- Не завидуй, - буркнул я ей, первое, что пришло в голову, и, чтобы не слушать это и дальше, направился к тяжелой двери. Однако, Лесли была не из тех, кто быстро сдается, поэтому в след я услышал возмущенный вскрик.

- Де Виллер! Жаль, что времена суровой инквизиции канули в лету! А то бы тебя быстро научили уважать церковь.

- Несомненно. А теперь проходи, – я открыл дверь, пропуская Лесли вовнутрь.

Забавная она. Ее перепалки со мной чем-то напоминали мне Гвен. Не зря они были лучшими подругами. Сегодня Лесли была даже одета почти как Гвен, в джинсы и черное худи с «Hello, Kitty» на груди. И от нее исходил какой-то незнакомый аромат духов, слишком сладкий для меня.

Внутри церкви было темно. В воздухе витал запах фимиама и жженого воска. Народу здесь не было, так как воскресная служба прошла уже давным-давно, оставляя нас одних.

- Ну, и? С чего мы начнем? – Лесли кивнула на огромное пространство церкви, заполненное скамейками. На мгновение мне стало дурно, слишком свежими были воспоминания об одинаковых камнях в подвале. Неужели нам нужно было все здесь обыскать? От такого количества камней в стенах, кто угодно свихнется.

- Давай начнем с исповедальни.

- Так, вон оно - место, где произошло падение нравственности!

- Да, как в лучших женских романах, которыми ты, наверное, учитываешься!

- Ну, я хоть что-то читаю, де Виллер, - она улыбнулась каким-то хищным оскалом, чем еще больше вызвала мою улыбку. Обмен гадостями был засчитан, и мы прошли по левому нефу к исповедальне. Кабинка была настолько стара, что дерево стало черным от лака и времени.

Я сразу вспомнил, как мы убегали от Пола и Люси. Как хорошо, что рядом оказалась эта церковь. Разговор давно выветрился из памяти, оставляя мне лишь воспоминание о поцелуе. Это незабываемая нежность ее губ была настолько яркой в памяти, что от воспоминаний в животе стало горячо.

- Ты - правую, я – левую.- Лесли выхватила у меня из рук свой фонарик и решительно двинулась к кабинке. Мне пришлось проследовать за ней, но на свою сторону.

- Тесновато тут, - прокряхтела она рядом за стенкой. Я ее не видел, так как сам тщательно высматривал каждый сантиметр деревянной доски. – Слушай, у вас, де Виллеров, наследственность такая? – ее голос доносился уже где-то снизу, с пола.

- Какая?

- Быть извращенцами.

Я ухмыльнулся: кто бы сомневался, что Лесли сможет вместе со мной тихо искать что-то, без подколов и язвительных замечаний?

- С чего ты взяла?

- Ну… один целуется в исповедальне, другой порно-журналы таскает в школу…

- Он говорит, что журналы не его… И откуда ты знаешь?

Ее испещрённое веснушками лицо появилось в окошке, глядя мне в глаза, она произнесла: «В школе слухи разносятся мгновенно». Она замешкалась, и было видно, как неуверенно она смотрит в сторону, пытаясь напустить на себя равнодушный вид.

- А у твоего брата девушка есть?

- Нет, - моя улыбка стала шире. Очевидно, что и Лесли тоже нравится Рафаэль. Ну что ж, они стоят друг друга. – Девушки у него нет. А что? Интересует?

Ее лицо вмиг стало таким пунцовым, что его жар можно было ощутить на расстоянии.

- Вот еще! Просто интересовалась! Вдруг есть у твоего брата-извращенца жертва, которой нужна помощь?

- Ну-ну, - самодовольно протянул я, видя, как Лесли уже не знала, куда деться от стыда. Поэтому она снова нырнула в темноту кабинки и продолжила поиски. Хорошо, что я ее взял собой, по крайней мере, с ней не скучно. – Кстати, он тоже интересовался тобой.

Закинутая приманка сработала.

- Правда? – ее лицо снова появилось в окне.

- Да. Тоже на всякий случай расспрашивал о нашем с тобой разговоре, думает, что у тебя маниакальные наклонности. А я, как будущий врач, должен был сделать заключение.

Она гневно прорычала что-то на мою издевку, и вновь исчезла в окне. Удовлетворенный, что счет в игре «подколи друг друга» веду я, продолжил поиски, высвечивая и ощупывая боковую стену исповедальни.

