- Да-да-а, - по-своему поняла Инна Константиновна. - Для таких единственный путь почувствовать себя значительными - зло... В общем, пока я оформляю, Насте ни слова не говорите!
Легко сказать: не говорите! Фигура умолчания буквально стояла в квартире. Света о нее спотыкалась, фигура росла, пухла, нельзя было пройти по комнате, чтоб не стукнуться о нее. И Света потащила Мишу из дому, в кино хотя бы...
Света уже красила губы, и Настя ей заметила:
- Ты могла бы сейчас затеряться в парижской толпе!
Слова были Мишины, но само умение вовремя сказать, прилепиться, понравиться - собственное, Настино. Хватка у нее, конечно...
Миша по дороге говорил: ничего, в детдоме она не пропадет - щеки вон налиты румянцем, руки налились силой. А помнишь?..
- Ну как Настя? Что рисует сейчас? - спрашивали в фойе у Ивановых знакомые - Света вздрагивала и что-то мямлила про Дали.
Света любила Тарковского: золотое освещение лиц, полутени, рембрандтовские говорящие глаза. Но тут шприцы в фильме опять напомнили ей вечные уколы Насте... Вдруг рембрандтовское ушло с экрана и хлынуло многоцветье Зоны, словно с картин Насти полилось раздолье красок. Операция над душой Светы шла под наркозом искусства, так что казалось, делают ее другим (то Писателю, то Ученому). Это им больно. Но вдруг режиссер забыл про наркоз: на экране пошли сплошь сломанные рельсы, проржавевший металлолом, шприцы уже покореженные... это страх перед Комнатой, где сбываются желания. Даже не так: сбываются там сокровенные мечты. Но что, если кто-то спутает сокровенное с выгодным? Ведь все сбудется, все!
Света вошла в Зону вместе с героями и сейчас тоже спросила себя: какие у нее сокровенные мечты? У нее, Светы Ивановой, жены Миши и матери детей, и... и Насте не чужой... В Зоне герои должны по телефону сказать это сокровенное, а в жизни последние дни Света только то и делала, что говорила сама с собой. И она сказала без всякого телефона: пусть Настя останется у нас и вырастет человеком! Проговорив это, Света вышла из Комнаты.
Показался откуда-то из буфета йог Андрей и подарил им афишу "Сталкера" на английском языке.
- Заметила, как девочка двигает стакан взглядом? - спросил он. - Вся надежда на парапсихологию, йогов и экстрасенсов.
- Надежда на чудо, - сказал идеалист Миша. - А Настю мы не должны сдавать. Надо еще стараться.
Света сжала его руку, как в примитивном кино или романе. Это плохие мысли о Насте сделали их беднее на слова и жесты, сразу подумала она, но они еще постараются, и... другие найдет Света выражения чувств для мужа. Достойные...
Дома было прибрано, как всегда, когда Света и Миша уходили куда-либо. Настя лучилась: ну как - Фэ и Бэ в обмороке не валяются? (Она знала, что Миша обычно после фильма произносит: "Феллини в обмороке от зависти уж не валяется" - или: "Бергман без чувств не слег".)
- Такое кино, - сказала Света. - Когда-нибудь я вам расскажу... лет через десять - двадцать. Напомните, и я расскажу. Все.
- Фантастика? - спросил Антон, раскручивая афишу. - Интересно, мы одни во Вселенной или нет?
- Если одни, то должны пылинки друг с друга сдувать, - повторила Настя чью-то реплику, но Свете некогда было вспоминать и анализировать. Надо думать, как завтра у Инны Константиновны заявление выпросить.
Мы работаем
- Вы видели "Сталкера"? - спросила Света.
- Тарковский - это не мое. - Инна Константиновна относилась к людям, у которых заготовлены ответы на неприятные вопросы.
- А мы видели. Вчера... И решили подождать, не сдавать в детдом.
- То, что вы решили, меня не касается. Я здесь работаю, мы все работаем, а не в игрушки играем. Вы написали заявление, я дала ему ход. Ждите результата.
- Но мы передумали, Инна Константиновна, голубушка! Прийти к вам меня заставил фильм... - Света не жалела себя - упрашивала, говорила банальности, плакала. Она довела Инну Константиновну до бешенства.
- Злом победить зло невозможно, - продолжала свое Света. - И мы наконец это поняли...
