Оказавшись в своём кабинете, герцог ангулемский запер все двери, и вмиг отбросил сантиментальное настроение, возвращаясь к настроению восточного принца. Он сел в кресло и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, зажёг побольше свечей, и принялся за написание важнейшего письма, от которого зависело слишком многое, в его будущем - будущем его династии, его собственном будущем за пределами Франции. Чёрный Лебедь переменился в лице, оно стало холодным и непроницаемым, а глаза заблестели настолько же холодным, голубым огнём. Словно колдун, который сосредоточенно ворожит над магическими знаками, Марисэ бережно выводил иероглифы родного языка.

***

- Позволь мне пойти с тобой. Я боюсь тебя оставлять одного - ты слишком слаб!

- Ты останешься здесь и будешь ждать меня. Я сказал тебе, куда идти, если меня не будет слишком долго.

Гийом сидел в карете на перекрестке улиц Сент-Оноре и Кузнецов около четверти часа, не решаясь выйти, и выслушивая беспокойного Тьери, который с самого начала порывался пойти вместе с ним. В итоге, Беранже собрался с силами, и покинул карету, оставляя позади причитания слуги и самые жестокие сомнения. Он боялся идти к прорицателю и боялся услышать то, что тот ему скажет, поскольку не был уверен, что будет следовать сказанному. В первый и последний раз, когда Нарцисс побывал у Эттейлы, тот много чего говорил, однако всё сложилось отнюдь не так, как говорили карты. Кроме того, Бернаже, хотя мысли его и были несколько сумбурны, отметил, что расклад, неумело сделанный им самим в день дуэли мэтра Лани и негодяя Трэсси, оказался куда более правдивым. Однако беседа с алхимиком была необходима, Гийом боялся самого себя, боялся своих мыслей и дальнейших желаний и действий. Он сказал Марисэ, что хочет попросить у Эттейлы какой-нибудь оберег и сделать расклад на здоровье, хотя тот прекрасно разбирался в его душевном состоянии и мог видеть, чем порождено подобное желание. Мотив Беранже был слишком прост – ему необходимо было узнать местонахождение Дювернуа, и для этого сейчас он шёл пыльными парижскими закоулками, а не ехал в роскошный особняк де ля Пинкори. Почему так – он не знал сам.

Облезшая вывеска цирюльни никуда не делась, и по-прежнему поскрипывала на штыре у входа. По дороге Биллу мало, кто встречался, и переулок был пуст. Однако оглядевшись на всякий случай, он поправил шляпу, и несколько раз стукнул кованым кольцом о крепкую дверь, за которой были слышны голоса, лязг ножниц и приглушённый смех. Навстречу вышел какой-то мальчик, которого Нарцисс не знал, почтительно поклонился, и когда Гийом собрался назваться и сказать, что он от господина де Пуатье, мальчишка подал знак следовать за ним. Обстановка ветхой цирюльни совсем не изменилась: кое-где сидели клиенты с пеной на лицах, а вокруг них сновали брадобреи с бритвами и ножницами. Какой-то старик потягивал вино у окна, в углу, у напольных часов, сидел чернявый мальчуган с мандолиной, и напевал какую-то испанскую песню. Воздух в помещении был пропитан запахом табака, мыла и каких-то дешёвых духов, отчего у Гийома защипало в глазах, и он прикрыл нос платком.

Поднявшись наверх, он оказался в тёмном коридоре, оплетенном паутиной, у знакомой двери. Постучавшись, и тут же услышав знакомый голос за ней, Нарцисс не стал заходить, пока ему не открыли. Алхимик распахнул дверь, и по его лицу было видно, что он крайне удивлён видеть Беранже одного. Выглянув в коридор, он вновь перевёл удивлённый взор на Гийома, который находился в не меньшем замешательстве.

- Герцог не сопровождает вас? – шёпотом поинтересовался, наконец, хозяин цирюльни, жестом приглашая войти, - Что у вас стряслось, Беранже?

