греховной связи его отца с вывезенной из греков монахиней.

Только разве Федора остановишь! Он по-прежнему был ласков с Санькой, хотя в глубине души осознавал ее нелюбовь.

– Ты-то откуда узнала о моем отъезде? – спросил Саньку Федор и тут же понял – его сподручник Яшка Попов проболтался. Чего с таким баламутом делать? Его хлебом не корми – дай только потрепаться.

Когда Федор построил за крепостной стеной этот дом и поселил в нем Саньку с Маняшкой, то велел Яшке стеречь их, чтобы те не сбежали. Парень, думает, неженатый, своего угла тоже нет, так пусть пока поживет в теремке. Отвел ему место в передней, ведь у девок на глазах плохо маячить. Там Яшка и ночевал, а вот есть ходил в казенную избу к холостым казакам. Он стеснялся садиться за один стол с девушкой знатного происхождения. Ходить по коврам Яшка тоже не привык, а они в доме были повсюду. Так пожелал Федор, который делал все в угоду знатной пленной. За богатым товаром он даже специально ездил на ярмарку, находившуюся под Нерчинском.