- Нет, – Хайлин поднялся, не отводя от него взгляда. – Ты не прошлое. Ты – мое настоящее и мое будущее. И я хочу этого всем своим сердцем. Ты сумел совладать с собой, ты сумел. Другие тоже сумеют, если ты поможешь им. Мы считали вас почти богами. А вы – такие как мы. И однажды мы поймем друг друга. Не можем не понять. Потому что нельзя не понимать того, кого любишь.

Хиллэриен покачал головой:

- Мы не боги. И я – не все. Как и ты – не мир. Ты – это ты. Я – это я. Ты хотел быть моим, ты мой, а об остальных я не хочу сейчас говорить. Всему свое время, Хайлин. И для тревоги, и для радости, и для любви, – он встал, неловким жестом оправляя задравшийся рукав. Все еще непривычно. Все еще странно.

- Прости, – сожаление и боль глубоко внутри. Хайлин коротко поклонился. – Я не должен был говорить так. Прости. – Полшага назад, разрывая расстояние. Чтоб не чувствовать волнующего тепла.

Хиллэриен вскинул голову, глядя на него с удивлением и тревогой. Он что-то не то сказал? Или не так? Как же трудно им понимать друг друга… Несколько мгновений он смотрел в потемневшие глаза Хайлина, а потом вдруг шагнул вперед, обнимая его крепко, сильно. Прижался губами к виску и прикрыл глаза.

«Слова приносят боль. Значит, они не нужны. Чувствуй, Хайлин. Тело лгать не умеет».

Лин зажмурился, чувствуя, как заполошно колотится сердце в груди. И дрожь по телу. И жарко. И коротит, кажется, каждый нерв.

«Я люблю тебя, карми. Ты чудо, которого я так давно ждал», – он обнял ласку за талию. Так правильно. Так хорошо. Так должно быть.

«Я не чудо, – смех ласки в голове отозвался волной тепла. – Я всего лишь потерявшийся Страж, которого ты нашел. Ты весь горишь» , – он провел ладонью по его спине, плечу, зарылся пальцами в волосы, невесомо лаская дыханием кожу лица.

«Это потому что я хочу тебя», – Хайлин застонал. Его тело отзывалось на каждое прикосновение, на невиннейшую ласку.

В ответ Хиллэриен надавил на его поясницу, принуждая прижаться к нему теснее. Провел губами по его скуле, сжал мочку уха.

«Ты похож на лиру, мой Хайлин. Отзываешься так звонко, так ярко».

«Я твоя лира», – выгнулся в его руках дарк. – «А ты – мой музыкант. Раз и навсегда».

На секунду он отстранился, а потом накрыл губами губы ласки. И поцелуй его был далек от невинности.

Хиллэриен ответил на него мгновенно, сильно. Стиснул, сжал податливое тело в объятиях.

«Я не дарк, мой Хайлин. Я не альфа. Но ты будешь петь в моих руках».

Лин вспыхнул мгновенно, отзываясь на прикосновения, на поцелуй, на слова, на жадную жаркую силу рук.

«Займись со мной любовью, карми…»

«Я боюсь причинить тебе боль. Только если ты поведешь меня…» – Хиллэриен укрывал поцелуями его лицо, ласкал дыханием влажные губы, сминая пальцами ткань одежды.

«Поведу…» – дарк отстранился, глухо застонав. Каким чудом ему это удалось – он и сам не знал. Просто казалось неправильным оставаться здесь, среди книг и мониторов. Им выделили крохотную каюту на двоих, и именно туда Хайлин потянул за собой ласку. – «Поведу. Я ничем не отличаюсь от тебя… я такой же… просто мое тело способно принимать семя и дарить жизнь, и еще я получаю удовольствие от этого не сравнимое ни с каким другим».

«Ты был с кем-нибудь?» – Хиллэриен покорно шел следом, с легким волнением стискивая его пальцы.

Лин обернулся, сверкнув шалой улыбкой.

«Нет, но я знаю об этом. Я твоя омега, несмотря на то, что ты не альфа и не дарк, и боли ты мне не причинишь».

«Не дразни меня», – Хиллэриен притиснул его к двери, как только та закрылась за ними. Вжался губами в губы, оставил влажный след на скуле и вдруг отступил, потянувшись к застежке. Он раздевался не торопясь, ничуть не рисуясь, и когда закончил, вытянулся перед Хайлином совершенно обнаженным.

«Ты альфа, хоть и не дарк», – только и смог что ахнуть Хайлин. Узкие бедра, длинные стройные ноги – Хиллэриен был тоньше и изящнее альфы, и все же… иначе как альфу его воспринимать было нельзя. – «Красивый».