- По правде говоря… - Гийом недоговорил и снял шляпу, глядя на унизанную перстнями руку мага, - Приветствую вас, мэтр!

- И я вас приветствую, - вспомнив об этикете, Эттейла поклонился в ответ, - так, где же он?

- Я один сегодня.

Маг недоверчиво взглянул на Гийома, затем на кошек, которых было в его комнате не менее пяти, потом – на часы, которые показывали два пополудни, и направился к окну, из которого выглянул, как и в прошлый раз, а затем наглухо закрыл. Пышные, каштановые волосы Жана-Батиста были перехвачены лентой, и это дало возможность рассмотреть на его шее всевозможные обереги и странные кулоны, цепочки, жутковатые бусы и просто шнурки с узелками. То же самое было на его запястьях, и позвякивало при движении. Эттейла не задавал вопросов, молча разжигая свечи и искоса поглядывая на Гийома, который также молча следил за его действиями, не решаясь начать разговор.

- Итак, мы в относительной безопасности, мсье, - чёрные глаза прорицателя сверкнули в полутьме, и его острый взгляд впился в Нарцисса, - Что привело вас ко мне?

Беранже заговорил. Говорил он долго, и маг не торопил его, внимательно слушая, глядя, прищурившись, на пламя свечей, которое оранжевыми языками отражалось в его тёмных глазах, делая взор огненным и немного зловещим. Вокруг кружился дымок благовоний, и тяжелый мускусный запах вновь стал навивать Гийому головную боль. Книги, кости, карты, пузырьки с подозрительным содержимым, жёлтые глаза кошек, будто из сказки о лесном колдуне, создавали идеальную атмосферу для кабинета алхимика.

Жан Батист слышал немало житейских историй за свою жизнь, и видел множество людей в горе, в радости, в отчаянии, больных, обречённых, даже осуждённых, ожидавших казни. Беранже ни разу не дал воли эмоциям, повествуя о свеем, он излагал факты, не приукрашая ничего впервые в жизни. Он рассказывал о Тома, пытался объяснить свои собственные действия, оправдывая и себя, и его, и в итоге заговорил о Марисэ. Как результат, Эттейла видел лишь то, что должен был видеть, незапятнанное ложью и невнятными эмоциями. Теперь оставалось избрать необходимый расклад и задать точный вопрос.

- Так значит, теперь вы желаете отыскать его? Вы покинете герцога?

Перед этим Гийом в течение часа говорил о стольких вещах, оправдывая и обвиняя одновременно, и находя всему объяснения, но, ответить на простой вопрос оказался неспособен, хотя ответ был очевиден.

- Я хочу узнать, где он. Но, прошу вас, используйте Таро, как в прошлый раз.

- Ну что ж, Таро! Начнём тогда. Вы уже знаете, что такое медитация, и как следует вопрошать. Возьмите карты в руки.

Приняв колоду, Гийом вздохнул и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на общении с иным миром, пока маг кропил поверхность стола содержимым одной из колб.

Откройся мне. Я знаю, что ты ждёшь меня. Я люблю тебя.

Гийом не открывая глаз, тасовал карты, и Эттейла обратил внимание на два драгоценных перстня, что украшали его руки. В одном из них сверкал голубой бриллиант, а в другом - крупный агат, мягко лоснящийся при свечах.

- Гийом, снимите один из перстней. Нехорошо - носить бриллиант вместе с агатом.

Беранже вздрогнул, когда мэтр обратился к нему, но тут же поспешил исполнить его веление.

- Нет-нет, лучше бы вам снять бриллиант, друг мой. Агат идеален во время магических сеансов.

- Я не могу снять бриллиант, - глухо ответил Гийом, отдавая Таро Эттейле.

- Что ж, воля ваша.

Жан Батист провёл колодой над огнём и начал расклад. Для начала он хотел разобраться во всём сам, ибо всё то, что сообщил ему Гийом, доказывало неверность предыдущего толкования.