В этот момент где-то вдали раздался звонок, Иван Иванович пожал мне на прощание руку:

— Вам, любителю книг, думаю, скучно тут не будет.

Я, не теряя времени, стал рассматривать книги. Отдел библиотеки, в котором я находился, состоял из трудов старинных арабских, греческих, индусских и египетских писателей. Огромные фолианты, написанные на пергаменте и шелковых тканях, занимали все стены. А внизу, у стен в дубовых, инкрустированных серебром ящиках разложены были свитки, писанные на разных языках. На мраморной доске посреди зала был план библиотеки, я увидел, что отдел словенских книг находится в третьем зале налево. Я поспешил туда.

И тут какой-то легкий, словно от колокольчика звон привлёк моё внимание. Я поднял голову и увидел, что из стены выступает массивный каменный блок в форме стола, с глубокими выемками внизу. На столе в ряд стояли блюда из жёлтого металла, а на них свежие фрукты и закуски, посредине красовалась бутылка со «Старкой». Подойдя к столу, я увидел записку с почерком Ивана Ивановича, такого содержания: «Уважаемый Друг. Всё, что найдете на этом столе, только что приготовлено с помощью открытия наших учёных. Попробуйте, годится ли для употребления. Ваш Иван Иванович».

Я сел за стол и убедился, что вся закуска отличалась высоким кулинарным искусством. Жаркое было горячим и сочным, с приятным ароматом дыма. Фрукты удивительно свежие. А «Старка» тянулась из бутылки, как маслина, и расходилась по организму волнами приятного тепла.

Перекусив, я направился в словенский отдел библиотеки. Богатство, которое я здесь увидел в свитках и фолиантах невозможно описать. Здесь был и фолиант полоцкой летописи, писанной рукой княжны Евфросиньи, и летописи многих других древних периодов жизни нашего народа. Увидел собрание научных трудов Зямельчица, состоявшее из четырёх книг, каждая разбита на семьдесят два раздела. Книги располагались по содержанию: моральное право, гражданское и государственное право, история народа и антология лучших литературных произведений.

Целый отдел библиотеки состоял из книг, написанных глаголицей, которая, как мне показалось, была на пятьсот лет старше других словенских грамот, похоже, что знаки её развились из каких-то словенских иероглифов. Тщательно обработанные таблицы развития письменных словенских символов показывали не только перемены в формах символов, но давали одновременно и хронологические данные. И похоже, что начала словенской письменности можно найти в конце четвёртого тысячелетия до нашей эры.

Интересно было проследить по таблицам, как из человеческой фигуры (рисованной в иероглифе полностью) появлялся знак «аз» — «я», наше нынешнее большое «А». И от человеческой фигуры остались внизу только две палки, а поперечина — это память о рисованном когда-то поясе. Удивительно прочно держался многие тысячелетия знак змеи, и сохранился до наших времён в словенской букве «зело». А также знак жука в букве «ж», которая и ныне напоминает собой насекомое.

В отделе архитектуры видел удивительно изящные сооружения, так называемого гетского стиля. В отделе письменности христианских времён с особым почётом хранились рукописи первых христианских апостолов Кирилла и Мефодия. И надо сказать, что эти апостолы действительно перевели Святое писание на словенский язык. Но словенской письменностью, так называемой кириллицей ещё за добрых четыре сотни лет до них пользовались различные христианские сектанты, например, манихейцы, павликианцы и месальянцы.

Все эти сектанты также писали греческими буквами по-словенски, подгоняя их к словенской речи. И переводу канонических книг на словенский язык предшествовали различные сказания, например: «Сказание об Адаме», «Книги Еноха справедливого», «Сказание о Ламехе и Мельхиседеке», «Заветы двенадцати патриархов», «Послание Абраама ко Христу», «Евангелие Фомы», «Евангелие Никодима» и много других.

