Мужчины казались усталыми – видимо, от подписывания чеков. Несколько дальше сидели молодожены, глядя в окно и держась за руки.
На девушке было колье из бриллиантов и изумрудов и обручальное кольцо, которого она все время касалась. Она казалась немного обалдевшей от счастья.
Я прошел сквозь бар и покрутился по саду. Затем пошел по тропинке вдоль утеса и без труда нашел место, на которое я смотрел вчера вечером с балкона Бетти Мэйфилд. Я легко нашел это место.
Пляж и маленький, изогнутый волнорез были в ста метрах отсюда. Ступени вели вниз. На песке лежали люди. Одни загорали в купальных костюмах, другие просто сидели на лежаках. С визгом бегали дети. Бетти Мэйфилд на пляже не было.
Я вернулся в гостиницу и уселся в фойе. Закурил. Подошел к газетному киоску и купил газету, просмотрел и выбросил ее. Походил вокруг конторки.
Моя записка по-прежнему лежала в отделении 1224. Я подошел к телефону и вызвал Митчелла. К сожалению, мистер Митчелл не отвечал.
За моей спиной раздался голос женщины:
– Портье сказал мне, что меня искал некий Марлоу, – сказала она. – Это не вы, часом?
Она была свежа, как роза поутру. На ней были темно-зеленые брюки и туфли для верховой езды и зеленый плащ поверх белой рубашки. Дорогой платок на шее. Волосы на лбу перехвачены эластичной лентой.
Портье уже прислушивался в трех шагах от нас. Я сказал:
– Мисс Мэйфилд?
– Да, я мисс Мэйфилд.
– Моя машина ждет. Вы смогли бы сейчас осмотреть этот участок?
Она глянула на часики.
– Да, видимо, да, – сказала она. – Мне скоро нужно переодеться, но... ладно.
– Сюда, мисс Мэйфилд.
Она шла рядом. Мы прошли через фойе. Я уже чувствовал себя здесь как дома.
Бетти Мейфилд злобно глянула на двух головолом-щиков.
– Ненавижу гостиницы, – сказала она. – Вернись сюда через пятнадцать лет – и увидишь тех же людей, в тех же креслах.
– Да, мисс Мэйфилд. Знаете ли вы человека по имени Клайд Амни?
Она покачала головой.
– А что, стоило бы?
– Элен Вермильи? Росса Гобла? Она вновь покачала головой.
– Хотите выпить?
– Спасибо, не сейчас.
Мы вышли из бара и пошли по дорожке к машине. Я придержал дверцу «олдса», чтобы она могла сесть. Выехал со стоянки и проехал прямо по Гранд-стрит в сторону холмов. Она нацепила на нос солнечные очки в блестящей оправе.
– Я нашла чеки, – сказала она. – Вы необычный сыщик.
Я сунул руку в карман и вернул ей снотворное.
– Вчера ночью я побаивался за вас, – сказал я. – Пересчитал таблетки, но, сколько было там сначала, я не знал.
Вы сказали, что приняли только две. С вас сталось бы раскачаться и на пригоршню-другую. Она взяла флакон и сунула его в карман плаща.
– Я перепила. Алкоголь и барбитураты не идут вместе. Я отключилась. Вот и все.
– Я не был уверен. Чтобы умереть, нужно принять не менее тридцати пяти гранов этого средства, и тогда это занимает несколько часов. Я не знал, что делать. Пульс и дыхание были в норме, но это ничего не значило. Если бы я вызвал врача, мне пришлось бы многое объяснять. Если вы приняли смертельную дозу, парни из уголовной полиции узнали бы об этом, даже если бы вы выкрутились. Они расследуют попытки к самоубийству. Но если бы я ошибся, вы бы сегодня не ехали со мной. Что бы я тогда стал делать?
– Это – мысль, – сказала она. – Не могу сказать, что меня это безумно беспокоит. Кто эти люди, которых вы упомянули?
– Клайд Амни – адвокат, который нанял меня следить за вами, по указаниям адвокатской конторы из Вашингтона. Элен Вермильи – его секретарша.
Росс Гобл – сыщик из Канзас-Сити, который говорит, что ищет Митчелла. – Я описал его.
Ее лицо окаменело:
– Митчелла? Зачем ему нужен Ларри? – Я задержался на углу Четвертой и Гранд-стрит: старик в инвалидной коляске поворачивал налево со скоростью пять километров в час. В Эсмеральде таких полно. – Зачем ему понадобился Ларри Митчелл? – спросила она горько. – Почему все не могут оставить всех в покое?
