– Очень много они выполняют, – проворчал Кузьмин.

– Молчать будете, ничего не получите… Всё, я побежал. Дела.

Григорий покинул убогую комнату. Дорога лежала в настоящий штаб. Он знал, что его стремительное появление будоражит временных подчиненных. Они побаивались его, и это казалось ему полезным – сотрудники должны выкладываться, если им платят хорошие деньги.

Ревизия текущего состояния дел была проведена. Оплеухи и благодарности – розданы. Он отправился на третий этаж, по пути многозначительно подмигнув Ольге, та не ответила, опустила глаза. В солидном помещении его ждали. Начался очередной важный разговор.

– По результатам опроса вы на втором месте. На первом по-прежнему Квасов. Но разрыв уменьшился. Так что динамика положительная. – Григорий протянул своему главному подопечному листок. – Это график ваших встреч. Прошу его соблюдать. Завтра собираем начальников районных штабов. Пусть отчитаются.

Вялый кивок обозначил одобрение словам Григория.

– А как проект? С этим… Хуммо комми. Какое, бл…ь, там название ты придумал?

– «КОК». Красный ответ Квасову. Всё в порядке. Проект развивается. Послезавтра Кузьмин получает удостоверение кандидата. Можно будет начать агитацию. Тут уж мы позабавимся, потопчем Квасова.

– Уверен, что никто не подкопается? – сколь пристальным был взгляд самых важных глаз.

– Абсолютно уверен.

– Хорошо… Надо отметить. – Самая важная голова обернулась к сидевшему рядом человеку, хранившему неизменное молчание. – Что ждешь? Давай вискаря… – И вновь хитрые глаза на Григория. – А как ты собираешься реагировать на тот компромат, который готовят против меня?

– Другим компроматом. Лучшей защитой по-прежнему является нападение.

– Хорошо… Дашь посмотреть, что ты там придумал.

Содержимое бутылки перетекло в четыре стаканчика. Руки вознесли их над столом.

– За успех, – сказал самый важный голос.

Виски попало туда, куда ему изначально предопределено было попасть – в глотки, чтобы затем опуститься в желудок со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Всё. Мне сейчас на переговоры, – сообщил самый важный в помещении человек. – Я продолжу вечером. А ты, если хочешь, пожалуйста.

– Нет, – сказал Григорий. – Мне тоже надо поработать.

Вернувшись на второй этаж, он засел за компьютер. Множество разных документов и текстов успело родиться и начать свою жизнь в электронном мозге, прежде чем Ольга не подошла к нему и не проговорила:

– Григорий Матвеевич, можно мы все пойдем домой. Уже одиннадцать.

– Одиннадцать? – удивился Григорий. – Ладно, пусть все идут домой. А ты задержись. Есть дело.

Штабные люди вмиг разбежались, оставив их вдвоем.

– Григорий Матвеевич, я устала.

– Я тоже устал. Пора отдыхать. Поехали, посидим где-нибудь. Недолго. Потом тебя машина отвезет.

Ольга не смогла отказаться.

Мелкий дождь наполнял пространство между зданиями. Мизерные капельки воды неспешно падали на землю, создавая повсеместную мокрость.

Машина поглотила их с Ольгой, закрутила колесами, настырно перемещая улицы за окном. Ресторан приблизился, встал напротив дверцы. Они вышли под скучный дождь, чтобы тут же спрятаться от него, вторгнувшись в пространство ресторана.

Внутренность этого заведения нравилась Григорию – грубоватые столы, отделенные друг от друга декоративными стенками, нависающие над столами конусы ламп, старомодные телефоны около каждого стола, по которым можно было звонить в пределах зала, старые вещи, плакаты. Кухня, конечно, так себе. На четверку с минусом. Но лучшей в этом городе не найдешь.

– Возьмем солянки. Здесь прекрасная солянка.

– Первое? Скоро полночь.

– Ну и что? – Григорий махнул рукой, подзывая официантку. – Две солянки. Бутылку водки. Рыбное ассорти. Овощей… Всё. Только побыстрее. А то уже спать пора. – И вновь глаза на Ольгу. – Чем здесь живут люди?

Она усмехнулась, пожала плечами.

– Работой. Домашними делами.

– Это понятно. А кроме того? Какая здесь культурная жизнь?

– У нас есть театр. Конечно, премьеры там не часты. Но бывают. Есть картинная галерея. Наши художники выставки там проводят.