Инна Константиновна надевала пальто: у нее давление - верхнее инсультное, а нижнее - инфарктное, так что лучше не надо!
И это с таким-то давлением она идет на вторую работу (кажется, логопеда), а не берет больничный, думала Света. Железная женщина! Но мужчины могут все. Пошлю Мишу.
На юг
- Из Одессы вышли Бабель, Олеша, Катаев, а вошли туда совсем другие люди... - рассусоливал Миша. - Хорошо, что Лев Израилевич летит одним рейсом с вами: если что, поможет.
- Аэрон взяла, кулечки... четыре штуки, - вычеркивала Света из дорожного списка то, что уже уложено в сумки.
- В Одессе не стало того, что раньше, - нет одесситов. Раньше что: юмор, одессизмы, а сейчас... Говорят, что в Ленинграде так же вот не осталось ленинградцев... Что ты тянешь руку?
- Подай стопку носовых платков! Где сумка на колесах?
У Насти в глазах уже было написано нетерпение пчелы-разведчицы: побывают у матери дяди Левы, а это новое медоносное пространство. И дом родичей Миши тоже, но там тетя Люся с сыновьями, там мало что перепадет.
- Дядя Лева, я скажу вашей маме, что вы - самый умный в Перми! заранее распланировал Антон.
Настя поняла, что он так хитро будет выманивать что-нибуль вкусное у Баси Абрамовны, нет уж, она первая спросит: есть ли шкатулка с украшениями, есть ли там то, что никто не носит?
В самолете Настю вырвало восемь раз, шесть раз она сбегала в туалет. Наконец у нее вышло все через верх и через низ, так что один воздух циркулировал в организме туда-сюда.
- Цвета, какая мука, - выдавила она неестественным телевизионно-интеллигентным голосом.
Это не поездка в гости, это испытание, подумала Света... Очнулась от запаха: Лев Израилевич тер ей виски мазью "Звезда" и при этом испуганно тряс остатками курчавости.
- Светочка, нельзя же так близко к сердцу все, м-м... Не знаю, как вас оставлять такую! Я ведь с мамой попрощаться еду. Пока уезжаю один...
Куда? В Канаду. В какую Канаду? В такую... брат давно уже там. Все живут двойной жизнью, а Лев Израилевич - тройной. Все на работе говорят одно, дома, на кухне, - другое, а он еще ночами письма от брата читает.
- Вы меня отвлекаете так искусно? Или это правда?
- Правда, я уезжаю. Заставляют...
До Светы доплескивалось, что на работе у него скандал: из творческого кружка, который он вел много лет, одна студентка повесилась. Правда, ее удалось спасти, но записка попала в руки КГБ, что-то про подлость советского режима... Как она будет жить без его советов?
- Одесса-мама, - донеслось откуда-то. Света была как автомат: сумка на колесиках - раз, сумка "инь и ян" - два, рюкзачок Антона - три, Сонечка, дай руку, Настя, держись за дядю Леву!
Сели в автобус, и он вдруг так резко дернул с места, словно его попросили зуб вырвать! Дети повалились на Льва Израилевича, а Света на них. В Канаде так не дергают, наверно, почему-то пронеслось в мыслях.
- У вас, Бася Абрамовна, шкатулка есть? - спросила первым делом Настя.
- Пошли скорее к врачу, а то мы ее опоздаем, - ответила Бася Абрамовна (типичный одессизм, подумала Света).
Но Насте совершенно не хотелось идти:
- У меня все прошло!
- У тебя все прошло, как я - девушка, - мелькая со стаканами чая, говорила Бася Абрамовна. - Левушка, тебе покрепче? А вам, Светочка? Сейчас жасмин... вот. - Она сорвала розовые лепестки с цветка на окне и каждому бросила в чашку по щепотке благоухания.
За чаем Антон успел сказать, что дядя Лева - самый умный человек в Перми. Настя испугалась, что теперь его задарят подарками.
- А шкатулка с украшениями у вас есть? - снова пошла она в атаку.
- Айнф! Пойдемте, я вам что-то покажу, - таинственно подмигнула им Бася Абрамовна.
Настя вздрогнула от предвкушения. Но вместо шкатулки старушка показала им балкон, весь уставленный ящиками с цветами. И большинство из них закрыли уже свои бутоны до утра.
