Грубый низкий голос рыбака был хриплым, словно навек простуженным.

- Идет, - снова легко согласился купец, а рыбак досадливо поморщился: продешевил.

Но делать нечего: цена озвучена и отступать некуда. Прислав посторонился, открывая проезд. Телеги с шумом вкатили в ворота. Возчики принялись распрягать усталых коней, воины спешились и прохаживались по двору, разминая ноги и затекшие после долгой езды спины.

Со двора прямо к реке шел пологий невысокий спуск, и мужчины, устроившись в невысокой длинной летней пристройке, повели лошадей на водопой. А часа через три, после хорошего ужина густой наваристой ухой и местным пряным хмельным пивом, путешественники собрались во дворе поболтать и покурить перед сном.

В вечерней тишине, опустившейся над лесом, рекой и деревней, медленно догорал закат. Человеческое поселение неспешно отходило ко сну. Стихали деревенские звуки, вместо них на первый план тихо и робко наплывала мелодия природы: где-то в лесу ухнула сова, ей ответил громкий хохот филина. Зазвенели комары, к ним присоединился многоголосый хор кузнечиков.

Неожиданно в ворота постучали. Через двор тут же промчалась Гуня, стыдливо прикрывая лицо цветастым платочком. Маленькая и неприметная калитка, притулившаяся с боку забора, открылась с тихим скипом, и во двор вошла высокая и стройная семнадцатилетняя девушка. На ней было длинное льняное платье, вышитое по местным обычаям яркими полевыми цветами. На ногах плетенная из лыка обувка. Русые волосы, туго заплетенные в две косы, опускались почти до колен. Из-за плеч и головы девушки высовывался верх берестяного короба с торчавшими из-под крышки пучками трав.

За девушкой показался паренек лет четырнадцати-пятнадцати. Такой же высокий и стройный, как девушка, с темно-русыми кудрями по плечи и пушком над верхней губой. Их сходство было очевидным: дети Прислава. За плечами парнишки висели туго набитый тяжелый дорожный мешок и лук с колчаном, на поясе - заячьи и утиные тушки.

Мужчины, как по команде, повернули головы, их ленивый негромкий разговор постепенно прекратился.

- Облезлый гоблин, вот это красавица!- выдохнул один из стражников.

- Рот закрой, брюхо слюной закапаешь, - хохотнул пожилой возчик.

- Дочка, наверное, хозяина-то, - прошептал молодой возница, приподнимаясь на локте. - Хороша.

- Хороша-то хороша, да не для всякого ерша! - снова усмехнулся пожилой.

Парень, услышав разговор незнакомцев, резко повернул голову и приостановился. В его больших зеленых глазах полыхнул недобрый огонек.

- Эге. Защитник-то не из трусливых, - проговорил со смешком один из воинов. - Враз тебе, Тир, башку-то отвернет, чтоб не заглядывался.

- Или еще что другое отчекрыжит. Вон у него охотничий нож какой здоровущий, - поддержал со смехом товарища другой охранник.

Мужчины добродушно посмеялись и продолжили прерванный неспешный разговор.

Чернобородый Докун, так звали купца, лежал у одной из телег на большой охапке сена, чуть поодаль от своих людей. Он проводил девушку долгим задумчивым взглядом, а когда она исчезла за дверями дома, откинулся на сено и прикусил крепкими белоснежными зубами сухую травинку. Его темно-зеленые глаза, в которых засветилась какая-то потаенная мысль, устремились, не мигая, в ночное небо.

***

Обоз отдыхал в Сторожевой целых четыре дня. Накануне пятых суток главой каравана был объявлен общий сбор и ранний отъезд.

Вечер еще не вошел в полную силу. Докун, накинув на плечи теплый кафтан, спустился к реке. Степенно уселся между обломанных корявых сучьев выброшенного на берег бревна-топляка, белевшего в ранних сумерках, словно огромная кость дракона. Неподалеку Прислав развешивал по шестам сеть для просушки. Купец помолчал несколько минут, наблюдая за работой рыбака. Потом шумно вздохнул, словно решился на непростой разговор и позвал:

- Слышь, Прислав Яранович, беседу к тебе имею. Присядь-ко.

- Недосуг мне беседы беседовать, - грубо оборвал купца Прислав. - И рассиживаться некогда. Пустым делом отродясь не баловался. Коли языком почесать охота, к деревенским кумушкам ступай - наговоришься.

