— Пойдешь учеником расточника на завод?

— Да я… Да я… — Юра не находил слов.

— Ясно, — сказал подполковник и проговорил в трубку: — Пойдет..

Котловский передал привет какому-то Кузьме Владимировичу, попрощался и положил трубку на рычаг. Взял листок бумаги, написал несколько строк, протянул листок Юре:

— Вот адрес завода. Завтра явишься.

— А сегодня нельзя?

Семен Игнатьевич засмеялся:

— Припекло? Смотри же, — ты — мой подшефный. Буду справляться, как работаешь. А теперь — пошли со мной. Надо же тебе на что-то жить до первой зарплаты.

Юра сделал протестующий жест.

— Стесняться тут нечего, — строго проговорил подполковник. — Думаешь, — жалею? У меня на всех таких жалости не хватит. У нас есть специальный фонд помощи. Будешь зарабатывать — отдашь. Ну, давай пропуск, подпишу.

В коридоре Семен Игнатьевич попросил Юру подождать. А сам вошел в большую комнату и направился к старшему лейтенанту, сидящему за столом в углу. Тот хотел встать, чтобы приветствовать начальника.

— Сиди, Иван Игоревич, — положив руку ему на плечо, сказал Котловский. — Деньги у тебя есть?

— Есть. На штатский костюм собрал.

— А он тебе к спеху?

— Не то чтоб очень… — замялся старший лейтенант.

— Одолжи мне сотни три, до получки.

Подполковник вручил Юре деньги.

— Большое спасибо. Как только получу зарплату, сразу отдам.

— Пока я в этом не сомневаюсь, — ответил подполковник. — Ну, иди. До свидания.

Котловский пошел обратно, к своему кабинету.

— Товарищ подполковник, — догнал его Юра, — куда мне сейчас идти?

— Как куда? Домой. Или ты очень боишься своих прежних приятелей? — Семен Игнатьевич насмешливо прищурился: — Может быть, тебе в няньки милиционера приставить?

Юра круто повернулся и вышел на улицу.

Мимо промчалась «Победа». Ему показалось, что за рулем сидит тот самый вычурно одетый парень, приятель Якова и Гундосого.

— Они следили за Чижиком, — сказал подполковник Котловский на совещании. — Они видели, что он пошел к нам, и не станут сидеть дома и ждать, пока мы явимся. Но узнать домашние адреса Якова и Гундосого все равно нужно. Необходимо выяснить также личность водителя «Победы». Этот может остаться дома, так как Юрий Чижик видел его всего один раз, улик против него нет. «Водителем» займется старший лейтенант Кротов. К соседу Чижика, Коле, пойдет лейтенант Рябцев. Юру они сейчас оставят в покое, им не до него. Но на всякий случай надо соблюдать все меры предосторожности. Возможно, они глупее, чем мы думаем.

Мать Коли, низенькая женщина с глазами-щелочками, загораживала дверь в комнату своим выпирающим животом.

— Я же говорю русским языком — его нет дома. Куда ушел, — не знаю. Он мне не докладывается. Куда хочет, туда идет… Ты меня не учи… Знаю, что — мать… Чего, чего?.. Когда у самого будут дети, воспитывай, как хочешь, а в мое воспитание носа не суй.

Подтянутый, подчеркнуто вежливый лейтенант Рябцев долго убеждал ее сам и с помощью дворника. Но женщина даже не хотела взглянуть на ордер.

— Ордер тебе даден на обыск сына. А его дела — не мои дела. Найдешь его, тогда и обыскивай.

Лейтенант Рябцев посмотрел на переминающихся с ноги на ногу понятых и, осторожно, но решительно отстранив женщину, шагнул в комнату.

Однако мать Коли была не из тех женщин, которые так просто сдаются. Она разинула рот, неожиданно ставший большим, и закричала осипшим, жестяным голосом:

— Караул! Гра-а-абят! Милиция грабит!

Очень скоро на лестничной площадке собрались соседи и стали заглядывать в квартиру.

Лейтенант Рябцев делал свое дело. Он обыскивал двухкомнатную квартиру. Попадались самые неожиданные вещи: альбомы с марками и автомобильный насос, дюжина теннисных ракеток и пишущая машинка. В кладовке, громоздясь друг на друга, стояло два мешка сахара.

— Зачем вам столько сахару? — удивился лейтенант.

