- Это ли не платье той дамы, что была обвинена в воровстве? – граф продолжал разглядывать меня с интересом, словно я была экспонатом в музее. Что это еще значит «не то ли это платье»?
- Да, то самое платье. Не держать же ее в темнице голой. Помилуйте! Нужно было ее одеть хоть во что-то! Вот и нашли платье… Как ее? Ах да, Марии Смит, - просто отвечает старик. Совершенно безразлично.
- Хорошая была казнь. Глянь, даже воротник не пострадал. У Льюса и вправду золотые руки, ни одной капли крови на ткани! Она была бы счастлива.
Кажется, меня сейчас вырвет. Перед глазами мелькала картина, как какой-то бедной женщине отрубают голову, она катится по земле, собирая грязь, а потом останавливается, смотрит на меня и выдает «Платье не пострадало»! И счастливо умирает.
Все-таки еще немного и меня и вправду вырвет. Вытащите меня из этого платья! Перспектива прогуляться голой по 18 веку теперь уже и не казалась мне такой бредовой. Я была готова одеть даже те лохмотья, что мне принесли в камеру, только не это платье.
- Итак, Шарлотта, ты утверждаешь, что ты рубин, - начал старик, положив локти на стол и сплетя пальцы. Он смотрел на меня так выжидающе, словно после слова «рубин» я должна была, как минимум сделать тройное сальто. А все, на что меня хватало, это держать рот закрытым, дабы не ошарашить их яичницей, которую я быстро съела утром. «Обед подан, милорд. Извините, что в таком виде, у Льюиса сегодня был плохой день. Ну, вы же знаете, как это бывает, когда капли крови все-таки остаются на платье. Бедный Льюис».
Да и как я собственно должна была на это ответить? Да если бы у меня спросили пароль, мой труп давно бы уже лежал в том подземелье и преспокойно себе гнил. В этом платье немало народу перемрет.
Черт возьми, когда же я вернусь в свое время? Мне так хотелось обнять маму, уткнувшись ей в плечо и пожаловаться на эту несправедливую жизнь. Я никогда не хотела быть здесь, не я, Шарлотта, должна была унаследовать этот чертов ген, испортивший мне всю жизнь.
И пусть никогда бы не смогла стать смелее, я бы не подвергала свою жизнь каждодневной опасности и Гидеон… Его бы я даже никогда не узнала. И что тогда лучше? Не знать боли и жить дальше? Или испытать все эти чувства, чтобы понять, что на свете есть прекрасное, даже если оно было все лишь ложью?
- Ты запугал девушку до смерти, дядя.
- Если она рубин, то ее должны были всю жизнь готовить к этому.
Голоса едва различимы, так глубоко я погрузилась в свои воспоминания. Ну, почему же именно сейчас? Оставьте меня в покое, просто дайте мне жить спокойно.
Я. Хочу. Домой.
- Ее рождение предсказали еще в 20ых. Как же звали этого высокомерного старика… Что-то связанное с новой модой… Вечно ходил угрюмым, - продолжал бурчать старик. Да он просто мастер бурчания!
- Исаак Ньютон, - все-таки ответила я, стараясь все-таки совладать со своим, охваченным ужасом, сердцем. И желудком.
- А! Верно! – воскликнул он так неожиданно, что я даже подскочила.
- Итак, что же нам с тобой делать?
Что угодно, только вытащите меня из этого платья. И здания. И века.
- Она очень много знает, вряд ли это проделки Флорентийского Альянса. Ты только глянь на нее, даже мой пес выглядит опаснее, чем она, - граф усмехнулся, вновь с задором осмотрев меня с ног до головы и задержав на мгновения взгляд на декольте. Кажется, его совершенно не волновало, что когда-то в нем убили женщину. Еще бы! У Льюиса же золотые руки!
Да что это еще за идиотское сравнение с каким-то псом?
- Благодарствую, милорд. Смею заметить, что вы тоже гораздо очаровательней, чем моя комнатная мышь.
Что я несу, черт возьми. Следом почему-то захотелось во всю силу закричать «Не отправляйте меня, пожалуйста, на виселицу!».
- О, спасибо. Значит, комнатная мышь…
Кажется, казни мне таки не избежать.
Надеюсь, у Льюиса сегодня хорошее настроение.