- А ежели не пустым? - тихо и вкрадчиво спросил Докун. - Ежели я к тебе дело серьезное имею?

- Како тако дело может предложить заезжий купец простому рыбаку? Товар твой здесь и даром не нать. Мы столичных обнов не носим. Нам форсить-то не перед кем.

Купец спрятал в бороде довольную улыбку: хитрит мужик. Разузнал уже, что везет Докун в тюках из толстой воловьей кожи дорогие изысканные наряды, эльфийскими мастерами сработанные. В них в деревне и правда не походишь. Тут такой товар и впрямь без надобности. Но лукавец все одно чуть заметно приостановился, замедлил работу - ждет, что предложит ему торговец.

- Дак я и не собираюсь платьями да тканями торговать, - снова тихо и миролюбиво проговорил Докун, следя за реакцией рыбака. - Я хочу с тобой породниться.

Прислав отреагировал мгновенно. Развернулся резко, сверкнув синими глазищами, словно ножом резанул.

- Женат ведь, - кивнул на правую руку Докуна, запястье которой стягивал брачный браслет. - Мы не нелюди какие, многоженство наши боги не приветствуют. Да и не потянем мы. Дочки мои бесприданницы. Нечего мне за ними дать. А ты, по всему видать, купец удачливый, какой тебе резон с таким лапотником родниться?

Докун подавил смешок: Прислав самый зажиточный в деревне хозяин. Не может того быть, чтобы не было у него приданного для дочек, такого позора даже он не допустит.

- Так я не для себя, для сына стараюсь. Присмотрелся тут к дочке твоей - кротка, услужлива, лицом не дурна. В городах-то девицы сейчас все с гонором. А твоя не перечлива - как раз для моего сына подходящая. А приданного мне за ней никакого и не надобно. Я сам готов приплатить, ежели отпустишь ее завтра со мной.

- Без сговору-то? Как же можно? - Прислав окончательно забросил работу и теперь стоял перед Докуном, уперев руки в бока.

- А мы сейчас чем занимаемся? Ежели договоримся, к жрецу тут же сходим, он брачные браслеты и освятит. Чем не выход? Я знаю: такие сговоры у вас в ходу. Без жениха и невесты.

- Сто золотых, - выдохнул Прислав. - И не монетой меньше!

Купец притворно округлил глаза: он был готов согласиться на двести.

- Крут, ты, однако, сват, торговаться. Уважаю. Наш человек, - помолчал, покачал задумчиво головой, втихомолку посмеиваясь над деревенским простофилей, который от нервного ожидания даже вспотел, и наконец, согласно кивнул. - Ладно, быть по-твоему. По рукам, и к жрецу.

Прислав от привалившего нежданно-негаданно счастья даже заулыбался. Взъерошив обеими руками шевелюру, довольно плюнул на ладонь и протянул ее купцу. Докун тоже плюнул на свою, и они ударили по рукам.

Не заходя во двор, мужчины отправились вдоль реки к храму местных богов.

***

Ранним утром, когда рассвет едва окрасил в розовые тона далекие вершины Гномьего Кряжа, торговый обоз покинул деревню. В самой его середине, меж трех телег купца Докуна, покачивался на пружинистых рессорах новый небольшой дормез. Как удалось купцу за одну ночь раздобыть дорожную карету - для всех осталось загадкой. Но только подкатил он к воротам усадьбы Прислава ровно в тот момент, когда отец объявил дочери свою родительскую волю. Мать с заплаканными глазами сунула ей небольшой узел со старыми платьями, новые-то Прислав запретил отдавать, и клюнула ее мокрым носом в побелевшую от ужаса щеку.

Гунька с громким воем обхватила, прижавшись взлохмаченной со сна головой к ее груди. Старшие братья только издали хмуро кивнули, прощаясь безмолвно. А младший братишка Тишемир так и не вышел проводить. Как ни оглядывалась вокруг Зорика, а не увидела его. Глубокая печаль и обида закралась в сердце. Вот уж от кого-кого, а от него не ждала она такого предательства.

Но делать нечего. Поклонилась девушка родному дому, отцу с матерью и села в дормез, дверцы которого тут же захлопнулись, как стальные челюсти капкана.