Она томно закатила глаза.
- Ну, сколько можно, а? Я не воровка! Этот придурок Джимми виноват, это он просто решил похвастаться, что знает, как сюда пробраться тайно. Ну, я и пошла. Надоело повторять одно и то же.
Мне почему-то стало смешно, хотя ничего смешного в этом не было. Передо мной стояла девушка, которой завтра вынесут смертельный приговор и отрубят голову. А она пытается свалить всю вину на бедолагу Джимми, которого скорее заставили показать сюда путь, чем он решил похвастаться.
- А платье тоже Джимми дал примерить?
Она надула губки и кокетливо взглянула из-под ресниц своими карими глазами.
- А что, красавчик, нравится? Небось только и мечтаешь, чтобы завалить какую-нибудь девку поблагороднее, чтобы такое платье на ней задрать и сделаться потом ее любовником, чтобы твои долги оплачивала.
- Уж точно не о такой, как ты, мечтаю, - ужасная вульгарная особа. Из ее рта льется столько же дряни, сколько и в ней самой. Хотя чего ее винить: выросла в нищете и на улице, платье, наверное, ее был самый большой куш за всю жизнь. – А платье красивое, да…
Она довольно хмыкнула и любовно начала расправлять невидимые складки на корсете.
- Красивое… – заворковала она своему платью. – Я ее с одной дамы сняла, когда в лесу разбойничали. Ух, она визжала! Пришлось чуток придушить ее. Жаль, что, вы, скоты, испортите его, когда мне голову рубить будете…
На этой фразе она начала всхлипывать и плакать: рот ее некрасиво скривился, а из глаз полились слезы, оставляя на грязном лице бороздки. Но времени утешать ее у меня не было, так как услышал, как отпирается замок у двери в темницу – кто-то сюда шел. Я кинулся в конец коридора, в темноту.
- Эй, ты куда? – услышал я в след голос девушки. В следующее мгновение я увидел молодого красивого статного человека. Он был чем-то отдаленно схож со мной: темные длинные волосы, перевязанные лентой, волевой подбородок, выраженные надбровные дуги, красивый прямой нос и такая же прядка, спадающая на глаза. Одет он был в бархатный темно-зеленый камзол.
- С кем ты говоришь, Мария?
- Вот уж сюрприз! Граф Бенедикт Бенфорд Второй пожаловал. Так? А то я в счете не сильна.
- Так точно. И не надо прибеднятся, Мария. Ты ловко посчитала, во сколько тебе встанет, если продашь инкрустированный персидский кинжал. Я наслышан о тебе достаточно.
- Ох ты! Я тоже о тебе наслышана много, в том числе, что ты не вылезаешь из постели девиц. При этом тебе, что бедная, что богачка, все равно, лишь бы юбка была, - в ответ тот лишь засмеялся, чем вызвал припадок ярости у Марии. – Чего заливаешься? Вон, ваш друг, и то ходок на более благородных девиц!
Она кивнула по направлению в темноту, где стоял я. В этот момент я почувствовал спасительное головокружение - я возвращался в 2011ый год. Напоследок я только и успел увидеть обернувшегося ко мне графа, всматривающегося в темноту: «Какой мой друг?».
Иллюстрация к главе: http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/79314896.png
========== Мой демон - близ меня. Гидеон. ==========
Мой Демон – близ меня, – повсюду, ночью, днем,
Неосязаемый, как воздух, недоступный,
Он плавает вокруг, он входит в грудь огнем,
Он жаждой мучает, извечной и преступной.
(Шарль Бодлер «Разрушение»)
Посмотрев на часы, я понял, что опоздал к концу уроков в школе Сент-Ленокс. Было весьма досадно. Значит, мне придется отложить разговор с подругой Гвен, как бы ее там ни звали, на завтра. Шарлотта за завтраком подала отличнейшую мысль: «Не думаю, что знания из тысячи просмотренных исторических фильмов или сериал Доктор Кто помогут ей». Я до этого момента мыслил стандартно, как меня учили по тайноведению и постулатам Тайной ложи Сен-Жермена. Но ведь Гвен не была заложницей всех этих правил, в этом были ее особенность и недостаток одновременно, поэтому ход ее мыслей значительно отличался от моих – мы выросли в совершенно разных условиях. Ведь, когда она узнала, что может совершать прыжки во времени, вместо того, чтобы обратиться сразу за помощью и действовать, как указывает «Свод законов путешественников во времени», Гвен попыталась разрешить ситуацию сама, своими усилиями. Я помню папку, переданную мне мистером Уитменом, составленную ее подругой. Наивный сбор информации из Google, который весьма меня позабавил тогда, но теперь я понимаю, что это была попытка решить проблему самим, своим умом, а это должно быть достойно уважения, хотя, на мой взгляд, это было и чрезвычайно глупо.
