Гийом почувствовал, как на его плечо опустилась тёплая ладонь. Обернувшись, он поймал мягкий взгляд Марисэ, который смотрел на него с удивительной нежностью, и едва заметно улыбаясь.

- Как хорошо, что вы здесь. У меня какое-то дурное предчувствие, - совершенно искренне молвил Нарцисс, которого с утра мучило неприятное чувство опасности.

- Бросьте. Вам нечего бояться. Вы же впервые будете танцевать перед таким обществом?

- Да.

- Это понятное волнение. У всех нас оно было и есть до сих пор. Каждый новый выход – это как новое рождение. Когда после него все предыдущие жизни отходят на второй план, и ты живёшь новым и самым главным моментом. Главное, жить своей жизнью, а не чужой. Тогда лишь можно достичь гармонии.

Марисэ говорил ещё какое-то время, а Гийом, склонив голову на бок, слушал его внимательно, пытаясь понять все эти умные речи, про себя отмечая, что не понимает и половины из тех слов, что говорит Лебедь. Несомненно, он говорил по-французски, но говорил так, будто бы пришёл из другого времени. Так или иначе, успокоительная сила его голоса возымела действие, и когда был объявлен выход артистов на сцену, Нарцисс чувствовал себя совершенно спокойным, и воодушевлённо открыл это торжественное событие, великолепно исполнив свой первый танец.

***

Пока Зеркальный зал был охвачен весельем и овациями восторженных зрителей, по коридорам Версаля шествовал мэтр Лани, ведя под руку Дювернуа, который уже через час должен будет играть для Его Величества. Оставив все хлопоты постановки, которую не считал особо важной, поскольку король не собирался на ней присутствовать, на де Ширака, Бартелеми полностью посвятил сегодняшний вечер подготовке Тома к выходу в свет.

Ещё около четырёх вечера мэтр вошёл в его покои, и вместе с Тьери помог одеться, после чего собственноручно уложил мягкие, ароматные волосы в красивую причёску под шляпу, и нанёс на бледные щёки немного румян, предав этим немного живости. Иначе бы Тома выглядел совершенно нездоровым. Наблюдая за мальчиком со стороны, Бартелеми ничего не мог найти в себе, кроме восхищения его красотой и тихим нравом, неподдельной учтивостью и некоторой строгостью. Облачённый в роскошные туалеты, и надушенный дорогими духами, Дювернуа казался богом, сошедшим с небес, и затмил бы многих принцев и королей своей величавой осанкой и благородными чертами лица. Лани оставалось только удивляться тому, как среди простолюдинов можно встретить эталон красоты и грации! Тома заметно волновался из-за предстоящего события, однако ни слова не сказал об этом, поддерживая с мэтром непринуждённую беседу.

Несомненно, попав во дворец, Дювернуа с каждым шагом пытался скрывать поглощающее его чувство восхищения красотой дворца и одновременно усиливающегося волнения. Оказавшись в дворцовых стенах, он старался очень осторожно оглядываться по сторонам, чтобы не выдать своего зрения, которое, хоть и не позволяло чётко рассмотреть каждую деталь или лицо, было достаточно острым для того, чтобы заметить правильные линии и красивые сочетания цветов дворцовых сводов, а также богато одетых людей, сновавших туда-сюда, непременно здороваясь с мэтром. Сами придворные, как и происходило обычно в таких случаях, с любопытством разглядывали нового друга Лани, каким посчитали Дювернуа. И тому были объяснения – во всём его образе сквозила ещё такая неокрепшая, но уже заметная величавость. Он не производил впечатления привыкшего к свету дворянина, однако его сразу принимали за наследника знатного рода, который редко появляется при дворе. Но Тома не видел изучающих взглядов молодых шевалье, и сверкающих понятным интересом глаз дам всех возрастов. Стараясь не задерживать взгляда ни на ком, он следовал за Лани, который должен был представить его маркизе де Помпадур.

