И все это происходит ежедневно, день за днём, месяц за месяцем, год за годом. По всей стране. В каждом доме. И в их доме тоже.
Он критически посмотрел на Галину.
Чёрт возьми, она ведь действительно целиком и полностью поглощена действием, происходящим на экране. И абсолютно никакого внимания на него. Неужели, где-то и в её милой головке затаилась мысль о том, что где-то в этой жизни есть мужчина, Другой Мужчина, способный сделать её гораздо счастливее, чем способен на это он.
Но если смотреть объективно, что же он из себя представляет: у него нет ни денег, ни влиятельных связей, ни привилегированного статуса в обществе, ни твёрдого характера, ни поразительной красоты, или великолепной спортивной фигуры. А что же у него есть: грошовая зарплата, начальник гад, огромный многолетний кредит, мягкий нрав, и бесконечная усталость во взгляде...
Но неужели исходя из этого вывода он должен безропотно отдать её в руки тому достойному, состоятельному и состоявшемуся?...
Виталий бросил взгляд в телевизор на избранника Дуньки, который как раз вылезал из Бентли, с охапкой роз - весь такой, до омерзения приторно правильный и обеспеченный, и сделалось ему очень тревожно и тоскливо одновременно.
Наличие дорогого автомобиля, как неизменного атрибута, безумно раздражало, так как Виталий машины вообще не имел, даже ржавенькой "копейки".
Остановить это беспробудное зомбирование переключением на другой канал, было просто бесполезно, потому, что на других каналах всегда находился клон Дуньки. О том, чтобы отключить телевизор и посидеть вместе без вездесущего ящика Виталий уже давненько не помышлял. Если же он взамен предлагал почитать ей вслух роман, Галина обиженно говорила, что это не вариант. Да он и сам понимал, что вероятность того, что книга может понравиться, не то что ему, а уж двоим-то и подавно, весьма и весьма мала.
Конечно, он мог потребовать от неё просто отключить телевизор, но в её глазах это вовсе бы выставило его в самом неприглядном свете. Он не хотел быть для неё несостоятельным истериком, или того хуже, деспотичным домашним узурпатором - упаси бог!
Но что же ему делать тогда?
В том, что что-то делать необходимо он был уверен на все сто процентов, но что же именно?
А ещё он понимал, что бездействие в данном случае подобно смерти, то есть потере любимого человека.
Его голова буквально заскрежетала от мыслительной потуги, и борьба с закостеневшим расслабившимся рассудком, давно забывшим о том, что такое умственное напряжение, продолжалось бесконечно долго и бесплотно.
В конце концов, Виталий сдался и провалился в сон, совершенно не подозревая, что ждёт его следующим утром.
***
А на следующее утро началось с ссоры.
Если раньше Галина сама выискивала любой незначительный повод для того чтобы из искры раздухарить пламя, то сегодня Виталий сам пусть и неумышленно создал самый что ни на есть откровенный повод для скандала. Сегодня ночью он с мучительными хрипами и стонами несколько раз подряд произнёс сдавленным криком: - Ве-е-ера! Ве-е-е-ера! Ве-е-е-е-е-ера!!!
Вот только если для Виталия в свете грандиозного открытия сделанного предыдущим вечером одухотворённое слово "вера", не имело совершенно никакого отношения к имени собственному "Вера", то для Галины подобное высказывание могло означать только одно - мужу во сне снится другая женщина. А ещё всё дело очень усложнялось чувственным придыханием, с которым Виталий всё это произносил, в котором чуткая Галина безоговорочно усмотрела самую подлую сексуальную измену мужа в его сне.
