Но как он ни вертелся, как ни заглядывал в глаза учительницы, она не замечала его, словно его и не было здесь, и это становилось невыносимым. Павлик уже не слушал урока и сердито сопел. Беспокойная ревность закрадывалась в мальчишеское сердце.

И он добился своего: учительница заметила его. Она улыбнулась Павлику и вызвала к доске. Жарко краснея, он стоял у доски и не мог решить задачки, а задачка была куда уж проще. Ребята шептали, подсказывали, но он смотрел на чистые половицы, покрытые крошками мела, и ничего, ну ни капельки не соображал.

- Ну что ж, садись на место.

Павлик сидел, ничего не видя перед собой, и не слушал, как, брызгая мелом и объясняя, за него решал задачку его сосед по парте Колька Кожухов.

- Это мне пара пустяков, - довольно шепнул Колька, усаживаясь рядом, а Павлик вдруг ни с того ни с сего громко хлопнул крышкой парты.

- Ты чего мешаешь? - ткнула его в спину Зинка, сидевшая сзади.

Павлик обернулся и ловко смазал ей по шее.

- Юлия Михайловна! - Зинка подняла руку и встала, - Павлик Одинцов дерется.

Павлик развалился на парте и кривил в ухмылке губы.

- Одинцов! - сказала Юлия Михайловна. - За что ты бьешь ее?

Глаза у Павлика забегали, точно зверьки.

- А что? - спросил он вызывающе. - У ней, может, комар на шее сидел…

- Ой, врет он, Юлия Михайловна, никаких комаров нет, он просто лупцуете!!.

- Ну хорошо. Он больше не будет, - мягко, словно извиняясь за него, сказала учительница. - Продолжим урок.

Но Павлика как будто завели, и он уже не мог остановиться.

«Это она меня еще по дружбе так. А другого бы враз выставила», - подумал он и показал Зинке кулак.

Девочка опять подняла руку.

- Чего тебе?

- Одинцов стращает: как, мол, выйдем, он мне задает…

- Ну вот что, - сказала Юлия Михайловна, подходя к спорщикам. - Ты, Зина, пересядь, пожалуйста, к Одинцову а тебя, Кожухов, попрошу пересесть на ее место. Надеюсь, теперь вы поладите.

И странное дело: Зинка не стала возражать - она послушно пересела и даже покраснела от удовольствия, а Павлик, расставшись с дружком, с которым мечтал просидеть весь год, вдруг смертельно обиделся и ткнул изо всей силы свою новую соседку в бок. На этот раз Зинка почему-то даже не пикнула, а только, хихикнув, шлепнула его по руке, словно только и ждала, чтобы их посадили вместе.

- Опять, Одинцов? - удивилась Юлия Михайловна и чуть побледнела. - Ну что с тобой делать? Придется тебе оставить класс.

Павлика словно стукнули: он сидел и не верил. Может, ему показалось или он ослышался? Нет, Юлия Михайловна, быстро стуча каблучками, подошла, крепко взяла его за руку и повела из класса вон.

Он стоял за дверью, сопел и прислушивался, но урок шел как обычно, как будто ничего не произошло. Все сидели за партами, не шумели, не просили за Павлика, не возмущались несправедливостью, а глядели новой учительнице в рот, потому что теперь она сама им что-то оживленно рассказывала. Даже его лучший друг, Колька Кожухов, забыл о нем. Только одна Зинка таращила глаза на дверь. Но разве от этого легче? Он был вышвырнут, как нашкодивший щенок, и кем? Юлькой, своей соседкой, с которой так дружил! Все они, взрослые, только прикидываются, что дружат с ребятами, а на самом деле обманщики и предатели. Павлик терзался от горькой обиды.

Пришел Павлик домой и прямо с порога запустил ранец в угол. Подвернулся под ноги кот Рыжик - он поддел его носком и выбросил за дверь, как мяч.

- Ты чего разоряешься? - спросила мать, хлопотавшая у печи.

- Нам Юльку в школу прислали. Тоже нашлась учительница! Не пойду я больше в школу.

- Это что такое ты говоришь? Чем она тебе не угодила? Сколько училась, похвальную грамоту привезла, а тебе не нравится?

- Да ну ее!.. Я лучше в Пеструхинскую школу попрошусь.

- Ишь чего надумал!

- И попрошусь!

