Так что, да, я был удивлен, что она пришла одна.
– Где Скорпиус? – спросил я сразу же после того, как предложил ей чай, который приготовил (это у меня от мамы, не знаю, она по любому поводу делает чай).
– Он на тренировке, – Роуз берет чай и идет за мной в гостиную. Она дует на него, и кажется, что она изо всех сил старается быть «нормальной».
– Он вернулся в Татсхилл? – если так, то я впервые об этом слышу. И не могу представить, что Роуз не убежала вслед за ним.
Но, как оказалось, не уехал. Не навсегда.
– Только на тренировку. Просто съездит и вернется домой.
Домой.
А где конкретно дом Скорпиуса? Когда я в последний раз проверял, у него был коттедж в Татсхилле и поместье на шотландской границе. Ни в одно из этих мест нельзя «вернуться» к Роуз, так что я не понимаю, почему она говорит, что он сделает это, если только он неофициально не переехал в дом ее матери.
Я не спросил, поэтому все еще не знаю подробностей. Каким-то образом мы не стали конкретно прояснять этот вопрос. Это как будто забылось, пока Роуз отпивала чай.
– Мне жаль, что я рассердилась на тебя, – быстро сказала она, и это прозвучало как раз как такое извинение, какое вы получаете от Роуз: быстрое и напряженное. Она не профессионал в области извинений, так что я многого и не ждал. Уже один факт, что она вообще извинилась, много значит сам по себе. Но все, о чем я мог думать, так о том, что это мне нужно извиняться.
Роуз все продолжала, то опуская, то снова поднимая глаза:
– Я… я не знала, что мне еще делать, – она нахмурилась, выглядя так, словно ей стыдно за себя, отчего мне стало в миллион раз хуже.
– Роуз, это… Ладно, – я пожал плечами. – Это нормально.
– Но это ненормально, – настаивала она, хмурясь еще глубже. – Я не должна была так реагировать. Мне жаль.
И потом она снова принялась извиняться.
И я больше не могу это выносить.
– Я должен тебе что-то сказать.
Я сразу же по ее лицу увидел, что она поняла, что что-то не так. Она видела по моему лицу, что я собираюсь сказать что-то важное. И ей не хотелось это слышать. Но я все равно ей рассказал.
Я рассказал ей все. Рассказал, что ее отец был там только потому, что я попал в беду. Я рассказал, что допустил до пятнадцати гребаных ошибок. Я сказал, что заклятье, которое попало в ее отца, предназначалось мне. И когда я рассказал ей это, она просто положила голову на свои руки и несколько минут смотрела в стол, прежде чем снова посмотреть на меня, и в ее глазах стояли слезы.
– Зачем ты мне это рассказал? – тихо спросила она, и я видел, что она изо всех сил старалась не плакать, но ей это не удавалось.
Я не знал, что ответить. Поэтому просто покачал головой.
– Я подумал, ты должна это знать…
– Ты не должен был говорить… – слезы потекли. – Я не хотела этого знать…
Мне стало дерьмово. Хуже, чем я когда-либо чувствовал себя в жизни. Это было ужасно. Это был не первый раз, когда я видел Роуз плачущей. Я много раз за эти годы видел, как она плакала, но обычно ее слезы были фальшивыми. Но эти фальшивыми не были. Эти слезы были настоящими, отчаянными, слезами. И я понятия не имел, что думать.
Так что я просто сидел и смотрел, как она плачет. И я ничего не говорил, потому что я гребаный трусливый ублюдок. А потом все стало еще хуже.
Из задней части квартиры раздался громкий хлопающий звук, а потом из коридора донесся чересчур знакомый нам голос, за которым следовали звуки шагов.
– Я думала, мы встречаемся в пять…
Голос Элизабет умолк сразу же, как она вошла в гостиную и резко остановилась. Она сначала посмотрела на Роуз, которая смотрела на нее. Потом она оглянулась на меня, и по ее лицу читалось, что она не знала, какого черта теперь делать или говорить. Так что она просто стояла там и пыталась делать вид (неудачно), что ничего особенного не происходит.
– О, Роуз, привет…
Роуз не ответила сразу. Она смотрела на нее с каменным выражением лица, слезы ее моментально высохли. Потом она покачала головой.
– Я так и знала… – пробормотала она. А потом повторила чуть громче. – Я так и знала.
В тот момент я не знал конкретно, что именно она знала, но я вполне легко мог догадаться.
– Не могу поверить, что так можно было со мной поступить… – сначала я не понял, к кому она обращается, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она имеет в виду нас обоих.
– Роуз… – попыталась заговорить Элизабет, но Роуз посмотрела на нее с такой ненавистью, что слова замерли у нее на губах.