Кроме того была ещё и другая проблема - Виталий практически не помнил своих снов, хотя был уверен на все сто процентов что видел их не реже и не чаще любого другого человека, просто все его сновидения проходили в той части мозга, с которой он не имел обратной связи. И пусть даже кто-нибудь и разбудил бы Виталия посреди ночи, он всё равно не смог бы вспомнить ничего из того, что только что видел... За всю свою жизнь он при желании мог насчитать чуть больше двух десятков снов, которые он помнил. И если их количество разделить на прожитые годы, то в среднем приходилось по одному, максимум двум снам на год. И всегда это было что-то невероятно яркое запоминающееся, красивое, но как бы Виталий не ломал голову, он не мог припомнить ни одного эпизода из минувшего сновидения, хотя искренне верил, что не мог опуститься да элементарной измены своей жене. Поэтому версия с верой, как составляющей новооткрытой им религии более чем удачно вписывалась в вырисовывающееся грандиозное полотно. Однако посвящать супругу в таинство его нового открытия он не посмел, понимая, что Галина, как сектант попавший под религиозное влияние, будет более чем яростно всё это отрицать - так что момент для того чтобы открыть глаза супруге был, прямо скажем, неподходящий.
За доли секунды напряжённой работы мозга Виталий вспомнил историю, которую поведал ему его приятель Денис. А дело было так - тому и в самом деле приснилась любовная сцена, и он с томным упоением произносил имя "Зоя". Проснулся он побоев, которые наносила ему супруга, которую, к слову, звали вовсе не Зоя, а Надя.
- Это какая такая Зоя?!! - кричала она.
- Да не Зоя! А зая, ЗАЯ, глупенькая ты моя!!! - довольно умело оправдывался Денис.
Учитывая схожесть и факт того, что это действительно было одним из самых любимых ласкательных прозвищ, Надя понемногу отошла, и поверила в его историю.
Что же мог в этом случае на скорую руку сочинить Виталий?
Верка Сердючка? Ну, при чём здесь этот трансвестит с грудью шестого размера?
Озарение пришло как это бывает совершенно спонтанно.
- Представляешь, мне во сне приснилась стройка. И вот кричу я крановщику: - Вира! Вира!! А он как будто и не слышит меня вовсе, и груз прямо на наш дом опускает.
- А может это не крановщик, а крановщица была? - ехидненько уточнила Галина.
- Да что ты, Галочка, на автокранах только мужчины работают, они же ещё к тому же и водители по совместительству. - Как мог, исправлял ситуацию Виталий.
- Ну-ну. - Весьма недоверчиво кивнула головкой Галина.
История и вправду получилась неубедительная, но лучшего за то короткое время что у него было придумать было уже невозможно. Это конечно лучше, чем сочинить историю о том, что его, якобы серьёзно раненного и умирающего, под жестоким огнём неназванного противника, вытаскивает с поля боя санитарка Вера.
- Знаешь, что, стропальщик ты мой непереаттестованный, вот пусть тебе сегодня утром завтрак твоя крановщица и готовит.
Сказав это, Галина демонстративно отвернулась от Виталия, и все его дальнейшие попытки как-то разрядить ситуацию или перевести всё в шутку, были обречены на неминуемый и позорный повал - Галина могла быть непреклонной, и эта черта очень нравилась в супруге Виталию, но только не в этом конкретном случае.
На работу пришлось идти не позавтракав, подовольствовавшись лишь кофе с печеньем.
Была у Виталия одна странноватая черта - он совершенно не притрагивался к готовке пищи. В те редкие дни, которые в его жизни ему приходилось оставаться в доме одному, он практически ничего не ел, до тех пор, пока в доме не появлялся человек, который его накормил бы, и совершенно не важно мама, бабушка ли это была в его детстве и юности, или супруга в зрелые годы. Если одному приходилось быть по несколько дней к ряду, то Виталий переходил, как говориться, на хлеб и воду, что конкретно в его случае означало - на молоко и батон с шоколадным маслом, или ореховой пастой. Или же просто конфетами.
День на работе жутко его утомил, но и торопиться домой ему тоже не слишком хотелось. В былые времена, когда в доме его ждала любящая жена, а не комок, крайне нестабильных и взрывоопасных, как глицерин, нервов, готовых сдетонировать в любую секунду от малейшего неосторожного движения, он торопился, да что там, просто летел в своё уютное семейное гнёздышко, оставляя за спиной усталость тяжёлого рабочего дня, вместе со всеми своими профессиональными проблемами. Да, всё это было, но ушло куда-то. И как бы не хотелось думать, что ушло навсегда.
