И тут я вспомнил весь недавний разговор и почувствовал, как пульс начал учащенно биться. Нет, этого не может быть! Только не так!

- Но она же погибнет в каком-то году, – прошептал я, окутанный холодом понимания, обращаясь к Фальку. – Шульц упоминал о смерти.

Фальк рассмеялся, пытаясь сгладить неловкий момент перед бароном, который опять смотрел на меня, ничего не понимая.

- Гидеон, ты же сам понимаешь, что это дает нам шанс точнее узнать дату, - он практически прошипел сквозь зубы, как бы говоря этим «держи свой язык при себе». Но как я мог? Как мог спокойно стоять, словно ничего не происходило?

Затем он выжидательно посмотрел мне в глаза и продолжил снова своим привычным тоном:

- Шульц сейчас в Германии ищет на чердаке возможные артефакты, уточняющие дату создания портрета и о том, кем она была. Возможно, это вовсе не те девушки, что погибли, ведь все строилось на предположениях. Хотя вероятность того, что она одна из них, а именно Шарлотта Бенфорд, весьма велика.

А затем он снова понизил голос, чтобы слышал только я:

«А выводы сделай сам… Ведь это совпадает и с твоим 175».

***

Время было уже за полночь, когда меня притащили после ежедневной элапсации на разговор о дальнейших действиях. В голове был полный сумбур и хаос, я уж не говорю о дичайшем желании спать. Я мысленно проклинал себя, что надо было хотя бы поспать перед возвращением в 21 век. Вместо этого я весь час сводил все нити и даты. Шарлотта Бенфорд – это Гвендолин, назвавшаяся так в 18 веке. Известен факт, что она замужем. Помню, что вначале от этой мысли у меня дико сводило челюсть от злобы, а еще я сломал пару стульев от ревности. Но вскоре пришел к выводу, что Гвендолин ,наверное, насильно Сен-Жермен выдал за Бенфорда. Она бы так просто не сдалась. Видно граф так пытался контролировать ее.

Так же известно, что она умирает от пожара в 1758, значит, нам нужно было узнать хотя бы месяц, когда она была жива, чтобы вытащить ее оттуда и спасти. Пора снова вспоминать уроки фехтования и борьбы. Diablo! Узнаем месяц, я прибуду туда, схвачу в охапку Гвен и утащу из этого проклятого века, и плевать, что я нарушу кучу правил путешественников во времени.

Итак, время было за полночь, и мистер Джордж пригласил всех нас в кабинет Шульца. Дядя сразу же устало рухнул на софу и начал тереть глаза, в то время как мистер Уитмен расположился возле окна, прислонившись к шкафу с книгами. Я сел ближе к двери на один стульев, желая скорее покончить с болтовней и сразу же убежать.

- Итак, господа, в Темпле сейчас только мы. Давайте обсудим, что мы имеем… - устало произнес Фальк, наблюдая, как мистер Джордж включает электрический чайник и достает банку с кофе. Кофе мне уже за эти дни порядком опротивел. Но надо отдать должное, на чае я бы так не продержался. – Гвендолин Шеферд оказалась у нас запечатленной на новом найденном полотне Гейнсборо.

- Рубин оказался неизвестной Дамой в Бордовом. Элегантно для Гвендолин, надо отдать должное…. – как-то мечтательно, смакуя эту мысль, произнес Уитмен, устремив взгляд куда-то вдаль. Что-то было в его голосе, что меня настораживало. Что-то такое, словно он давно ждал нечто подобное.

- По-моему, цвет платья был выбран, как подсказка, – ответил ему мистер Джордж.

- Давайте не будем сейчас вдаваться в символику! Оставим это искусствоведам, – грубо их прервал Фальк. Его глаза были уже красные, как у демона, от усталости и постоянного трения их.

- Я думаю, мистер Уитмен хотел обратить внимание на то, что в картине наверняка скрыты символы, которые помогут нам узнать точнее дату, – мистер Джордж глянул на Уитмена, но тот выглядел так, что он ничего не хотел сказать своим высказыванием. Фальк, не глядя ни на кого, стал разводить себе кофе. Мне показалось, что он положил в чашку слишком много ложек сублимированного порошка.