– Ничего мне не рассказывайте, – сказал я, – только задавайте вопросы, на которые у меня нет ответов. Это полезно для моего комплекса неполноценности.
Я сказал вам, что мое задание окончилось. Почему я здесь? Это понятно. Я целю на эти пять кусков по второму заходу.
– Поверните на углу налево, – сказала она, – мы поедем в горы. Там открывается восхитительный вид. И множество шикарных домов.
– Черт с ними, – сказал я.
– И место тихое. – Она вынула сигарету из пачки и прикурила, – Уже вторая за два дня, – сказал я, – круто вы на них налегаете. Я сосчитал ваши сигареты прошлой ночью. И спички тоже. Я обшмонал вашу сумочку. Я становлюсь пронырой, когда мне вешают лапшу на уши. Особенно когда клиент вырубается и оставляет меня держать младенца.
Она повернула голову и посмотрела на меня:
– Это, должно быть, снотворное и выпивка, – сказала она. – Я была немного не в себе.
– В «Ранчо Дескансадо» вы были в отличной форме. Тверже гвоздей. Мы должны были смыться в Рио и жить в роскоши. Видимо, и в грехе. Все, что мне нужно было сделать, – избавиться от трупа. Что за лажа! Трупа нету.
Она все еще смотрела на меня, но мне надо было следить за дорогой. Я остановился и свернул влево. Я въехал в тупик с ржавеющими трамвайными рельсами.
– Поверните налево, вверх. Внизу какой-то коттедж.
– Кто и в кого стрелял?
Она сжала виски краями ладоней.
– Я думаю, кроме меня, было некому. Я, наверно, спятила. Где он?
– Пистолет? Он в целости и сохранности. На всякий случай, если сон станет правдой и мне придется его предъявить.
Мы подымались вверх. Я поставил ручку переключения скоростей в такое положение, чтобы «олдс» оставался на третьей скорости. Она посмотрела с интересом. Затем на сиденья, покрытые светлой кожей, на приборы щитка.
– Как вы можете себе позволить такую дорогую машину? Вы не так уж много зарабатываете, не так ли?
– Они все дороги в наши дни, даже дешевые. Можно с тем же успехом иметь машину, которая еще и едет к тому же. Я где-то читал, что сыщику нужна простая незаметная, темная машина, на которую не обратят внимания. Этот парень, видимо, никогда не бывал в Лос-Анджелесе. В Лос-Анджелесе, чтобы на тебя обратили внимание, нужно ездить на «мерседесе» с солнечной площадкой на крыше и с тремя кралями в купальных костюмах.
Она хихикнула.
– И еще, – развивал я тему, – это хорошая реклама. Может, я мечтал уехать в Рио. Я мог бы продать ее там дороже, чем здесь она обошлась мне новая. На грузовом судне перевезти не накладно.
Она вздохнула:
– Ох, хватит язвить. Мне не так-то весело сегодня.
– Видали своего дружка? Она застыла.
– Ларри?
– У вас есть и другие?
– Вы могли иметь в виду Кларка Брандона, хотя я с ним едва знакома.
Ларри был очень пьян вчера вечером. Нет, я не видела его. Видимо, он отсыпается.
– Он не отвечает на звонки.
Дорога раздваивалась. Белая линия свернула налево. Я поехал прямо, без всякой причины. Мы проехали мимо старых испанских особняков, построенных высоко на горе, и нескольких современных вилл пониже, с другой стороны.
Затем дорога плавно поворачивала налево. Покрытие казалось новым. Дорога шла к мысу и тут же завершалась широким кольцом. Друг против друга, с двух сторон кольца, стояли два больших особняка. Их украшали тонны керамики, а выходящие на море окна сверкали зеленым стеклом. Вид был потрясающий. Я смотрел не отрываясь целых три секунды. Затем остановился у обочины и выключил мотор. Мы были на высоте триста метров. Весь город раскинулся перед нами, как на аэрофотоснимке.
– Может, он болен, – сказал я. – Может, он уехал. Может, он умер.
– Я уже сказала... – Ее трясло. Я взял у нее из рук окурок и положил в пепельницу. Поднял стекла машины и положил руку ей на плечи, притянул ее голову и положил себе на плечо. Она расслабилась, не сопротивлялась, но по-прежнему дрожала.
– С тобой уютно, – сказала она, – но не торопи меня.