— Могло бы и в семнадцать, — серьезно ответила она, и он не смог сдержать саркастического смешка, который тут же из него вырвался.
— Сомнительно, — легко закатил он глаза. — Учитывая, что почти все свое семнадцатилетие ты ненавидела меня то по одной причине, то по другой.
Она покачала головой, не обращая на него внимания. Она не собиралась спорить о том, что случилось с ними, когда они были подростками. Не теперь, когда у них разгорался другой кризис. Она хотела плакать, но не могла сделать ничего, кроме как покачать головой.
— Что мы будем делать?
— Мы ничего не будем делать, — резко ответил он. — Он сам в это влез, пусть сам и выпутывается.
— Он — наш сын, — неверующе выкрикнула она в ответ.
— Который, как оказалось, уже достаточно подрос, чтобы заводить своих, — легко закончил он за нее.
— Я не собираюсь позволять вот так портить ему жизнь, — она снова посмотрела на письмо и почувствовала, как ее сердце разрывается при виде этих слов. — Я не позволю портить ему…
Рон не верил, что она сама слышит слова, которые произносит. Он никогда не слышал, чтобы она так говорила, и точно не ожидал, что она начнет делать настолько смешные предложения.
— Ну и что ты думаешь, мы можем сделать? — многозначительно спросил он, отказываясь потакать ей. — Заплатить девчонке, чтобы она исчезла? Или заплатить, чтобы она избавилась от ребенка? Или заплатить ей, чтоб молчала? Я имею в виду, что ты на самом деле думаешь сделать?
Она не знала и сказала ему об этом. Но черта с два она позволит одной единственной ошибке разрушить будущее ее сына и всю его жизнь. Он был ее ребенком, и она не позволит ему испортить свою жизнь. Только не тогда, когда она может помочь.
— Я не знаю, что мы можем сделать, — тихо призналась она. — Но мы об этом позаботимся.
— Ты спятила, — он недоверчиво покачал головой. — Ты сама слышишь, что говоришь? И кто вообще эта девчонка? Я никогда о ней не слышал.
Мария Мартинес. Гермиона тоже не слышала о ней. Она ничего о ней не знала, и ей не особенно хотелось знать. Чем меньше она о ней знает, тем лучше. Но часть ее волновалась о том, что Рон мог быть прав. Что эта девушка могла специально это сделать… Ей не нравилось думать, что кто-то может быть настолько отвратителен, но она предполагала, что он мог быть прав — девушка может очень много от этого получить.
— Я поговорю с Невиллом, — сказала она, вставая и вертя письмо в своих руках. — Хочу знать, что он о ней думает.
— Гермиона, уже поздно, — Рон упал назад в своем кресле. — И, может, Хьюго не хочет, чтобы кто-то узнал.
— Ну, весь мир узнает, если мы не сделаем что-нибудь, — резко сказала она. — И пять секунд назад тебя совсем не волновал Хьюго!
Это его разозлило, и он сердито на нее уставился. Он видел, что у нее начинается какой-то медленно развивающийся нервный срыв, но это не давало ей права болтать ложь и говорить вещи, не имеющие никакого отношения к правде.
— То, что я всего лишь хочу, чтобы он ответственнее подходил к своим действиям, не значит, что он меня не волнует, Гермиона. То, что ты хочешь нянчиться с ним всю оставшуюся жизнь и исправлять каждую ошибку, которую он совершит, не значит, что ты больше моего о нем беспокоишься.
— Но он не совершал ошибок! — яростно сказала она. — Об этом я и говорю! Он за всю свою жизнь ничего плохого не сделал, и затем, единственный раз, когда он напортачил, под угрозу ставится все его будущее! Это нечестно!
— Ну, жизнь вообще нечестная. Возможно, ему нужно выучить этот урок.
Гермиона уставилась на него, пораженная тем, каким холодным и бесчувственным он может быть, когда речь идет о будущем его ребенка. Часть ее хотела возненавидеть его за то, как безжалостно относится он к Хьюго, в то время как с таким желанием сквозь пальцы смотрел на все, что всю свою жизнь творила Роуз. Роуз могла кого-нибудь убить, и он бы встал на ее сторону и защищал бы ее. Но не Хьюго.
