Майкл ответил лишь:

— Это честь для меня.

И он не лгал.

Ее рука скользнула вниз и замерла между его бедрами.

— А теперь, — сказала она. — Я собираюсь подняться и достать из ящика бумажную мишень и закрепить ее на полу на занимательном расстоянии. И когда я сделаю тебе лучший в твоей жизни минет, ты думать забудешь о том, что ты устал. И я хочу, чтобы ты отплатил мне и выстрелил прямо в яблочко. Понимаешь, о чем я?

Мэллори всегда называл его хорошим стрелком, но в таком смысле похвалу своего начальника Майклу никогда не доводилось проверять.

— О, да, — ответил он. — Еще как понимаю.

В этом конкурсе по стрельбе ему удалось не проиграть.

Когда вечер подошел к концу, и они снова принимали вместе душ, она отметила, как быстро растет его борода и спросила, какой бритвой он пользуется. Он сказал, что у него французская «Триер-Иззард», и на лице Франциски появилась гримаса ужаса. Она заявила, что такое прекрасное лицо может доверять только немецкой стали.

Он воспользовался ее бритвой, а после сел на край ванной, наблюдая за тем, как она бреет свои великолепные ноги.

— Тебе нравится мой куст? — усмехнулась она, и на ее щеках появились изумительные ямочки. — Мне кажется, он слегка разросся.

Он в ответ лишь опустил глаза в пол и покачал головой, а Франциска от души засмеялась, обнаружив, что столь дерзкий в постели Хорст Йегер может вдруг оказаться таким застенчивым. А Майкл подумал, что хочет заключить эту женщину в объятия и сжать так крепко, чтобы она слилась с ним в единое целое и, словно Ева, вернулась в ребро.

— Поужинаем? — спросил он ее, как только вернул самообладание. — Где-нибудь с музыкой?

Она вдруг нахмурилась.

— Ох… у меня назначена встреча сегодня. И я не смогу ее отложить. На самом деле, я уже сейчас должна позвонить Герру Риттенкретту, он ждет моего звонка, — не сочтя необходимым заворачиваться в полотенце, она проследовала к телефону в другой комнате.

Майкл не хотел разыгрывать следующую карту в колоде, но пришло время выложить на стол джокера под названием «Восточный Фронт». Он как можно естественнее печально вздохнул, когда она взяла трубку.

— Сожалею, что мы не можем проводить вместе все время, — сказал он. — Все оставшееся время, я имею в виду.

Она приложила трубку к уху и начала набирать номер.

— Если завтра я получу приказ, — продолжил он. — То у меня может не быть шанса увидеть тебя снова.

Осторожно, подумал он, она не должна учуять запах лжи.

— Франциска Люкс — Герру Риттенкретту, — произнесла женщина, обращаясь к кому-то на том конце провода.

— Итак, — улыбнулся Майкл. — У тебя есть предложения насчет того, где будет лучше поужинать? В компании или без…

Она бросила на него взгляд через плечо, и от одного этого взгляда можно было нанести бумажной мишени еще один выстрел.

— Привет, Аксель — проговорила она в трубку. — Я хотела, чтобы ты знал, — некоторое время она помолчала, пристально глядя на Майкла. — Я не очень хорошо чувствую себя сегодня, — продолжила она. — Придется отложить наши планы. Что? Мое состояние? Горло немного болит. Думаю, завтра уже буду чувствовать себя лучше. Да, определенно завтра мне уже станет лучше. Я обязательно приму меры. Да, знаю, — она сделала паузу, слушая Снеговика Гестапо. — Да, верно, майор Йегер здесь. Я получу его фотографии во второй половине дня. Знаю, что уже вечер, спасибо, — она быстро кивнула, словно Риттенкретт мог видеть ее. — Об этом я тоже помню, — ответила она. Затем добавила после паузы. — Я передам ему твои пожелания и позвоню тебе завтра.

Франциска вернула трубку на место.

Глаза ее глядели немного холодно.

— Разумеется, он знает, что я вру. И второй раз я не смогу ему солгать, — она несколько секунд изучала свои ногти, а затем подняла взгляд на Майкла, и глаза ее потеплели. — Так или иначе, я свободна для ужина. И я знаю место с отличной музыкой.