– И все? – Легкое сожаление появилось на его лице. – Здесь нет той напряженности интеллектуальной жизни, которая присутствует в Москве.

– Тогда ее нет на большей части России.

– Это верно. Вот почему я принадлежу к тем, кто способен жить только в Москве. Хотя последние шесть лет регулярно живу в провинции.

Тарелка с рыбным ассорти опустилась на стол, появились овощи, запотевший графинчик с прозрачной жидкостью. Официантка принялась переливать часть этой жидкости в рюмки.

– Мне чуть-чуть, – поспешила заявить Ольга.

Григорий не дал официантке выполнить просьбу, надавил рукой на горлышко графина, пояснил Ольге:

– Пусть будет полная. А ты выпьешь столько, сколько хочешь.

«Она симпатичная, – думал Григорий. – Надо ее еще трахнуть. И не единожды».

Водка пошла прекрасно. Осетрина весьма разумно последовала за ней. Свежий огурчик стал хорошим дополнением.

– А чего ты разошлась с мужем?

– Мне бы не хотелось об этом говорить.

– Стесняешься?

– Просто не хочу.

Солянка появилась на столе.

– Ну как, вкусно? – Григорий прямо-таки светился.

– Да. Только непривычно есть первое в такое время.

– Это в тебе стереотипы говорят. Надо их ломать. Шире смотреть на мир… Еще водочки. Самый раз под солянку.

Дождь продолжал свое нехитрое дело, когда они вышли из ресторана.

– Заедешь ко мне? – спросил Григорий.

– Не надо. Я устала. И уже поздно.

Григорий не стал упорствовать. Он знал, что получит желаемое. Пусть немного позже, но получит.

«Может посетить здешний театр? – усмехаясь, размышлял Григорий. – Вдруг удивят?»

Он любил театр. С давних пор. Каким потрясением стал для него спектакль «Синяя птица» в театре Вахтангова. Ему тогда только что исполнилось двенадцать. Удивительная пьеса Метерлинка, задорная, легкая игра артистов. Необычный мир открылся ему, влекущий, непрестанно удивляющий, не дающий расслабиться. Как он был очарован. Через месяц отправился на спектакль во второй раз. И вновь смотрел, не отрываясь. Ему хотелось стать артистом или режиссером, навсегда войти в театральную вселенную, существовать там, чувствуя себя в своей стихии. Но… Жизнь сложилась по-другому. Зато у него была уйма знакомых артистов, режиссеров. Все, что заслуживало внимание, не проходило мимо него.

«Навряд ли удивят, – решил Григорий. – Нечем удивлять».

Выпадение атмосферных осадков продолжалось. Откуда только природа брала такое количество жидкости? Город был мокрым, нахохлившимся. Анатолий Николаевич достал зонтик. Нельзя было попортить единственный выходной костюм. Белую рубашку он гладил в этот раз особенно тщательно. Подбирал галстук. Обещанное свидание с телевидением вызывало у него смутную тревогу.

Заседание избирательной комиссии собрало уйму народа. Царило оживление. Стояли две телекамеры, сновал человек с фотоаппаратом. Анатолий Николаевич увидел Квасова, одутловатое лицо которого было знакомо по фотографиям в газетах. Он оказался непомерно грузным. Анатолий Николаевич был старше Квасова на четыре года, но сохранил стройность фигуры, подвижность. Это было ему приятно. Даже внешне секретарь обкома проигрывал ему.

Члены комиссии заняли места за столом, публика уселась на стулья, расставленные сбоку. Первым решали вопрос по Квасову. Маленькая сушеная женщина, прилежно исполняющая роль секретаря комиссии, воодушевленно сообщила, что подписи по выдвижению кандидата собраны. Данный факт, похоже, радовал ее. Немного посовещавшись, комиссия приняла верное решение. Квасову под бурные аплодисменты вручили удостоверение кандидата. Появились букеты цветов.

Анатолий Николаевич шел вторым пунктом. Сушеная женщина пыльным голосом известила собравшихся, что внесен установленный законом залог, все необходимые документы в порядке. Но чувствовалось, что ее это ничуть не волнует. Положительное решение комиссии было принято без всяких совещаний. Кузьмина попросили подойти к столу. Из рук председателя комиссии он получил удостоверение кандидата. На закатанном в пластик прямоугольнике бумаги была его фотография, накрытая печатью, нужный текст. Вернувшись на свое место, он долго разглядывал пропуск в новую жизнь.