Иллюстрация к главе: http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/79021515.png
========== 15 октября. 2011 год. Мистер Уитмен. ==========
Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть высочайшее благородство, подлецы, стыдящиеся собственной подлости при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы.
Ф. М. Достоевский
15 октября. 2011 год
Лондон. Вечер. Дождь. Все было в лучших традициях детективного кино. На безлюдной темной улице в свете фонарей и под зонтом стоял мужчина, укутавшийся в плащ. Лица было не разглядеть.
Дикий холод пронизывал его насквозь. В ближайших домах люди сидели в своих уютных теплых квартирах и после тяжелого трудового дня смотрели вечерние новости, заедая их ужином и запивая чаем с молоком. Никому и дела не было до этого высокого мужчины в плаще, одиноко ждущего чего-то или кого-то. Собственно на это и было рассчитано.
Наконец-то, из-за угла показался свет фар и вот уже подъехала машина. Она остановилась у тротуара и человек в плаще побежал к ней, закрывая свой зонтик. Еще мгновение, и машина поглотила его в своей черноте.
- Добрый вечер, Марли! Ну и погодка. Так по-британски, не правда ли? - внезапно весело зазвучал голос молодого человека в глубине салона. Было слышно, как дождь стучал по машине и как где-то на улице лаяла собака.
- Добрый вечер, милорд.
- Марли, умоляю…
- Добрый вечер, сэр.
- Вот! Уже лучше. Ну, Марли, ты меня обрадуешь сегодня?
- Да, сэр. Я привез всё. Сзади лежит коробка.
На заднем сидении лежала ничем не примечательная коробка из под кроссовок Nike. Человек в плаще протянул руку и взял ее к себе. Он сладко вдохнул в предвкушении, затаил дыхание и открыл. В коробке, завернутые в прозрачный целлофан, лежало несчетное количество бумаг: здесь были и пожелтевшие сшитые листы, и беловато-серые с напечатанными на машинке буквами, и совсем старые желто-коричневые от времени письма с остатками сургуча.
- Какие года?
- Изъяты листы с 1757 по 1760 с любым упоминанием Шарлотты и всех остальных. Здесь все. Даже письма, написанные позже событий 1757 года. Работа проделана моим дедом, сэр, - протянул Марли.
- Да-да, ваш дед Уильям был перфекционистом, мастером своего дела. Всегда все делал на сто процентов.
Незнакомец опять сладко вздохнул. На его лице вдруг возникла меланхолия, доселе никогда не возникавшая при посторонних людях. Марли видел такое не впервые. Голос мужчины вдруг поменялся, теперь его речь зазвучала тише, голос стал ниже, с хрипотцой, речь стала медленнее и даже можно было уловить отзвуки французского произношения.
- Ах, сколько воды утекло. Я уже и забыл, каково это быть в центре событий. Я столько ждал этого, здесь, в будущем… Помню,как я был взбешен, когда позже узнал, что Гвендолин соврала мне тогда, в том что ее зовут Шарлотта… Марли, вы читали их?
В ответ Марли промолчал, но покраснел так сильно, что жар его лица можно было ощущать на расстоянии от него.
Граф беззвучно засмеялся на реакцию собеседника.
- Любопытство – не порок. По крайней мере, пока вы на моей стороне.
- Конечно, сэр. Да никогда в жизни. Наша семья столько лет служит вам верой и…
Граф жестом остановил поток заикающейся речи Марли.
- Будет с тебя. Мне ли ты будешь говорить о преданности своей семьи? – граф на секунду замолчал, а затем продолжил, будто сам с собой разговаривая. Его взгляд был рассеян и устремлен вперед, словно в пелене дождя он вновь видел события минувших лет. - Твой прадед для меня изъял эти бумаги во время Второй мировой. Тогда архив эвакуировали из-за ночных бомбежек. Его перетаскивали с одного конца города в другой. Я тогда был на самой передовой, а затем получил приказ, чтобы я был сопровождающим при перевозке раненых в Гринвич. Именно тогда я и улучил момент, чтобы встретиться с твоим прадедом – Уильямом Джеймсом Марли. Дал задание изъять из архива хроники, да и вообще любые упоминания 1757 года. И вот спустя столько лет, они снова выходят на сцену. Точнее в небытие. Может у тебя есть какие-то вопросы?