- Гидеон, - послышалось со стороны окна голос Лесли.

- Что? Соскучилась по мне? – я думал, она продолжит словесную баталию, но ответ прозвучал через большую паузу все тем же ровным голосом: «Гидеон, подойди сюда».

Я втиснулся в кабинку: на двоих она явно не была рассчитана. Лесли высветила под окошком доску: «Гляди». Разглядеть было трудно, потому что доски были уже старыми, и, наверное, несколько раз лакировались, плюс еще время нещадно их состарило. На темной поверхности была какая-то неровность, судя по всему надпись. Я дотронулся пальцами и провел по ней, кто-то выскоблил ее не очень аккуратно…

- Цифры! Гидеон, это цифры! Кто-то вырезал цифры.

Я, словно слепой, кончиками пальцев водил по ним, а Лесли приложила вплотную фонарик, чтобы цифры стали рельефнее с помощью тени и лучше прочтены.

Первая цифра была глубоко врезана и понятна, она словно подтверждала свое нерушимое обязательство с миром, чтобы присутствовать здесь на доске – 1.

Вторая угадывалась труднее, она так же, как единица, глубоким шрамом пролегала на дереве - 7

Третья автору далась тяжело, видно, что резчик он был никудышный. Завиток был виден и понятен, в отличие от верха цифры. Но мои пальцы проследили путь ножа, который тут кромсал дерево несколько сотен лет назад. Без сомнений это была цифра «5».

Четвертой цифры не было. Она явно была когда-то, потому что след ножа заехал на те доски, на которых значились остальные, но той доски, где была последняя цифра, больше не существовало. Кто-то любовно заменил ее на совершенно новую.

- Здесь должно быть продолжение. Они заменили доску.

- Я вижу. Она отличается…175. Это год? Это написала Гвендолин?

- Не знаю… Почему она не написала дату конкретней: число, хотя бы месяц? Почему имя не написала?

- Может, спешила, времени не было… А вдруг это не Гвен? Огромное количество детей вырезают свои имена!

- Вот именно, Лесли. Имена. А тут дата. И, кстати, надпись под окном в той исповедальне, которая принадлежит Ложе, в которой мы прятались, да еще с ее стороны. По мне, так это неслучайно.

- Так что это за год тогда? 1750? 51-ый?

- Не знаю, нужно будет искать тщательнее…

После находки я был окрылен и меня даже не страшил разговор с Шарлоттой. У меня была теперь не нить, а целый канат к Гвендолин. Я не сомневался, что это она. Ну, кто еще додумается вырезать надпись в исповедальне, да еще и просто дату? Туда никто не ходит аж с построения самой церкви! Значит 18 век. Занесло. Мгновенно паника накрыла меня с головой, крылья, вызванные знанием одного, исчезли после появления знаний абсолютно отличных от предыдущих. В этом веке, с ней могли произойти действительно ужасные вещи: ее могли зарезать в переулке, казнить за любой ее проступок, повесить ни за что, убить ради денег, изнасиловать. Она могла заразиться чумой, оспой, ее могли продать в проститутки. А если она еще и начала рассказывать про двадцать первый век, то ее с легкостью могли поместить отправить в тюрьму или отправить в психушку, а там людей приковывали к столбу на всю жизнь на увеселение дворян.

Чем больше я об этом думал, тем сильнее хотелось рвануть к хронографу. Нельзя терять ни минуты!

Из тяжкой задумчивости меня вырвал телефонный звонок. Фальк приказал разворачивать машину и направляться в Темпл – для меня есть задание. Пришлось срочно писать смс Шарлотте, чтобы она не названивала мне, так как я не смогу сегодня с ней увидеться.

Приехав в Темпл, я увидел расходившуюся толпу Хранителей, не смотря на выходной день. Они снова заседали. Ища Фалька в Зале Драконов, я столкнулся с Уитменом.

- Гидеон! Здравствуй!

- Здравствуйте! Что здесь произошло? Зачем меня вызвали? Вы нашли новую информацию?

- Нет, но у нас появилась теория. Сегодня тебе предстоит вновь отыскать Люси и Пола.

Моему удивлению не было предела. Люси и Пола? В последний раз я видел Пола в тот момент, когда он передал мне бумаги, в которых говорилось, что Гвендолин должна будет умереть из-за меня. Это стало отправной точкой в нашей ссоре. Но так же стало для меня зерном доверия к сбежавшим в прошлое.