- Эй, ты что, слепой? Ты наступил мне на ногу! – услыхав позади раздражённый голос, Жан Бартелеми обернулся и увидел какого-то молодого человека, который схватил Тома за локоть. Как этот франт умудрился втиснуться между ними, и куда шёл сам, было не понятно.

- Да, слепой, - с невозмутимым спокойствием ответил Дювернуа.

- Советую Вам убрать руки и дать нам пройти. Нас ждёт Её Светлость маркиза! – тут же вступился, внезапно возникший из-за спины Тома, Тьери, прожигая обидчика взглядом.

Мэтр Лани уже положил руку на эфес, однако надменный щёголь отступил на шаг, снимая шляпу и кланяясь.

- Простите, мсье… и вы, мэтр…

Дабы не испытывать судьбу снова, Жан Бартелеми взял Тома под руку. Арфист действительно не успел отойти, когда известный задира Гастон де Бланш нарочно толкнул его плечом, резко шагнув в его сторону. Приём только начался, но многие придворные уже опохмелились, а после этого, как известно, ссоры и драки вспыхивали во дворце с неимоверной быстротой, особенно, подбадриваемые дамским вниманием.

- Он ведь бастард**, не так ли? – подозвав к себе Лерака, спросил Лани.

- Да. Это сын Алансона и некой де Тресси.

- Как ваши руки, Тома? Вы точно в состоянии играть?

- Несомненно, Ваша Светлость.

Оказавшись у покоев мадам, Бартелеми обернулся к Тома, и успокаивающе сжал его ладонь в своей.

- Не тревожьтесь, дитя моё. Маркиза ждёт вас.

С этими словами он распахнул дверь, и ухмыльнувшись в ответ на вспыхнувшие интересом глаза мадмуазель Леблан, провёл своего подопечного в будуар, где их ожидала Жанна-Антуанетта.

- Мэтр, не приходилось сомневаться, что брат Гийома окажется таким же красивым, как он сам, но результат превзошёл все мои ожидания! – воскликнула маркиза, с неподдельным восхищением поднимая склонившегося перед ней Тома, и не замечая многозначительной улыбки Лани, что появилась на его лице после упоминания о брате – маркиза не знала правды, - Сколько вам лет, милое дитя?

- Будет двадцать. Зимой, - молвил Дювернуа, возвращая снятую из соображений этикета шляпу на голову.

- Ах, нет! У вас прекрасные волосы, не нужно скрывать такую прелесть! Поразительно, у Гийома волосы, как смоль чёрные, а у вас – чистое золото. Вы прекрасны, как античный бог, просто знайте это, - ничем больше не намекая на слепоту, сказала маркиза, нежно поглаживая шелковистые локоны, - истинный Орфей – правду говорил Александер Этьен.

При упоминании о маркизе Тома непроизвольно вздрогнул и на его лице отобразилось душевное смятение столь ясно, что это заметили все, в том числе и Леблан, которая совершенно беззастенчиво разглядывала нового гостя, не боясь, что он это заметит, а взволнованный, и непривыкший ещё к своим глазам Тома действительно не обращал на неё внимания.

- Вы бесконечно добры, госпожа де Помпадур, - тихо ответил Тома на её комплементы, - Я совершенно не достоин столь высоких сравнений.

- Не стоит беспокоиться, мой дорогой, Его Величество совсем не страшны, - улыбнулась маркиза, и взяв арфиста за руку, добавила, - А теперь нам нужно идти. Думаю, спектакль, в котором участвует ваш брат, уже окончен.

Поднявшись с мягкого кресла, обтянутого тафтой бледно-розового цвета, всесильная мадам махнула Леблан, чтобы та следовала за ними, а сама взяла Тома под руку. Тихо предупреждая его обо всех ступенях и поворотах, она повела его по коридорам, пока мэтр, довольный её расположением к слепому мальчику, шёл позади под руку с её фрейлиной. Последняя же с неподдельной тоской в глазах скользила взглядом по его стройному силуэту, по красивым волосам, широким плечам и тонкой талии Дювернуа, после чего залюбовалась его походкой, глядя на изящные икры и хрупкие лодыжки.