Гийом отступил на шаг, когда к нему приблизился Жирардо - настолько пугающей была беспомощность этого ревнивого убийцы, который, опустившись на колени, тихо попросил прощения. Гийом вдруг подумал о том, что в иной раз задал бы самый простой вопрос: «За что?». Однако не посмел – до того красноречивым был уничтожающий взор того, кто стоял перед ним на коленях и произносил слова без капли сожаления. Устремив к Лебедю умоляющий взор, и дождавшись кивка, Беранже ответил, что прощает, и быстро развернувшись, хотел уже, было, покинуть неприятное место, но Марисэ остановил его.

- Мы с вами уйдём вместе, а мсье Жирардо, покамест напишет признание, которое я отнесу начальнику тайной полиции. Надеюсь, поимка отравителя хоть немного утешит несчастную маркизу, которая лишилась сна и покоя после смерти своей родственницы.

Андрэ лишь вздрогнул, когда услышал слова Марисэ, но не произнёс ни звука, и поднявшись с колен, вернулся к столу. Рука дрожала, и приходилось три раза менять бумагу с первой же буквы. В кабинете было тихо, и были отчётливо слышны только вдохи и выдохи, принадлежавшие трём дыханиям. Равнодушному, взволнованному и предсмертному. Когда на бумаге, наконец, появилось: «Я, Андрэ Жирардо де Шампань признаюсь в том, что пытался отравить…», Чёрный Лебедь выхватил перо из руки Андрэ, в глазах которого блеснула слабая надежда.

- Нет, это перо уже вы превратили в веник! Тем более, имя Гийома не должно фигурировать в этом деле. Запомните это. Пишите:

«Я, Андрэ Жирардо де Шампань, признаюсь в том, что собственноручно и по собственному решению подсыпал яд в вино мадмуазель Мари-Луизы Леблан де Нуазье, к которой испытывал личную неприязнь».

- А вот теперь мы исполним ваше желание и покинем вас, - всё тем же бесстрастным тоном молвил Чёрный Лебедь вставая, и забирая лист с признанием из дрожащих рук Жирардо, который смотрел на него взглядом приговорённого, который, по правилам, говорит палачу, что прощает его и готов умереть, - Я не отдам это сейчас, не волнуйтесь. Сначала вы должны выступить на праздновании вместе с нами - не срывать же гениальную постановку достопочтенного мэтра! Да и омрачать день рождения Его Величества было бы кощунством. Хватит недавнего приёма послов.

Марисэ подошёл к Беранже, который в ужасе прикрыл рот ладонью, пока слёзы, стекавшие по его щекам, впитывались в бархатную перчатку.

- Пойдёмте, мой Нарцисс.

С этими словами, он взял Гийома под руку, и они покинули кабинет, а затем и покои Андрэ Жирардо, который с глухим воем опустился на пол, обхватив голову руками, и проклиная тот день, когда Гийом появился в Версале.

Он не желал смерти Леблан. Бедняжка Мари была единственной, кто всегда понимал его, и ничего не требовал взамен за свою дружбу. Ей одной он поведывал все свои печали, и одна она ни разу не напомнила ему о происхождении его титула и богатств. Теперь она была мертва. И виноват в её смерти был только он. И теперь его заставляли говорить, что он намеренно убил её.

Он любил отца и брата. Теперь же старика с мальчишкой вышвырнут из поместья, как безродных нищих, и общество будет относиться к ним, как обычно относится к родственникам убийц. Если вообще оставит в живых.

Он испытывал глубокое уважение в маркизе де Помпадур, которая была добра к нему и всегда выделяла его среди остальных своих фаворитов и даже друзей. Теперь же её доверие будет вероломно разрушено его признанием. Леблан была ей не только фрейлиной, но и родственницей, пусть и дальней.

Он по-прежнему любил Чёрного Лебедя. Однако собственноручно разрушил остатки того, что было у них когда-то, не оправдав его мнения о себе. Заставил любимого признать, что всё то время он любил настоящее чудовище, недостойное даже его взгляда.

