***

- Я не отпущу тебя, ни в какой дворец не поедешь! Вчера ты вернулся из города в полуобморочном состоянии, а сегодня, словно умалишённый, вновь куда-то собираешься? Зачем такие жертвы? Марисэ не вернуть: тебе ли рассказывать, что из Венсенского замка не возвращаются! Это даже не Бастилия, и там, если казнят, делают это тихо! Измена королю – что может быть опаснее для близких?

Тьери всё причитал и ужасался столь некстати вернувшейся решимости Гийома, глядя на то, как невозмутимо тот собирается на встречу с маркизой, даже не представляя, что может ждать его во дворце. В сердцах Лерак пригрозил, что запрёт его в кладовой и не выпустит, пока он не откажется от своей сумасшедшей идеи, чем только вывел Гийома из себя, и едва не был побит.

- Я сойду с ума, если ничего не узнаю. Согласись, что больнее умирать в неведении, а так… - Нарцисс взял со столика перчатки, и, остановившись в дверях, добавил тихо: - Если не вернусь, то даже не вздумай меня искать. В секретере кабинета найдёшь ключи от шкатулки с драгоценностями. Заберёшь все и продашь потихоньку, не все сразу, иначе обвинят в воровстве. Деньги поделишь: треть оставишь себе, а остальное отвезёшь в Марсель, моей матери. Ты меня понял?

Лерак едва не лишился дара речи, услышав такое заявление, и послушно закивал, не смея дальше возражать. Гийом переменился за последние месяцы настолько, что слуга с трудом узнавал в нём прежде осторожного и недальновидного, увлечённого своей внешностью и желаниями, Нарцисса.

- Я люблю тебя, не гневайся, - неожиданно для самого себя прошептал Тьери, сжимая в руках протянутый Гийомом ключ, и увидел, как что-то неуловимо родное блеснуло в янтарных глазах. Лерак давно не позволял себе подобного, однако не утерпел, и нежно обнял Беранже, чувствуя, что тонкие руки также обвили его в ответ. Едва уловимый фиалковый аромат вмиг опьянил Тьери, и он незаметно провёл губами по тёплой коже, почти что целуя шею Нарцисса. Но тот почувствовал, и поспешил выйти, не сказав ни слова больше. Усевшись в карету, и даже не оглядываясь на дом, скомандовал кучеру направляться на юго-запад, в Версаль. Он ни капли не сомневался в правильности своих действий, и был убеждён в том, что даже при наихудшем исходе, он сам себя избавляет от ненужных мучений. Промучившись всю ночь в полусне, в котором ему продолжали мерещиться подземелья с палачами, которые точили свои топоры, крюки и мечи, он поднялся рано, преисполненный решимости посетить мадам де Помпадур, так как наотрез отказался от идеи ещё раз встретиться с Александром Этьеном. В очередной раз идти к де ля Пинкори, выслушивать его выдумки и терпеть его едва скрываемые страдания по Дювернуа, для Беранже было выше его сил. Но ещё более невыносимым было для него видеть полотно, на котором придворный мастер в богатых оттенках и совершенных линиях раскрыл красоту, которая будто издевалась над взглядом и сердцем, наполняя мысли нестерпимым желанием вновь её коснуться.

Колёса кареты взметали столбы пыли, пока она двигалась по сухой дороге, и Гийом не открывал занавесок, чтобы песок не летел вовнутрь. Однако, громкие крики, доносившиеся снаружи, когда карета проезжала по одной из парижских улиц, заставили выглянуть из окна, и снова испытать всепоглощающий страх: двое солдат за волосы выволакивали из дома какую-то женщину, а ещё четверо удерживали её мужа и сыновей, в то время как сопровождавший их монах громко зачитывал донос, обвинявший её ереси и дружбе с дьяволом. Мигом задёрнув занавеску, Гийом почувствовал, как чело его покрывается холодным потом, а сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Резко подступившая тошнота вынудила остановить карету, и опорожнить желудок прямо у дороги, хотя в нём не было ничего со вчерашнего дня. Лакей тотчас же постучался в ближайшую дверь и попросил принести воды для хозяина, после чего какая-то девушка принесла ведро и ковш, принимаясь помогать Беранже умываться, а после сообщила, что её отец аптекарь, и она может принести нужное лекарство. Гийом согласился, и поблагодарив участливую парижанку несколькими монетами, продолжил свой путь в Версаль.