Наконец, измученный пересмотром книг, я решил обойти библиотеку, и с этой целью вышел в другой зал, а из другого в третий и так далее. Пройдя десятка два залов, наполненных книгами, я оказался перед глубокой нишей, в которой была человеческая фигура с блестящими глазами. По мере сближения с ней, глаза фигуры светили всё ярче, причём была в них какая-то притягательная сила. Когда я был на расстоянии метров десяти от фигуры, уже не было сил удержать себя, что-то непонятное, неодолимое тянуло к ней, и даже усилиями воли я не мог остановить себя, и шёл дальше. Фигура была из жёлтого металла, втрое больше естественного человеческого роста. От синеватого блеска глаз фигуры, который был направлен прямо в мои глаза, я ощущал, как тело моё немеет. И вдруг фигура правой рукой ударила трижды в щит, который был у неё на левой руке. Оглушающий тройной звук полностью парализовал меня, и я потерял сознание.

Когда я открыл глаза, то увидел, что лежу в отеле на своей постели в одежде. В окно ярко светило солнце и двумя огненными столпами ложилось на пол перед моей кроватью.

В этот момент кто-то постучал в дверь.

— Да! Пожалуйста! — сказал я.

Открылась дверь, и я увидел на пороге Подземного человека. Он подошёл ко мне и, поздоровавшись, сел у кровати. Взглянув на него, я увидел широкую ссадину на левой щеке, от уха до подбородка. Мне сразу вспомнилось подземелье, и я вскочил с кровати. Старик смотрел твёрдым, стальным взглядом мне в глаза. Его взгляд наводил на меня суеверный страх, и я снова сел на кровати.

Старый молча начал копаться во внутреннем кармане своей жилетки и вынул оттуда довольно помятый конверт, отдал его мне и сказал:

— Это вот записка от Ивана Ивановича.

Я поспешно схватил конверт и, разодрав его, достал записку, в которой было сказано:

«Уважаемый Друг, завтра мои именины, а нынче вечером Свято Купала. Заглядывайте вечерком, поговорим о нашей древней истории. Стол я снова приготовил по своим рецептам.

Надеюсь, что моя кулинария достойна к употреблению. Ваш Иван Иванович.

Полоцк, 23 июня».

Я быстро взглянул на стену, где висел отрывной календарь, там была дата 20 июня. Это был день, когда я приехал в Полоцк и вечером гостил у Ивана Ивановича.

— Какая нынче дата? — спросил я у Подземного человека.

— А какая же, это же известно, 23 июня, — ответил он, улыбаясь.

— А когда я у вас был?

— Вы позавчера были у нас, во вторник, а нынче у нас, слава Богу, четверг, завтра будет пятница, день святого Иоанна.

Голос Подземного человека показался мне каким-то скрипучим, действующим на нервы, как ножовкой по железу.

Меня снова объял суеверный страх, и я постарался поскорей избавиться от гостя. Выходя, вместо привычных при прощании слов, он сказал:

— Мы ещё увидимся.

Оставшись один, я вспоминал образ за образом всё увиденное мной, начиная с возвращения в первый вечер от Ивана Ивановича.

Нет, я не спал. Думал, передумывал и вновь приходил к убеждению, что всё это было наяву, всё было реальностью. «Может, я перепутал даты», — подумал я и, чтобы убедиться, вынул из кармана записную книжку. Да, верно: выехал я из Вильно вечером 19 июня, утром двадцатого был в Полоцке. Я позвонил.

Когда пришёл номерной, я спросил его, какая нынче дата?

Прежде чем ответить на вопрос, он быстро заговорил:

— Хорошо, что вы, Паныч, вернулись, а то вчера принесли вам телеграмму, а вас-то не было, и я не знал, что делать с ней. Дата же, Панычку, нынче двадцать третье. Но где это вы, Паныч, пробыли так долго? Как мне сказали, что вы уехали в гости, то я, признаться, и не прибирал, — и он закопошился возле умывальника.

— Кто тебе сказал, что я уехал в гости? — спросил я порывисто.

— Так вот этот самый, что был сейчас у вас, Панычку, Подземник, как его у нас называют.

Тут он спохватился и быстро побежал за телеграммой.

Телеграмма была из дома: «Приезжай назад первым поездом, важные дела», — сообщалось в телеграмме. Я очень обеспокоился, когда уезжал, никаких «важных дел» не предвиделось. Что там? Болезнь? Несчастье? Почему не сказано, какие там дела?