Он ненавидел Беранже, и эта ненависть достигла апогея, вылившись ядом в вино.

Да будь ты проклят.

Проклят.

Проклят.

***

Передняя малых королевских покоев была полна людей, когда туда вошёл Гийом, и направился к мадам де Помпадур, сидевшей в кассапанке рядом с высоким креслом для короля, которого ещё не было. Заметив Беранже, маркиза грустно улыбнулась, и когда он поцеловал её руку, притянула к себе, усаживая рядом.

- Вы нездоровы? – нежелание слышать вопросы о настроении, и отвечать на них, было очевидно.

Гийом лишь отрицательно покачал головой, и принялся рассматривать тех, кто собрался. В основном это были близкие друзья короля, пажи и фрейлины. В углу, рядом с большим сундуком, скрестив руки на груди, стоял де ля Пинкори, оглядывая собравшихся из-под опущенных ресниц, а рядом с ним – маэстро де Ширак, державший под руку свою дочь, и Гийом подумал о том, как неудачливо это бедное дитя, если её родитель вознамерился сватать маркиза.

- Вы не видели Андрэ? – вдруг спросила Жанна-Антуанетта, закрывая веер и оглядываясь по сторонам.

- Нет, моя госпожа, я не встречал его после уроков, - уверенно произнёс Гийом, на что де Помпадур резко развернула его лицо к себе.

- Да что же это с вами? У вас совершенно нездоровый вид! Я слышала, что Лани сейчас строг со своими учениками, но… а вот и он, с вашим прелестным братом!

Обернувшись ко входу, Гийом увидел Дювернуа с повязкой на глазах, которого мэтр вёл под руку, и быстро

поднявшись, пошёл к ним, замечая по пути, как много взглядов устремилось в сторону Тома, который, к слову, был в новом наряде чёрного цвета, что так ему шёл.

Приблизившись, он поклонился мэтру, после чего без слов взял арфиста за руку и подвёл к маркизе.

- Вижу, ваши искусные руки уже здоровы. Ну что же вы не даёте нам любоваться вами? – зашептала Жанна-Антуанетта, придвигая одну из кассапанок поближе к себе, и усаживая в неё Дювернуа, - У вас прекраснейшее лицо, и… очень красивые глаза.

Поскольку маркиза держала Тома за обе руки, она тотчас ощутила, как сжались прохладные пальцы в её ладонях. События последних дней сделали её слишком эмоциональной и меланхоличной, а потому её глаза сразу повлажнели.

- Однако бесполезные, Ваша Светлость, - грустно улыбнулся арфист, пуще расстраивая де Помпадур.

- Этот негодник – ваш брат – совершенно о вас не заботится! – маркиза решила перевести разговор на другую тему, чтобы не терзать душу ни Тома, ни себе, - вы стали ещё изящнее, чем были неделю тому назад. Ну, ничего, теперь Его Величество лично за вами присмотрит. И обедать вы будете со мной, даже не возражайте! Не хватало ещё, чтобы все говорили, что король морит своих музыкантов голодом.

** JE T’AIME-LARA FABIAN http://youtu.be/MbKuFz7XkFM **

Дювернуа и де Помпадур побеседовали ещё какое-то время, после чего в роскошно убранном помещении появился Людовик XV и велел подать арфу. Когда все придворные поочерёдно подошли и поклонились ему, а свита перестала галдеть, рассказывая о сегодняшней охоте, на которой монарх загнал оленя, он обратился ко всем собравшимся, сообщая о том, что Тома Беранже теперь входит в круг его личных музыкантов, после чего, велев начинать вечер, изъявил желание вновь послушать английские сонеты. Сейчас король был настроен на возобновления союза с Лондоном, а потому декламация Шекспира, на родном языке поэта, была очень кстати для высоких должностных лиц Англии, что присутствовали этим вечером.