Келл вздыхал от скуки, облокотившись о стойку и положив подбородок на ладонь, пока Нед тужился, краснея от напряжения.

Прошло несколько долгих минут, по воде пробежала легкая рябь (возможно, от зевка Келла или оттого, что энтузиаст крепко сжал стойку и тряхнул ее), и поверхность тут же успокоилась.

Нед рассерженно уставился на доску, вены у него вздулись. Он сжал кулак, и Келл испугался, что энузиаст разобьет игрушку вдребезги, но молодой человек просто тяжело опустил руку рядом с ней.

– Понятно, – вздохнул Келл.

– Она не работает, – огрызнулся Нед.

– Что, правда? – спросил Келл, слегка согнув пальцы, и комочек земли, поднявшись из желобка, как бы невзначай улегся в его ладонь.

– Вы уверены? – добавил он, когда легкий порыв ветра подхватил песок и закружил его вокруг запястья. – Возможно, да, – вода собралась в каплю и льдинкой упала в ладонь, – а возможно, и нет, – закончил он, когда вспыхнуло масло в желобке. – Или, возможно, – произнес Келл, когда в воздух поднялся кусочек кости, – в вас просто нет ни капли силы.

Нед таращился на мага, пока символы пяти стихий исполняли маленький танец вокруг его пальцев. Затем Келлу послышалось, как Рай фыркает: «Хвастун!» – и он уронил все элементы так же небрежно, как только что заставил подняться. Земля упала в свой желобок с глухим стуком, лед – со звоном, бесшумно ссыпался песок, а пламя, плясавшее на масле, угасло. Лишь кость осталась висеть в воздухе между ними. Келл засмотрелся на нее, ощущая всю тяжесть алчного взгляда энтузиаста.

– Сколько стоит? – спросил тот.

– Не продается, – ответил Келл, а затем поправил себя: – Вам не продам.

Нед слез с табурета и собирался было уйти, но Келл с ним еще не закончил.

– Что бы вы мне дали, если бы я принес вам земли? – поинтересовался он.

Энтузиаст замер.

– Назовите свою цену.

– Мою цену? – Келл не занимался контрабандой безделушек между мирами за деньги. Деньги – вещь ненадежная. Что делать с шиллингами или фунтами в Красном Лондоне? Их лучше сразу сжечь, а не пытаться купить что-нибудь в Белых переулках. Предположим, деньги можно потратить прямо здесь, но на что? Нет, Келл вел игру другого толка.

– Мне не нужны ваши деньги, – отмахнулся он. – Мне нужно нечто важное. То, что вы не хотели бы потерять.

Нед поспешно кивнул.

– Хорошо, сидите здесь, пока я…

– Не сегодня, – сказал Келл.

– А когда?

Келл пожал плечами.

– Через месяц.

– Вы рассчитываете, что я буду сидеть здесь и ждать?

– Ни на что я не рассчитываю, – передернул плечами Келл. Он знал, что это жестоко, но хотел увидеть, как далеко готов зайти энтузиаст. Если его решение останется твердым и он придет сюда через месяц, Келл принесет ему мешочек земли. – А теперь убирайтесь.

Нед открыл и тут же закрыл рот, а потом засопел и молча побрел к выходу, чуть не врезавшись по пути в маленького очкарика.

Келл поймал висящую в воздухе косточку и положил ее обратно в шкатулку, а очкарик тем временем подошел ближе.

– Что произошло? – поинтересовался он, садясь на освободившийся табурет.

– Ничего особенного, – ответил Келл.

– Это мне? – спросил человек, кивнув на шкатулку.

Келл молча протянул ее коллекционеру. Джентльмен аккуратно взял безделушку, Келл позволил рассмотреть ее со всех сторон, а затем показал принцип действия. Коллекционер раскрыл глаза от удивления.

– Роскошно, роскошно!

Затем коллекционер порылся у себя в кармане, достал что-то завернутое в ткань и с глухим стуком поставил на стойку. Келл откинул ткань и увидел блестящую серебряную шкатулку с миниатюрной заводной ручкой сбоку.

Музыкальная шкатулка. Келл мысленно улыбнулся.

В Красном Лондоне тоже была музыка и музыкальные шкатулки, но большинство играли с помощью волшебства, а не благодаря шестеренкам, и Келл поражался, сколько труда вложено в эти машинки. Серый мир в целом был весьма примитивным, но изредка отсутствие магии подталкивало к изобретательности. Взять хоть музыкальные шкатулки: какой замысловатый, но при этом изящный механизм! Сколько деталей и сколько работы лишь для того, чтобы создать одну короткую мелодию!