Накануне, вечером, он решился раскрыть переданный Эттейлой свёрток, внутри которого обнаружил колоду Таро

- ту самую, с которой вопрошал во время их последней встречи. Плотно задёрнув занавес алькова, Гийом зажёг на прикроватном столике свечу и разложил карты прямо на постели. Он долго решался, не зная, с чего начать, и отделив от всей колоды фигурные карты с изображениями королев и рыцарей четырёх мастей, перетасовал их, и загадал, что пойдёт к тому, кого укажут Таро: если откроется королева, он пойдёт к маркизе, если выпадет рыцарь – к маркизу. Помолившись заветным Арканам, Гийом с замиранием сердца вытянул карту, и его взору предстала красивая и нежная Королева Кубков, что означало эмоциональную и чувствительную женщину – маркизу, причём, настроенную весьма дружелюбно. Гийом хорошо помнил свою беседу с ней на свадьбе де ля Пинкори, и ссору последнего с Марисэ, потому единственной и последней надеждой его стала именно она.

***

Проходя аккуратными дорожками Версаля, и погружаясь в особый дворцовый дух, с его фонтанами, беседками и изыскано одетыми придворными, Гийом вспоминал, как ровно год назад он бродил по этим аллеям, выискивая глазами Марисэ. Вспоминал, как ровно год назад стал репетировать с ним перед Днём Рождения Его Величества, и как дико мучился, слушая вечерами пение Дювернуа, беззащитного, и, как он надеялся, всё ещё слепого. Последний год стал для Чёрного Нарцисса годом сбывшейся мечты, удовлетворённых желаний, достигнутых целей и самых сильных душевных потрясений. Он успел увидеть любовь, признание, славу, богатство, порок, измену, предательство, потерю, и даже смерть, и заметил, что жизнь походила на палитру художника, ибо вначале каждое из явлений было чистой и беспримесной краской, которая плавно ложилась на холст, одаривая глубиной цвета. Затем краски стали смешиваться, сперва образуя оттенки, порой весьма красивых, даже изысканных тонов, но и это вскоре забылось, и краски стали мешаться сумбурно и некрасиво, создавая несовместимые полутона, и уродуя картину бурой, невзрачной смесью.

- О, Беранже, вас так давно не было видно! В чём дело, где вас черти носят?! – послышался голос справа, и обернувшись, Нарцисс увидел танцора по имени Жером, который выглядел весьма потрёпанно и нездорово.

«Видимо, побывал на допросе» - тут же пронеслось в голове, но Гийом сделал вид, что ничего особенного не заметил, и кратко ответив, пошёл дальше, с досадой отмечая, что скрыться от направляющейся к нему герцогини де Вард, в пышном, золотистом платье, точно не удастся.

- Ах, Гийом, мы уже успели вас трижды похоронить и столько же раз воскресить! – не переставая жеманно обмахиваться веером, пропела мадам де Вард и ослепительно улыбнулась.

- Моё почтение, сударыня, - учтиво целуя протянутую дамскую ручку в белой гипюровой перчатке, Беранже отвесил поклон, - Вижу, и вы в добром здравии! Вы, как всегда, безумно внимательны к моему отсутствию.

- Послушайте, Беранже, тут такие дикие вещи происходят в последнее время! – воскликнула герцогиня, и прихватив несопротивляющегося Гийома под руку, перешла на шепот, ведя его за собой в направлении дворца,

- Вы же наверняка знаете, что этого подозрительного танцора-герцога арестовали? Поражаюсь, как только Его Величество терпел эту мрачную личность… Так вот, приехал его бывший любовник! Ну, помните – Жирардо? Вы даже не представляете, чего он только ни говорил на допросах! Говорят, убеждал епископа в том, что герцог, как будто, производил над ним какие-то сатанинские ритуалы, а потом вступал с ним в греховную связь. И в это охотно верится, ведь Чёрный Лебедь был таким нелюдимым… Кстати, Дидье говорит, что за это полагается смертная казнь, и вы знаете, что, в таком случае, положено отрубать первым делом? На главной площади…