- Как ты себя чувствуешь? – Гийом задал вопрос, понимая, что голос его звучит виновато. Он вошёл в покои Дювернуа, когда тот тихо наигрывал грустную мелодию, которую Беранже до этого не слышал.

- Хорошо.

- Тома, я хотел объяснить…

- Как продвигается дело об отравлении? – Дювернуа специально перевёл тему, и Билл решил последовать его примеру.

- До сих пор ничего не выяснено. Ты точно ничего не помнишь?

- Увы. Царствие ей небесное, этой мадмуазель Леблан, - не отрываясь от арфы, ответил Тома.

То, как были произнесены последние слова, заставило Гийома передёрнуться. Лицо Дювернуа было спокойным, а голос – безразличным, что было так не похоже на эмоционального и восприимчивого мальчика, которого он знал.

Вопреки желанию тотчас же уйти, Билл отнял его руки от струн, и взял их в свои.

- Ты идёшь играть для Его Величества сегодня?

Дювернуа кивнул.

- Я буду там. Давно не слышал, как ты играешь.

Гийом притянул Тома к себе, и крепко обнял, одной рукой легонько поглаживая по спине, а пальцами другой путаясь в волнистых волосах. Сперва Дювернуа замер, не зная, как отвечать на внезапный порыв нежности ветреного Билла. Но не об этом ли он мечтает каждый день и каждый час? А потому, Гийом вскоре почувствовал, как напрягшееся тело расслабляется в его руках, словно оттаивая в тепле, а спустя мгновение услышал: «Je t’aime», едва различимое в неровных выдохах.

***

Беранже отдохнул немного, прежде чем вернуться во дворец на то время, что назвал ему Марисэ. Не размыкая с ним объятий, Тома уснул очень быстро, и стараясь его не разбудить, Билл сразу поднялся с постели и удалился к себе, чтобы привести в порядок одежду и причёску. Окинув взглядом безупречное отражение в зеркале, провансалец, даже не подозревавший о том, что за сцена разворачивалась в этой комнате утром, довольно улыбнулся, и спустился в низ, где велел Тьери будить Тома и готовить к выходу. Недавний разговор с маркизом всё ещё внушал опасения, а потому Билл не придал значения настороженному и даже немного презрительному взгляду Лерака – сейчас у него были куда более важные беспокойства, нежели перепады настроения бывшего любовника.

Последнюю неделю всю территорию Версаля приводили в порядок уборщики и садовники, которые убирали сухую траву, мыли скамейки и чистили фонтаны, готовясь к торжествам в честь дня рождения Его Величества Людовика XV. Основной бал был назначен на первое сентября, однако именитые гости стали прибывать ещё за месяц, а потому всё следовало выполнять надлежащим образом, чтобы Версальский дворец, с прилегающим ландшафтом, навсегда остался в памяти Европы одним из самых великолепных в мире.

Достигнув высоких чёрных дверей, инкрустированных золотом, Беранже неуверенно постучал, и когда они отворились, его взору предстал Чёрный Лебедь во всей своей красе, одетый в восхитительный костюм стального цвета, вышитый серебром и жемчугом. Волосы его были заплетены в длинную косу, а на голове была серая шляпа, также украшенная серебряной вышивкой и жемчужной брошью. Снисходительно улыбнувшись в ответ на очарованное выражение лица Гийома, Марисэ вышел в коридор и пригласил следовать за ним.

Когда они остановились у одной из дверей западного крыла, Гийом уже понимал, к кому они пришли, но даже представить не мог, что намеревается сделать его восточный друг. И когда тот, без стука, вошёл сначала в переднюю, а затем и в небольшой кабинет, Нарциссу вовсе захотелось сбежать, чтобы только не стать свидетелем той сцены, которую вознамерился устроить тот, которого величали герцогом.

- Марис… Гийом? А вы-то что здесь делаете? – возмущённо воскликнул Андрэ, сидящий за письменным столом с пером в руках.