На другой день Павлик собрал книги в ранец, отломил краюху хлеба и пошел в Пеструхино - в шести верстах от Карповки.

Но до Пеструхина не дошел - застрял в лесу. Лес, прихваченный осенней позолотой, был тихий и грустный. Под ногами мягко хрустела опавшая листва, на верхушке березы сидел кобчик и молча следил за Павликом. Скрипнула где-то пичуга, но тут же умолкла.

«Рти-ти-ти-ти?» - несмело спросила синичка.

«Цвиу-цвиу!» - ответила другая.

И на этом кончился их разговор. Лес жил предчувствием осени - все казалось в нем теперь недолговечным и прощальным.

Павлик бродил, охваченный неясной болью, и вглядывался в знакомые места. Вот здесь, на озере, затянутом палыми листьями, они не раз бывали с Юлькой. Там, под осокорем, есть мосточек, с которого можно нырнуть и не достать дна. Он не раз, желая похвастать ловкостью, прыгал в озеро и выплывал далеко от берега.

Юлька кричала, чтобы вылезал, а потом выбирала у него из мокрого чубчика водяную сосенку и расчесывала его своим гребнем.

А вот и старые, обвалившиеся блиндажи, заросшие густым малинником. Здесь надо быть осторожным - до сих пор валялись неприметные в зелени мотки колючей проволоки. Сколько собирали они здесь с Юлькой малины!..

Павлик долго бродил по малиннику, а когда проголодался, съел краюху, напился воды из озера и пошел домой.

«Раз так, - думал он, - вовсе школу брошу и попрошусь в леспромхоз плотником или сторожем. Вон Васька Кузин в бочарной учеником работает, а что я, хуже его, что ли? Он старше меня, а я, может, посильней».

Домой Павлик пришел под вечер. В горнице, запахнувшись в пуховый платок, сидела Юлька. Она озабоченно осмотрела его:

- Где пропадал?

Павлик весь напрягся и застыл. Глаза его, холодные и злые, уткнулись в пол.

- Не буду учиться у тебя, - буркнул он.

Юлька подошла к нему, выпростала руку из платка и осторожно погладила голову. Павлик чуть вздрогнул и сгорбился, будто на плечи ему взвалили тяжелый мешок.

- Это почему же? - спросила она удивленно. - Или думаешь, по старому знакомству все тебе можно?

- Не буду, - повторил Павлик и повернулся, чтобы уйти.

- Нет, ты постой, от меня никуда не уйдешь. - Юлька решительно и сильно повернула его к себе. - Это как же «не буду»? Что ж, Ксения из Гриднева лучше меня, что ли? Вместе кончали, тоже в своей деревне учит ребят. Или хуже я Лиды Семидворовой? Просилась она к себе, да места не нашлось. Это что же получится, если никто не захочет у своих учиться?..

И пошла его ругать, и пошла - долго не могла остановиться.

- Так вот ты, оказывается, друг какой, приятель называется!

- Не буду, - упрямо бубнил Павлик. - Не буду!

Тогда Юлька обхватила вдруг горячими ладонями голову мальчика и повернула к себе лицом.

- Что это с тобой?

Сквозь туман Павлик увидел ее глаза - большие, серые, участливые. Она притянула его к себе и тепло дохнула в нахмуренный лоб. Сердце его беспомощно и быстро заколотилось, глаза зачесались, и по щеке покатилась слеза.

- Ах ты, Павлик, бедовый парнишка ты мой! - дрогнувшим голосом сказала она.

Павлик всхлипывал, хватая воздух. А Юлька вытерла его красный нос, растрепала чубчик и рассмеялась:

- Ой, мамочки, слезищи какие!

Неизвестно, что здесь было смешного, но смеялась она все пуще, и в смехе этом, как льдинки весной, таяли последние остатки его обиды. А потом она укоризненно покачала головой:

- Сколько из-за тебя переволновались. В Пеструхино звонила, мать тут вся избегалась… А сейчас, как поешь, достанем учебники и будем заниматься.

Сперва они вместе поели, а потом долго сидели за столом, склонившись головами, и Юлька, как давным-давно, в то время, когда Павлик был еще маленький и не ходил в школу, читала ему книжку, а потом помогала готовить уроки.

И, между прочим, попросила решить задачку, ту самую, с которой он не мог справиться в классе. И, странное дело, Павлик без всякого труда решил ее.

Видно, лето уже прошло, и все теперь в голове укладывалось по местам.