– Вы были уже здесь когда-нибудь? – спросил Марз.

– Во времена сухого закона. Я не так уж сильно увлекаюсь азартными играми.

– Если нет денег... – улыбнулся он. – Вы должны заглянуть сегодня в игорный зал. Там присутствует ваша знакомая. Играет очень высоко. Я слышал, что ей сопутствует счастье. Это Вивиан Риган.

Я поставил бокал и угостился сигарой с монограммой Эдди.

– Честно говоря, мне очень понравилось ваше вчерашнее поведение, -сказал Эдди. – Сначала я был взбешен, но позже понял побуждения, которыми вы руководствовались. Чувствую, что мы прекрасно поладили бы – вы и я. Сколько я вам должен?

– За что?

– Вы все еще так осторожны? Небольшая утечка информации из центрального комиссариата. Иначе нельзя было бы вести дело. Я получаю все новости из первых рук, еще теплыми, и абсолютно не в том виде, в каком они позже появляются в газетах, – он продемонстрировал мне большие белые зубы. – Да? А что вы узнали? – спросил я.

– Вы не хотите денег?

– Я понял так, что у вас есть для меня какая-то информация.

– Информация? Касательно чего?

– У вас очень короткая память. Речь идет о Ригане.

– Ах да, – махнул он рукой и его ногти блеснули в тусклом свете прикрытой абажюром лампы, бросавшей неяркий круг света на потолок. – Я слышал, что вы уже получили эту информацию. А с меня причитается. Я привык платить за хорошее отношение к себе.

– Я приехал сюда не за деньгами. За свою работу я получаю. С вашей точки зрения не так уж много, но мне хватает. И у меня есть правило: никогда не работать на двух клиентов одновременно. Ригана прихлопнули, случайно, не вы?

– Нет. А вы думали – я?

– Вы вполне способны на это.

Он засмеялся.

– Шутите?

Я тоже засмеялся.

– Конечно. Ригана я ни разу не видел, но его фотографию – да. Вашим людям он не по зубам. Кстати, раз уж мы заговорили о ваших людях, не посылайте ко мне своих балбесов с револьверами. А то я могу разозлиться и отправить кого-нибудь из них на тот свет.

Эдди Марз посмотрел на огонь камина сквозь стекло бокала, поставил его на край стола и вытер губы тонким батистовым платком.

– Говорите-то вы красиво. Но не слишком ли много берете на себя? Риган в самом деле вас ничуть не интересует, да?

– Нет. Никто не поручал мне искать его. Но я знаю кое-кого, кому интересно знать, где он.

– Ей на это плевать, – сказал Марз.

– Я имею в виду ее отца.

Марз снова вытер губы и посмотрел на платок так, словно ожидал увмдеть на нем кровь. Затем сдвинул густые, седые брови и потрогал пальцем опаленный солнцем красный нос.

– Гейгер пытался шантажировать генерала, – продолжал я. – Генерал мне не сказал, но, как я догадываюсь, он боится, не замешан ли в это Риган. Эдди Марз рассмеялся.

– Гейгер проделывал это чуть не с каждым. Это была его навязчивая идея. Он брал с людей долговые расписки...

Самые настоящие. Но никогда не отважился бы потребовать их оплаты через суд. Он вежливо вручал их клиенту, сопровождая цветастыми фразами, а сам оставался с пустыми руками. Если оказывалось, что кто-то пугался, он начинал обрабатывать его, если нет – отступался.

– Вот как, – заметил я. – Отступался. Вот и доработался. Откуда вы все это знаете?

Марз нетерпеливо пожал плечами.

– Бог ты мой, я был бы счастлив, если бы не знал и половины того, что мне доносят. Слишком много знаний о людях – вот самый большой недостаток моей профессии. Итак, что касается Гейгера, то это уже позади. Дело сделано.

– Сделано и оплачено.

– Очень жаль. Было бы неплохо, если бы старый стернвуд нанял за подходящую плату такого бравого малого как вы, чтобы удержать своих дочерей дома хотя бы два вечера в неделю.

– Зачем?

Эдди скривился.