– Объяснить вам, что это? – спросил коллекционер.

Келл покачал головой.

– Нет, – тихо сказал он. – У меня уже есть несколько.

Человек насупился.

– Но вас это устроит?

Келл кивнул и начал заворачивать шкатулку в ткань для сохранности.

– Не хотите послушать?

Келлу хотелось, но только не здесь – в этой грязной маленькой таверне, где не насладишься звуком. К тому же пора было домой.

Он оставил коллекционера за стойкой, где тот возился с детской игрушкой, изумляясь, что вода не выливается, а песок не высыпается, как ни тряси. Келл шагнул в темноту и направился к Темзе, прислушиваясь к городским звукам: грохоту экипажей и далеким вскрикам то радости, то отчаяния (хотя их и не сравнить с дикими воплями, зачастую раздававшимися в Белом Лондоне). Вскоре показалась река – черная полоска в темноте, а вдалеке зазвонили все восемь церковных колоколов.

Пора было уходить.

Он добрался до магазина, глухая задняя стена которого выходила к воде, и, остановившись в тени, завернул рукав. Рука уже начинала болеть после первых двух порезов, но Келл вытащил нож и сделал третий, обмакнул пальцы в кровь и приложил их к стене. Затем вынул из-за пазухи монету, – такую же, какую он сегодня отдал Георгу, – и прижал ее к пятну крови на стене.

– Ну что ж, – сказал он. – Пойдем домой.

Он часто замечал, что разговаривает с магией – не повелевает, а просто беседует. Магия была живой, и это знал каждый, но для Келла она была чем-то большим – другом, семьей. В конечном счете, она была его частичкой, и казалось, она понимает слова и чувства Келла, не только когда он ее призывает, но постоянно – при каждом ударе сердца и каждом вздохе.

Как ни крути, он был Антари.

Антари могли разговаривать с кровью, с жизнью, с самой магией – с первой и последней стихией, что живет во всем и не принадлежит никому.

Келл ощутил, как зашевелилась магия, кирпичная стена нагрелась и одновременно охладилась. Он замешкался, проверяя, не откликнется ли магия сама, без просьбы. Однако она ждала его команды. Это магия стихий говорит на любом языке, а магия Антари – подлинная магия, магия крови – говорила только на одном. Келл согнул пальцы.

– Ас Оренсе, – сказал он. «Откройся».

Магия услышала и повиновалась. Мир покрылся рябью, и Келл шагнул через дверь в темноту, сбросив с себя Серый Лондон, точно плащ.

– Санкт! – возвестил Мортимер, открыв свою карту. На ней фигура в капюшоне и со склоненной головой поднимала руну, словно чашу вина. Мортимер ликующе ухмыльнулся.

Перси скривился и швырнул оставшиеся на руках карты рубашкой вверх.

Можно было обвинить Мортимера в обмане, но это не имело смысла. Перси и сам мухлевал битый час, но так ни разу и не выиграл. Он с ворчанием придвинул свои монеты через узкий стол к груде монет Мортимера. Тот собрал выигрыш и принялся тасовать колоду.

– Продолжим? – спросил он.

– Я – пас, – ответил Перси, встав и набросив на плечи плащ с тяжелыми красными и золотыми вставками, расходившимися подобно солнечным лучам. Лязнули многослойные металлические пластины нагрудной брони и ножных щитков.

– Ир час эра, – усмехнулся Мортимер, перейдя с королевского английского на простонародный арнезийский язык.

– Я не злюсь, – буркнул Перси. – Просто на мели.

– Брось, – подмигнул Мортимер. – Бог любит троицу.

– Мне надо отлить. – Перси поправил короткий меч на боку.

– Ну сходи отлей.

Перси замешкался, оглядываясь в поисках чего-нибудь подозрительного. Но ничего такого здесь не наблюдалось. Зал был заполнен молчаливыми красивыми вещами: королевскими портретами, наградами и памятными подарками и столами, за одним из которых они играли. В самом конце зала находились богато украшенные двустворчатые двери из вишневого дерева с эмблемой Арнса – чаша и восходящее солнце. Желобки залиты расплавленным золотом, а над эмблемой светилась золотая буква «Р».