— И танцами? — заговорщицки улыбнулся он.

— Я втанцую тебя в землю, — пообещала она.

— Еще посмотрим, — он понадеялся, что втанцевать в землю и свести в могилу — это не одно и тоже. Ни для него, ни для нее. Снеговик мог запросто похолодеть еще сильнее, учитывая, что какой-то выскочка-майор нарушил планы Гестапо. Аксель Риттенкретт был человеком, вставать на пути которого было вредно для здоровья.

Однако сейчас… вокруг кипело слишком много жизни, которую необходимо было прожить.

В течение следующих нескольких дней над городом ночами завывали сирены воздушной тревоги, бомбы падали на Берлин, а эшелоны поездов везли мясо, чтобы накормить русских врагов немецкой армии. Тем временем, пока высокие политики старались удовлетворить свои нечеловеческие аппетиты, майор с осторожными зелеными глазами и фотожурналистка с интересной репутацией были замечены в нескольких ресторанах, в кино и в некоторых ночных клубах, чьи стекла не были заменены на доски, так как эти заведения не пострадали в бомбежках.

Развлекаясь и наслаждаясь, Майкл невольно задумывался, что для человека, который считает, что его никто не знает, Франциска была окружена целой армией знакомцев. За обедом или ужином к ним обязательно подходили, как минимум, два или три раза. Разумеется, Франциска представляла своего спутника своим приятелям — большинство из этих людей были гражданскими лицами — а Майкл вежливо слушал комментарии по поводу будущей победы Германии в войне, после чего «весь мир уплатит свои долги», однако сложнее всего было скрыть скуку. Даже Франциска, которая могла без остановки петь о грядущей славе Третьего Рейха, начинала скучать уже через минуту после того, как все эти переполненные бравадами в своих сердцах старые знакомцы заводили заезженный лейтмотив. Майкл не преминул заметить, что некоторые мужчины с кольцами на пальцах влекли за собой своих мумифицированных жен, которые вовсе не обращали внимания на то, с каким рвением их супруги пытаются разглядеть, что находится под платьем Франциски, и жадно, забыв о всяких манерах, поглощали ее глазами. При этом Майкл не сомневался, что некоторым из них уже доводилось изучать географию тела его спутницы, при этом каждый второй мужчина не скрывал своего намерения когда-либо снова пуститься в это путешествие. Однако Франциска нещадно разбивала их горячие надежды одним только взглядом, всем своим видом показывая: ваш счастливый день уже прошел.

Но гражданские лица беспокоили Майкла куда меньше офицеров, которые иногда предпринимали более настойчивые попытки сразить Франциску своим обаянием, не считаясь с суровой реальностью, к примеру, в виде отсутствовавшей после боевых действий конечности. Нет, они натягивали на лица глазированные улыбки киноактеров, однако в их случае складывалось впечатление, что они плохо выучили роли. Эти люди избегали подробных разговоров о войне, движении войск и танков и так далее — всего, в чем Майкл был хорошо подготовлен — вместо того они задавали ему вопросы, от которых приходилось уходить как можно искуснее. К примеру, знал ли он полковника дер фон Глокшпиля или майора Хамминибуса. Они называли ему разные имена, большинство из которых звучали для Майкла, как брошенный в лицо жирный и промасленный кусок свинины. Он почти всегда говорил, что имя ему знакомо, но самого человека ему встречать не доводилось. Он знал имя собственного предполагаемого дивизионного командира Бурмайстера, поэтому на этой ошибке попасться не мог.

Офицеры при прощании всегда говорили, что им было очень приятно познакомиться, желали удачи в предстоявших военных кампаниях, и восклицали нечто, вроде: «Пусть Господь защитит Германию!» и в конце обязательно добавляли: «Хайль Гитлер!».

Затем, когда зеленоглазый майор и фотожурналистка сидели за столом, и пламя внутри кого-то из них начинало вновь загораться, Франциска могла игриво поводить ногой по его голени, либо он клал ей руку на ногу и чуть приподнимал юбку, двигаясь рукой вверх по бедру. Он знал, что ей нравилось чувствовать себя хозяйкой положения во всем, однако лишь с ним она глазами задавала вопрос: ты готов?