Неожиданно для себя я обняла её так сильно, что тётя охнула. Мне не хотелось, чтобы пострадала она или Анна. Если честно, мне вообще не хотелось больше ничьих жертв, но теперь это казалось детской наивной мечтой. Понимание этого ослабляло, а вкупе с попыткой Маргарет отговорить меня от такого самоубийственного решения, я чувствовала себя никчёмной и совершенно бесполезной.
— Нозоми, я не знаю, что мне делать. Милая, я обещала Патрику не учить тебя ничему, — шептала тётя, гладя меня и покачивая, словно маленького ребёнка.
— Я сама тебя прошу об этом. Ты меня не принуждала. Мне надо загнать всего одну единственную тварь — и я больше никогда не буду никого из них искать. Только одного, Маргарет. Только одного. Обещаю. Клянусь.
— Оставят ли они тебя после этого?
— Не знаю, — я закрыла глаза, растворяясь в тепле её тела. — Но это чудовище недостойно того, чтобы жить.
*
Анна спустилась к нам очень скоро после окончания этого малоприятного разговора. Её сонный вид говорит о том, что она не выспалась. Ещё через пять минут появился Алекс, но вид у него был не менее раздражённый.
— Как спалось? — расплылась в хитрой улыбке сестра, глядя на своего парня. — Судя по твоему виду, ночь выдалась жаркой.
— Ради всего святого, замолчи, — отозвался тот, залпом выпивая стакан воды, но поймав на себе заинтересованный взгляд Анны, решил рассказать, чтобы она ничего себе не додумала лишнего: — Этот кретин мало того, что перетянул на себя одеяло, а затем сбросил его на пол, так потом ещё и обниматься лез под утро.
Сестра звонко рассмеялась, отчего Алекс ещё сильнее помрачнел.
— Это нихрена не смешно! Я бы на тебя посмотрел, как бы ты смеялась, если бы он полез к тебе ночью, — фыркнул он, садясь за стол.
— Не волнуйся, я не ревную, — отмахнулась сестра, накладывая себе в тарелку овощной салат и жареные сосиски.
— Иди ты…
Тётя отстранёно наблюдала за вялой перебранкой дочери и её молодого человека, но я всё же продолжала ловить на себе её растерянный взгляд. Она явно не знала, как теперь поступить.
По окончании завтрака и после того, как мы убрали со стола и всё недоеденное спрятали в холодильник — из-за количества приготовленного это процесс походил на игру в тетрис, — было решено, что до вечера каждый будет занят тем, чем хочется. Тётя сразу напомнила, что гулять по лесу запрещено, сама же решила всё-таки порыбачить. Реми лежала в сейфе вместе с патронами. Охота была задвинута на задний план в связи с острой нехваткой времени.
— Тут слишком свежий воздух, — посетовала Маргарет мне. — От этого постоянно хочется спать. Надо будет сюда как-нибудь на неделю приехать.
— Сомневаюсь, что Анна это одобрит, — устало улыбнулась я. — Но отдыхать тоже надо. Даже тебе, как бы ты этого не отрицала.
Взяв снасти, тётя пошла к причалу, где растянувшись на краю и свесив ноги, на спине лежал Марбас. Даже несмотря на то, что он спрятал глаза за солнцезащитными очками, я догадывалась, что он не спит и контролирует всё вокруг. Так и оказалось: падший закурил, не предпринимая даже попытки подняться, и стряхивал пепел в воду.
— Марк, прости, но тебе придётся фумаролить в другом месте, — строгим голосом сказала Маргарет, нависая над ассасином. Тот молча выпустил облако дыма, явно посылая её без использования слов. — Марк, я серьёзно!
— Нет.
— Что «нет»?
— Раньше надо было вставать, рыжуля, — расплылся в улыбке он, явно наслаждаясь тем, как тётя изменилась в лице.
— Марк, не забывайся, — тётя опустила ящик со снастями рядом с головой падшего, намеренно сделав это громче положенного.