– Вы оба, – ядовито выплюнула она, – из всех людей на свете, вы не имели права мне лгать.
Было очевидно, что она точно знает, что происходит, и никому из нас не нужно было это уточнять. Но Элизабет ответила, и ей точно не было так же тошно, как мне:
– Тебе никто не лгал, Роуз.
– Нет, вы лгали! – Роуз поставила чашку на стол и встала. Ее лицо было красным от гнева, но по крайней мере хоть слез больше не было. – Умолчать – все равно, что солгать! Ты ведь считалась моей лучшей подругой!
– Слушай, ты, конечно, расстроена…
– Ой, да брось, – выплюнула Роуз. Она еще раз с ненавистью посмотрела на Элизабет, а потом повернулась ко мне. – Надеюсь, ты теперь счастлив, раз твоя совесть очистилась.
Больше она никому из нас ничего не сказала. Она просто выхватила палочку из кармана куртки и дизаппарировала на месте.
И тогда плакать начал я.
Я не собирался. Я ненавижу плакать. Особенно я не люблю это, когда рядом женщины. Но я не мог остановиться. И в любом случае, это был не первый раз, когда я плакал рядом с Элизабет за последние несколько дней. Но, как и во все остальные разы, я чувствовал себя полным идиотом. Но она не обратила особого внимания, просто приобняла меня и села рядом со мной на диване.
Элизабет знала всю правду с первого же дня, как все случилось. После того, как я вернулся из Ирландии, я пошел к Элизабет и рассказал ей все. Я в тот день был развалиной, и теперь я снова развалился, после того, как Роуз дизаппарировала. Ну и сверх того, меня тошнило до смерти, и я чувствовал себя полностью и смертельно беспомощным.
– Я рассказал ей, – задыхаясь, выдавил я, отчаянно пытаясь остановить слезы. Элизабет ничего не сказала, просто сочувственно кивнула, поглаживая меня по спине. – И теперь она знает о нас…
И я подумал, что, если она хочет, то может пойти и рассказать хоть всему миру. Нам с Элизабет настанет полный пиздец, но мне было плевать. Почему-то я не думал, что она это сделает, но она вполне могла. Не знаю. Что она скажет, я не знаю, потому что я сам неуверен, что мы с Элизабет такое. Все началось как что-то веселое и беззаботное, но потом постепенно это превратилось во что-то большее, мне кажется. И это меня немного пугает.
Элизабет не настолько взволнована, как я.
– Она будет в порядке, – разумно сказала она.
– Она думает, что мы ей лгали.
– Мы ей не лгали, – она нахмурилась и покачала головой. – Послушай, – медленно сказала она, и у меня появилось ощущение, что она пытается меня не оскорбить или что-то вроде. – Я люблю Роуз, ладно? Но она так же хорошо, как и я, знает, что мы с ней не лучшие друзья, – я не понял, о чем она, и она это явно увидела, потому что объяснилась. – Мы были такими, да. Но теперь мы едва друг с другом говорим. Я люблю ее до смерти, но теперь мы говорим, только когда она время от времени приезжает домой на праздники. И даже тогда нам приходится заставлять друг друга общаться, – она пожала плечами. – Некоторые вещи меняются, понимаешь?
– Но мы должны были ей сказать…
– Она сама нам ничего не говорит, – резонно запротестовала Элизабет. – По крайней мере немного. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что у Роуз нет времени ни на кого, кроме Скорпиуса. Теперь он ее лучший друг – не я и не ты.
И это словно попало в яблочко. Кажется, я никогда раньше не думал об этом. Я знал, конечно, что все у нас не по-старому. Пока мы росли, не было ничего на свете, что я не рассказал бы Роуз. Она знала все мои секреты, а я знал ее. И так оставалось, даже когда совсем детство прошло. Даже в Хогвартсе мы все еще были настолько близки. Но все начало меняться, когда появился Скорпиус, особенно когда у них все стало серьезно. К началу седьмого курса мы с Роуз едва-едва болтали время от времени за пределами общей гостиной и все такое. Мы больше не сидели вместе на занятиях и обедах, потому что она всегда сидела со Скорпиусом, и мы не проводили часы, пересказывая друг другу секреты и мельчайшие подробности жизни. Мы со Скорпиусом не очень поладили, так что, наверное, в этом тоже дело. Не то чтобы он мне не нравился, нет, но мы просто не лучшие приятели. Роуз всегда этого хотела, но, думаю, когда она поняла, что этого не будет, она решила, что ей надо выбирать. Ну, и вы сами понимаете, кого она выбрала.