- Хм… Возможно вы и правы. Но думаю, единственный кто нам поможет с этими знаками разобраться, так это Шульц. Так или иначе, мы сегодня видели с вами оригинал картины и сами убедились, что наши догадки, что Гвен в 18 веке, подтвердились.

Когда дядя сказал, что их догадки про время Гвен подтвердились, меня всего передернуло. Как легко Фальк забрал чужие достижения! Сам забыл, как хотел похоронить ее или заставил прыгать по незначащим ничего датам, и как я все это время бьюсь за свою любовь. Ведь я нашел те цифры в исповедальне, не Фальк! От этого стало еще больше неприятно находиться в кабинете с ними, и я отвернулся к стеллажам, начав рассматривать корешки книг. В какой-то момент мне показалось, что на полу прошёл красный луч свет. Надо было все-таки поспать на элапсации. Галлюцинации – это уже серьезно.

- По крайней мере, я договорился с бароном Скайлз о том, что нам будет доступен оригинал для исследований. – Фальк сделал ударение на «нам будет доступно», чтобы я понял, что и мне разрешили появляться в их галереи. От этого намека на произошедшее сегодня днем мне стало еще неприятней. Я уже достиг грани показного равнодушия. В конце концов, мой голос здесь ничего не решает, это я понял давно. Так что в любую секунду могу встать и, послав все к черту, выйти за дверь. От этой мысли в ногах стало горячо, и уже готов был вскочить и выбежать.

- А эта юная леди и вправду недолюбливает вас, – мистер Джордж все-таки уловил намек Фалька и сразу же повеселел, будто ему рассказали смешной анекдотец.

- Да уж, она довольно яростно заявила камердинеру о том, чтобы вы не имели доступа в их дом! – обратился ко мне мистер Уитмен, подхватив веселье, и засмеялся. Его хохот никто не подхватил, но все трое мужчин смотрели с насмешкой на меня, будто я маленький мальчик, который совершил забавный проступок и его срочно надо высмеять и обсудить. Я ничего не ответил. Мы сюда пришли не за этим.

- Чем же вы так ей насолили, мой мальчик? – не унимался мистер Уитмен, желая узнать секрет нашей ссоры с Джокондой. – Помнится, ваша последняя пассия, Гвендолин, тоже была к вам враждебной.

Дорогое мне имя больно резануло по сердцу. Уитмен ловко напомнил о том, при каких обстоятельствах мы расстались с ней, прежде чем я ее потерял в таймлессе. Почувствовав себя уязвлённым, я пошел в оборону:

- Гвен – это Гвен, у нее вечно все не как у людей. Она сделала все, чтобы захоронить себя, - вот давайте не будем сравнивать несравнимое! Мои отношения между Гвен и Джокондой, как у Фалька с балериной. На Джоконду мне плевать! Пусть хоть забьет свой порог досками и поставит всю Королевскую конницу у крыльца, мне плевать на ее возмущения. А вот Гвен, которая ловко спряталась в 18 веке и подает слабые сигналы о своём пребывании, меня волнует больше. Тем более я знаю, что в 1758 она погибнет. А это страшнее всего.

Внезапно дверь заскрипела, чуть приоткрывшись, показывая в своей щели темноту.

- Разве мистер Шульц не должен был еще быть в командировке? – взволнованно спросил мистер Джордж.

Ага! Шульц в час ночи, прям с рейса из Германии, сейчас прибежит к нам.

- Это всего лишь ветер, - я вздохнул и встал со стула, чтобы прикрыть дверь. Едва я приблизился к двери, чей-то голос разрезал сердце.

- Не надейся, это всего лишь я.

В меня словно выстрелили в упор. Этот голос вспоминал на протяжении нескольких месяцев, этот голос врывался в мои сновидения, этот голос был самым желаемым. Я рванул дверь на себя.

Но за ней не было никого. Только темнота.

Звук был практически осязаемым, материальным, словно за дверью была она! Я вышел из кабинета и начал осматриваться по сторонам.

- Гвен! Это ты? – мой голос дрожал от волнения. На секунду мне даже показался в воздухе еле уловимый цветочный аромат, который быстро рассеялся. Сердце готово было разорваться. – Гвен!

Я из всех сил заорал ее имя, вкладывая ярость, отчаяние и желание снова услышать ее голос.

Мужчины вышли из кабинета и смотрели на мое сумасшествие, как я мечусь по коридору, открываю другие двери кабинетов.