— Я поговорю с Невиллом, — медленно повторила она, сохраняя голос настолько спокойным, как только могла.
Потом она ушла, а он смотрел ей вслед, раздражаясь тем, с какой легкостью она игнорировала глупость сына. Она никогда не была такой мягкой с Роуз, и каждый раз, когда та просто делала шаг не по струнке, Гермиона тут же набрасывалась на нее и призывала к порядку. Но с Хьюго она просто смотрела в другую сторону и притворялась, что не видит. Это было несправедливо.
И он не собирался ей это позволять.
Это была вина Хьюго, и Хьюго придется с этим разбираться.
========== Глава 13. Роуз. 1 декабря ==========
Итак, мама рассказала мне о маленьком «несчастном случае» Хьюго.
Она правда так это назвала. Несчастный случай. Как будто можно случайно с кем-то трахнуться. Она просто смешна. Если бы я забеременела, она бы орала на меня, обзывала безответственной и говорила, что мне самой придется с этим разбираться. Она бы точно не сказала: «Ой, бедная Роузи, это просто несчастный случай. Не волнуйся, я обо всем позабочусь». Ни за что.
Полагаю, мне не нужно удивляться, учитывая, что так было, сколько я себя помню. Это только я ошибаюсь, а Хьюго никогда ничего плохого не делает. Мы могли бы носить футболки с надписями «Хороший ребенок»/«Плохой ребенок». По крайней мере, у отца хоть нормальная реакция на идиотизм Хьюго. Не то чтобы это имело значение, конечно, потому что мы все знаем, что мама всегда получает все, что хочет, у нее есть привычка любого переспорить.
И Мария Мартинес?
Мама хочет узнать, что я знаю о ней. Как оказалось, она подозревает, что это вовсе не несчастный случай для Марии, хотя я сказала ей, что и за миллион лет не представлю, что Мария могла бы специально попасть в такую ситуацию. Я не слишком хорошо ее знаю, учитывая, что она на два года младше и с Хаффлпаффа, но по тому, что я знаю, она не того рода девушка, чтобы делать такое специально. Она… Она странная немного, вообще-то. Стеснительная и по-настоящему замкнутая. Я бы даже и не догадалась, что она вообще занимается сексом, да еще и с моим братишкой…
И с каких пор Хьюго занимается сексом?
Я полагаю, он встречался некоторое время с Даниэллой, но она такая ханжа, не думаю, что они трахались… Не то чтобы я говорила с ним об этом, потому что это было бы слишком ненормально. Но все равно. Хьюго. И Мария Мартинес. Уверена, если вы обойдете весь Хогвартс, прикидывая, какая парочка попадется на подростковой беременности, никто из них не попал бы даже в первые сто.
Это я и сказала маме.
Она заставила меня поклясться хранить тайну и никому не говорить, что в общем означает не говорить бабушке с дедушкой. Не то чтобы я с ними много говорила, а даже если бы и так, я бы ни за что не обмолвилась, что Хьюго готовится стать папочкой. Бабушка, наверное, умрет от инфаркта. Я написала Алу и спросила, знает ли он об этом. Во-первых, потому что я рассказываю ему почти все, а во-вторых, потому что его родители наверняка уже все знают и тоже пообещали молчать. Он не ответил, но иногда на это нужно время. Я тоже не очень хорошо отвечаю на письма, но, если бы он сообщил мне, что Лили беременна, я бы нашла время написать ответ, уверена. Я написала и Лиззи, но и от нее ответа не дождалась. Думаю, она, наверное, на меня злится, потому что каждый раз, когда я ей пишу, я получаю очень скупые ответы, если получаю. Я знаю, я не слишком хорошо поддерживала с ней контакт, но это работает в обе стороны. Она же вроде как моя лучшая подруга, в конце концов. На самом деле они с Алом становятся довольно близкими друзьями, потому что работают вместе и все такое, может, они говорят обо мне за моей спиной, о том, что, когда я приезжаю домой, я всегда со Скорпиусом и только с ним регулярно говорю и все такое…