Демон, тихо выругавшись, всё же поднялся со своего места, ещё немного посмотрел на небо, докурил сигарету и, несмотря на недовольный окрик Маргарет, кинул бычок в воду и снял солнцезащитные очки. После чего развернулся и пошёл в мою сторону. Я всё это время стояла на границе воды и наблюдала за пререканиями падшего и ничего не подозревающей о таком соседстве бывшей охотницы. Интересно, как бы она отнеслась, если бы узнала, что ночевала этой ночью под одной крышей с двумя падшими? Почему она вообще не может их опознать? Асмодей, впрочем, в маскировке прекрасен: я провела рядом с ним столько времени и не знала, кто он такой на самом деле. Марбас же скрывал истинную личину явно с неохотой, потому что порой было достаточно случайного взгляда, чтобы уличить его в неземной природе. Странно, что от охотника это оказывалось незамеченным. Или же я всё вижу только благодаря демонической крови, которой так щедро одарил меня тёмный предок?
Марбас тем временем неожиданно сорвался с места и, пробежав мимо меня, подпрыгнул и выполнил арабское сальто, переворот, снова сальто, резко метнулся в сторону, исполнил радостный боевой клич и выхватил из рук опешившего от такого зрелища отдыхающего по соседству мужичка лет пятидесяти, шедшего порыбачить, банку пива.
— Марк!!! — возмутилась Маргарет, обернувшись на истошный вопль парня и завидев, как тот едва ли не залпом опустошает трофейную банку. — Как тебе не стыдно!
— А? — падший оторвался от горлышка, недоумевающе посмотрел на тётю, потом на мужика, на банку. — Что не так?
— Во-первых, если твои родители не смогли тебе объяснить элементарных правил поведения в приличном обществе, то это сделаю я: нельзя отбирать у людей их вещи! А во-вторых, — тётя встала со своего складного стула, явно намереваясь оттаскать Марбаса за уши, — я просила тебя не пить и не курить при девочках!
— Я её купил, вообще-то, — отозвался тот.
— Да что ты говоришь! — тётя уже поравнялось со мной, и вид у неё был крайне суровый. Я прекрасно знала, что её лучше не злить лишний раз, потому что она может выносить мозг и без рукоприкладства — в своём упрямстве она может тягаться с Велиалом, ведь с ней спешат согласиться, даже не получив затрещины в качестве весомого аргумента. — И когда же?
Марбас без тени смущения сунул руку в карман штанов и, достав оттуда пятидесятидолларовую купюру, сунул её незадачливому туристу, который всё ещё туго соображал, что происходит. Теперь мужичок растерянно смотрел на бумажку в руке, но вскоре его лицо озарила улыбка:
— Эгей, юнец, что, пиво закончилось раньше времени? — поинтересовался он у Марбаса, от чего тётя притормозила, видимо, раздумывая о том, не погорячилась ли она с воспитанием чужого для неё ребёнка. Тот и в суд мог подать на неё за любой синяк.
Если бы он учился в её школе, то это ещё можно было бы принять с натягом как вариацию воспитательного процесса, тем более подросток он трудный, чего ни говори. Но Марк был для неё, в общем-то, посторонним, и за его поведение отвечал Станиславский, который, к слову, где-то неудачно сейчас пропадал.
— Да вообще капец, — посетовал «юнец», допивая пиво и сминая алюминиевую банку в блинчик. — Есть ещё?
— Я бы с радостью угостил ещё, но вообще-то планировал порыбачить. Приходи через пару часов. Как раз пожарю рыбу, будет, чем закусить. А то от арахиса и чипсов у меня несварение.
У Маргарет едва челюсть не отвисла от такого спокойного общения между потерпевшим туристом и невоспитанным Марком, для которого рамки приличия были вообще вещью условной. Однако она быстро взяла себя в руки и вернулась на своё место.
— Классно прыгаешь, — похвалил его мужчина, решив всё-таки дойти до причала и расположиться рядом с тётей. Та подвинула стул, давая место для ещё одного любителя рыбной ловли.
— Ага, спасибо, — отозвался Марк, теряя интерес к нему и переведя взгляд на меня, свистнул, словно я была собачкой, подзывая меня. Я никак на это не отреагировала, лишь скептически выгнула бровь, показывая, что демон явно перегибает палку в общении со мной.
Я отлично помнила наш разговор утром и причину, почему тот не относится ко мне как к врагу, которого положено презирать, не понимала. Или даже не так. С врагом не ручкуются уж точно и, тем более, так приветливо. Марбас даже к Асмодею относится с большим презрением. Складывалось такое впечатление, что он действительно отложил всё в долгий ящик и не считает меня вообще какой-либо серьёзной угрозой. Во всяком случае, не данный момент.