В то время как Гийома уже заливал алый румянец, Марисэ сохранял полное спокойствие, и ни один лишний мускул на лице не шевельнулся, когда он подошёл ближе к Жирардо, и сел в кресло напротив.

- И кому же вы пишите? Неужели у вас новый роман? – с насмешкой произнёс Лебедь, проигнорировав негодования блондина, и поддев двумя пальцами бумагу, развернул к письмо к себе. Пробежавшись глазами по неровным строчкам, он вернул его, - Отцу…

- По какому праву вы так… - попытался вставить Андрэ, обеспокоенно переводя взгляд то на нежеланного гостя, то на бывшего возлюбленного, но был прерван.

- Отцу, которому всё это время исправно отсылаете деньги, и который живёт в вашем имении в Шампани. Отцу, который гордится достижениями сына. А ведь, и вправду – ему было бы чем гордиться, - всё так же не обращая на попытки Андрэ что-то сказать, продолжал Марисэ, после чего обернулся с Гийому, который так и стоял посреди кабинета с мученическим выражением лица, - Не правда ли, похвально? Шевалье Жирардо всё это время заботится о престарелом родителе и о младшем брате. Это заслуживает уважения, а отцу остаётся только радоваться, что бог послал ему такое дитя!

Беранже захотелось провалиться сквозь землю от этих слов: за всё время в Версале, сам он ни разу не подумал о том, в каком положении находится его семья, а уж о том, чтобы послать им хотя бы письмо вовсе не задумывался.

Андрэ Жирардо сник, не пытаясь больше заговорить или возразить. В глазах Марисэ, в которые он смотрел неотрывно, бушевал неистовый огонь, и он знал, что лгать этому человеку бесполезно – он видит всё насквозь. Лицо Андрэ стало бледным, как полотно, на лбу выступила испарина, а перо выпало из трясущейся руки, чернилами забрызгивая недописанную строчку, а после , к чернилам присоединились и слёзы. Только теперь юноша до конца осознал, что он содеял.

- Мне страшно подумать о том, что станет с несчастным стариком, когда он узнает, что его любимый сын… - Марис сделал паузу, - … лишился головы, как отравитель, и был лишён титула и всего имущества. Неужели вам не жаль вашего отца? И самое главное, - не замечая всхлипываний Жирардо, продолжал свою обвинительную речь Чёрный Лебедь, - самое главное, что он также узнает, каким именно путём все эти блага были заработаны.

- Но вы же сами мне это всё дали! – закричал обвиняемый, вскакивая с места.

- Нет, милейший Андрэ. И Делакруа, которому я сохранил жизнь взамен на любое моё желание, подтвердит это на суде, - ответствовал Марисэ, хладнокровно наблюдая за распахнувшимися от ужаса глазами юноши.

Воцарилась пауза, которую никто не спешил нарушать. Гийом сам дрожал как листок на ветру, поскольку развернувшаяся сцена напомнила ему о том, что он сам недавно был в похожем положении, когда маркиз откровенно его шантажировал. Сомнений больше не возникало – именно Жирардо подмешал яд в вино, которое каким-то чудом до него не дошло, и был выпито Мари Леблан. Но мысль о том, что её смертью всё не закончилось, и Жирардо, вероятнее всего казнят, заставила его ужаснуться.

- Ваша Милость - начал Гийом, - я не думаю, что мне стоит тут оставаться…

- Подождите. Сначала эта… этот преступник попросит у вас прощения, - с отвращением изрёк Марисэ, и обернулся к Андрэ, - На колени!

Это было жестоко. Лилльчанин очень некстати подумал о том, что ему легче будет взойти на плаху, чем встать на колени и просить прощения у Гийома – нового фаворита его бывшего возлюбленного. Причиной своих злоключений он видел только нового Нарцисса, возвеличенного тем, кого он до сих пор любил, не смотря ни на что. Жирардо охотно стал бы на колени перед самим Марисэ, даже в присутствии Гийома, и умолял бы его вернуться, и клялся бы ему в любви… Любви - в ней всё дело. А потому… если его любимый этого хочет, он исполнит его желание.