Именно поэтому меня теперь не покидала мысль, что Гвен жива. Во-первых, она не Шарлотта. Во-вторых, она не я, она – это сгусток энергии, который пытается отстоять свою независимость и свободу, поэтому, если она и умерла – упаси Господи – то, наверное, наделала кучу шума перед смертью, либо где-то застряла и ждет меня.
Как говорится, чтобы раскрыть преступление, нужно думать, как убийца. А кто знает ее лучше всех, как ни лучшая подруга? Поэтому мне нужно было поговорить с … Черт. Как ее зовут-то? Лейла, Лиззи, Лейзи, Лесси? Да, точно, кажется, Лесси. В принципе, я могу обратиться к брату, ведь она нравится Рафаэлю, но почему-то хотелось действовать самому, без посредников – в точности как Гвен. Моя девочка, что застряла где-то в неизвестности.
За сегодняшний вечер я сделал еще два прыжка во времени: в ноябрь 1760, чтобы полюбоваться толстухой прачкой, орущей на угольщика Темпла, а затем, уговорив дядю, прыгнул на 200 лет вперед, в 1956, ту дату, в которую должна была элапсировать Гвендолин перед исчезновением.
Лучше бы я этого не делал. Элапсировав в знакомый кабинет, я увидел свое персональное орудие пытки – темно-зеленую «кузину Софу». Она стояла все там же, все такая же; немой свидетель нашей страсти. Меня кинуло в дрожь от воспоминаний о поцелуях Гвен, как ее изящные пальцы запутывались у меня в волосах, как ее тело прильнуло к моему, как я ответно запускал свои пальцы в ее мягкие шелковистые волосы, как я гладил ее спину, тонкую талию, длинные ноги, а ее запах…
Merde! Diable!
Как же я ее хотел. Раньше хотел ее тело, сейчас хочу и душу. Хочу ее всю, живую, мою, чтобы найти и не отпускать, даже если придется привязать к себе в прямом смысле слова.
Время затуманилось от мыслей. Я помню, что опустился на пол, напротив софы, не смея даже приблизиться к ней на шаг, будто эта мебель была ядовитым существом. Так я просидел целый час, пока не вернулся в свое время. Я боялся глупого деревянного дивана с зеленой старой обивкой, который напоминал мне о моей любви, о моей страсти, которая тлеет во мне к одной взбалмошной девчонке, превратившей мою жизнь в кошмар из пыток. Господи, да Гвендолин, Гвен, моя Гвенни - единственная, кто смог пошатнуть мою уверенность в себе, заставляя ревновать ее к школьным друзьям и вообще к ее жизни, так совершенно не похожей на мою. Даже к чертову Полу де Виллеру, младшему брату дяди, я сумел приревновать, когда увидел, как он на нее смотрит. Я даже одно время подозревал, что между ними в будущем что-то возникнет, потому что тот взгляд можно было расшифровать, как истосковавшийся и влюбленный в нее.
Тупая софа всколыхнула во мне то, что я пытался спрятать от всех, даже порой от самого себя: я безумно, неизлечимо влюблен, одержим Гвендолин Шеферд, и мне не нужна никакая жизнь, если в ней не будет ее. Той, которая постоянно мне перечила, которая вела себя безрассудно, той, кто показал, что можно бороться и быть независимой при любом на тебя давлении.
Не буду описывать свое состояние по возвращении в октябрь 2011го. Я был уставшим, замкнутым в себе, ведь только что я целый час был наедине со своими воспоминаниями. Мне все казалось, что я чувствую сладкий запах тела Гвен, который, как демон, витал в воздухе 1956го года.
Из-за этого душевного состояния, я чувствовал, что мне нужно прийти в себя, но в другой обстановке, отличной от той, где я только что был. Поэтому по инерции пошел в кабинет профессора Шульца, где вчера ждал Гвендолин с элапсации. Там потратил еще час, отпаивая себя остатками кофе профессора и листая первую попавшуюся книгу с его стола. Это была книга о портретном искусстве с иллюстрациями. Там вообще были одни книги об искусстве. Я сделал вывод, что профессор Шульц историк искусств, который вечно пропадает где-то, редко наведываясь в свой кабинет.