— Сколько надо, столько и покупаю. На свои кровные, на рабочие денежки, потом политые! Мы — трудящие!..

Лейтенант поморщился. Мешки навели его на новую мысль. Он подошел к иконам, закрывающим угол.

— Ого! Целый иконостас! — воскликнул один из понятых.

Женщина бросилась в угол, размахивая руками и крича:

— Уйдите, ироды! Головы порасшибаю! Не троньте святого, антихристы!

Настороженное ухо лейтенанта уловило на этот раз в ее голосе нотки страха. Рябцев внимательно осмотрел иконы и стену за ними, но не обнаружил никакого тайника. Многое, однако, в этой квартире было подозрительным, и лейтенант продолжал поиски. Случайно он повернул одну из икон и увидел в ее задней стенке отверстие. Запустил в него руку и извлек три пары золотых часов на браслетах. Во второй раз улов был не менее богат — связка из двенадцати золотых обручальных колец.

Рябцев молча посмотрел на женщину. Она опустилась на стул и сказала с вызовом, но уже без крика:

— Не ворованные. Горбом своим нажила. Советская власть не запрещает…

Лейтенант не вступал с ней в опор. Он думал о мешках с сахаром.

Дальнейший обыск больше ничего не дал. Прошло три с половиной часа. Понятые устали. Когда хозяйка квартиры не смотрела на них, дворник делал знаки лейтенанту: пора, мол, уходить. Но Рябцев медлил.

В этой затхлой квартире, похожей на скупочный магазин, заполненный случайными вещами, все наводило молодого лейтенанта на мысль о нарушении законов. И сахару здесь столько не случайно.

Рябцев осмотрел кухню. Он не обращал внимания на едва плетущихся за ним понятых. Заставлял их заглядывать под плиту, столик, приподнимать крышки кастрюль. Не обошел даже помойных ведер. Поднял одно из них, встряхнул. В ведре что-то звякнуло. Розовое лицо лейтенанта не изменило своего невозмутимого выражения. Он осторожно слил грязную воду и вынул из ведра часть от самогонного аппарата.

— Зачем это вам? — спросил он у женщины, хотя и так все было ясно.

— Сынок где-то подобрал, а я выкинула в ведро, — затараторила женщина. — Говорю ему — зачем такое барахло в дом тащить? Неужели же вы мне не верите, товарищ капитан? — В разговоре с Рябцевым она перешла на «вы» и величала его то капитаном, то майором. — Разве ж я похожа на тех, что брешут? Двадцать лет честно трудимся для нашего государства.

— Где вы работаете?

— Та не я, не я, а муж мой. Он на заводе браковщиком. Передовой человек, премии получал…

— Вам придется пройти со мной, — перебил ее лейтенант.

— Да за что, товарищ майор? Я же честная женщина. Та я ж знать не знаю, ведать не ведаю, где он ее взял — эту пакость, что в ведре!

— Вам придется пройти со мной, — вежливо, но настойчиво повторил лейтенант.

Сверкающие потоки автомобилей текут по киевским улицам. Среди них — «Победы», темно-синие, серые, зеленые, коричневые. Сотни машин с занавесками на окошках, с плюшевым медвежонком или куклой над рулем и с буквами «УЧ» перед номером. И среди этих частных «УЧ» — синяя «Победа», за рулем которой сидит вычурно одетый парень. Именно эта автомашина нужна старшему лейтенанту Ивану Кротову.

Он снимает телефонную трубку и говорит человеку на другом конце провода:

— Автомашина марки «Победа», частная, синего цвета, проезжает по центральным улицам, водитель — молодой человек лет двадцати, блондин, с длинными волосами, с пестрым галстуком, в бархатной куртке с тремя застежками «молниями».

Спустя некоторое время раздается телефонный звонок. Старший лейтенант Кротов слышит в трубке:

— «Победа» «УЧ» 75–83, владелец — гражданин Фесенко Никифор Львович, директор обувной фабрики. Интересующий вас водитель — его сын, гражданин Фесенко Никита Никифорович, студент университета, права водителя получил в июне пятьдесят шестого года.

В кабинет вошел высокий блондин с длинными волосами, взбитым коком над лбом, в галстуке, на котором были представлены почти все животные зоологического парка, в бархатной куртке с тремя застежками-«молниями».