Он сам рванул застежку на своем комбинезоне, только вот так просто и так грациозно раздеться не получилось. Он едва не запутался в рукавах, но когда осилил и это – просто коснулся раскрытой ладонью гладкой груди.

«Ты альфа, мое сердце…» – губы коснулись бьющейся под нежной кожей венки. – «Ты – альфа».

Хиллэриен обнял его, прижимая к себе. Кожа к коже, сердце к сердцу. Так горячо, так… жадно.

«Веди меня».

Кончики пальцев очертили ключицы, грудь. Ладони погладили сильные предплечья, скользнули на спину, несильно сжали подтянутые упругие ягодицы.

«Ты знаешь, что делать… ты уже показывал мне это, помнишь?» – быстрый всплеск. Он помнил картинку в деталях, переплетенные тела, безумный накал.

«Помню» , – Хиллэриен поочереди коснулся губами его век, снял улыбку с губ. Мягко увлек к ближайшей кровати и опрокинул на нее, накрывая своим телом.

Лин судорожно выдохнул и ногами обвил его бедра, чувствуя, как упирается в живот напряженный член. Его желают. Он – не чужой. Сверкающий восторг затопил сознание. Язык скользнул по зацелованным губам. Проник в шелковистую глубину рта.

«Тогда возьми меня».

«Да, мой маленький повелитель», – Хиллэриен улыбнулся ему.

Хайлин не знал, как нужно и как правильно. Как это может и должно быть. Но каждое откровенное прикосновение, каждый влажный поцелуй словно бил током. Крошечными разрядами-искорками, раскатывающимися по позвоночнику и вдоль тела. Хиллэриен целовал его сильно, изучал осторожно, аккуратно. Прослеживал пальцами изгибы и впадинки, проникал внутрь тела, словно уговаривая его открыться и довериться.

Лин кусал губы, тихо стонал в ответ на каждое новое прикосновение и горел. Невозможно, жарко, возвращая сторицей все, чем одаривал его карми. И доверялся. Доверялся всецело, точно и впрямь ждал этого момента всю свою жизнь.

«Доверься мне, – Хиллэриен прижался щекой к его виску, дыша тяжело, жарко. – Впусти меня, и я покажу тебе, что значит моя любовь».

«Я твой», – Лин расслабился и… открылся. Позволяя видеть и чувствовать себя, видеть и чувствовать собой. Позволяя узнать, каким он видит ласку и что ощущает по отношению к нему.

Это было все равно, что попасть в океан кипящей лавы. Жар, жар, жар… Он ласкал кожу, тек по венам. Когда каждое прикосновение отдается эхом. Когда тот, кто принимает, одновременно чувствует, как он берет. Странно. Сильно. Общие эмоции, одни ощущения. Это не Хиллэриен входил раз за разом в его тело, это Хайлин двигался меж раздвинутых бедер неторопливо, глубоко. Это он целовал и его целовали. Раскрытая книга, прозрачный воздух, идеальные отражения.

И когда это безумное эхо стало невыносимым – Лин закричал. Слишком много. Слишком ярко. Слишком сильно. Это гуляло по его телу… по телу его карми… по щекам потекли обжигающе-горячие слезы, но это были слезы торжества. Он стал целым. Он стал собой.

…Том проспал еще почти двое суток. За это время Крис провел тестирование всех систем корабля, несколько раз почти разбудил спящее свое сокровище, заставляя его поесть в таком же почти спящем состоянии, растереть его теплым влажным полотенцем трижды, выслушать восторги медиков по поводу скорости восстановления в коконах спящих ласок, и в конец озвереть от скуки. А скучать Крис Хэмсворт ненавидел так же сильно, как выбирать.

В кают-кампании было тихо. Вахтенные – на вахте, остальные члены экипажа тоже при деле. Исключение составляли только засевшие за каталоги метаморф и мистер Тай, и еще Хиллэриен, которому его карми проводил мастер-класс по общению с дарками.

- Как успехи, господа? – Хэмсворт опустился в свободное кресло рядом. Дурацкое начало разговора, но по-другому никак не получается. Разве что просто сидеть и молчать. Эти двое ощущались единым целым. И это порядком удивляло.

- Я научился ругаться по-бетански, – Хиллэриен улыбнулся мягко, но взгляд был цепким, немного настороженным. Он говорил не так бегло, как думал, но перестал делать ошибки в произношении слов, окончаниях и ударениях. – Мир изменился, стал жестким, но более интересным. И я вижу следы других ласок. Самый яркий – в дарках, естественно.