– Они как несчастье, вошедшее в поговорку. Взять хотя бы ту брюнетку. Это настоящее стихийное бедствие для моего клуба. Когда проигрывает, она играет как безумная. В результате сидит тут с полным бумажником расписок, которые никто у меня не выкупит даже по самой низкой цене. Ведь у нее нет собственных денег, кроме карманных, которые она получает от генерала, и никому неизвестно, что он написал в завещании. Когда же она выигрывает, то забирает мои собственные настоящие денежки и уносит их в свой красивый домик.

– Но ведь на следующую ночь она снова приносит их назад, – заметил я. – Лишь часть из них. Но если принять во внимание более длительный срок, то проигрываю я, а не она.

Он посмотрел на меня серьезно, как будто для меня это в самом деле имело какое-то значение. Я удивлялся, почему он счел необходимым рассказать мне все это. Я зевнул и допил содержимое своего бокала.

– Пойду-ка я в игорный зал и взгляну на это ваше предприятие. – Я поднялся с кресла.

– Хорошо, проходите, пожалуйста, – сказал Эдди, показывая на дверь, находящуюся рядом с сейфом. – Здесь вы пройдете в зал.

– Я предпочел бы вход, предназначенный для обычных людей.

– Ладно, как хотите. Во всяком случае мы остаемся друзьями?

– Конечно, – согласился я, и мы пожали друг другу руки.

– Быть может в будущем я и в самом деле смогу оказать вам услугу. На этот раз вы обо всем узнали от капитана Грегори.

– Это означает, что вы и его тоже купили?

– Не так все плохо. Мы просто друзья.

Некоторое время я смотрел на него, потом подошел к двери, через которую вошел сюда. Открыв ее, повернулся и спросил:

– Скажите, вы посылали серый «плимут» следить за мной?

Его глаза расширились. Похоже он был взволнован.

– Черт возьми, нет! Зачем бы мне это понадобилось?

– Я тоже не смог это объяснить, – сказал я и вышел. У меня создалось впечатление, что его удивление было слишком искренним, чтобы быть поддельным. Мне даже показалось, что он немного встревожился. Но я никак не мог понять, что могло быть причиной тому.

Было примерно полодиннадцатого. Маленький мексиканский оркестр явно утомился, играя негромкие румбы, которые никто не танцевал. Один из музыкантов вытирал кончики пальцев так, словно они причиняли ему боль, в то же время вставляя в рот сигарету тем же, почти болезненным движением. Четверо других одновременно, словно по чьему-то знаку, наклонялись, доставали из-под стульев стаканчики, делали глоток из них, облизывали губы и поблескивали глазами. Текила – вот что это должно было означать. Но скорее всего они пили минеральную воду. Это представление было таким же ненужным, как и сама музыка. Все равно на них никто не смотрел.

Зал, очевидно, некогда предназначался для танцев. Эдди Марз переделал его лишь настолько, насколько требовало дело. Никакой хромировки, никаких преломляющихся лучей, исходящих из-под угловых карнизов, никаких фигурок выплавленных из стекла, никаких кресел кричащих цветов, ничего из типичной для Голливуда псевдосовременной техники обустройства помещений. Свет лился из тяжелых хрустальных люстр, стены были покрыты красной камчатной тканью, немного полинявшей от времени и почерневшей от пыли, но прекрасно сочетавшейся с паркетом пола, который виден был, впрочем, лишь частично перед возвышением для мексиканского оркестра. Остальное покрывал дорогой ковер того же красного цвета. Паркет был сделан из двенадцати сортов твердой древесины – начиная с бирманского тикового дерева с переходом к нескольким оттенкам дуба и кончая похожим на красное розовым деревом. Все это складывалось в сложный утонченный узор.

Это все еще было красивое помещение, только занимались в нем сейчас рулеткой вместо ритмичных старомодных танцев.

У стены напротив выхода стояли три стола, соединенные латунным ограждением, которое одновременно отделяло крупье от игравших. Играли на всех трех столах, но люди толпились возле среднего. Я узнал черную головку Вивиан Риган. Подойдя к бару в углу зала, я взял бокал рома. Бармен стоял напротив меня по другую сторону стойки и наблюдал за группой хорошо обетых людей у среднего стола.

– Сегодня она выиграла кучу денег, – сказал он. – Та высокая черноволосая коза.