Девушки защебетали, залились смехом и кинулись обнимать Алиту и поздравлять ее с новым щедрым и внимательным поклонником. Она с удивлением отметила, что в обитательницах борделя нет и тени зависти к ее успеху – хотя она меньше всего мечтала о подобной победе… Поставив на стойку корзину с белыми орхидеями, Алита сказала:
– Девчата, заберите это все себе, кому что нравится. А мадам Бьотте – орехи в меду, она их любит.
Восторженные возгласы и радостный писк стали еще громче, и девушки бросились разбирать подарки. Алита вернулась за стойку и вдруг настороженно замерла: в прихожей появился новый запах – знакомый свежий аромат дорогих мужских духов. Она обернулась и замерла, словно дичь перед охотником.
В дверях стоял Лефевр.
– Добрый день, миледи, – холодно промолвил он. – Вижу, вы пользуетесь популярностью.
Глава 4
Перо
Алита замерла за своей стойкой и не сводила с Лефевра испуганного взгляда затравленной жертвы перед охотником. Он вдруг поймал себя на мысли, что этот взгляд и эта поза – с прижатыми к груди руками – делают девушку невероятно хрупкой и притягательной.
– Добрый день, миледи, – произнес Лефевр, стараясь, чтобы бурливший в нем гнев не выплеснулся наружу. – Вижу, вы пользуетесь популярностью.
Девушка посмотрела на него так яростно, что Лефевр ощутил ее взгляд как пощечину – крепкую, от всей души. Ее руки опустились и медленно сжались в кулаки, карие с прозеленью глаза сверкали – вид оскорбленной невинности шел Алите еще больше.
По коридору прокатился маленький смерч и замер возле стойки: мадам Бьотта, старая знакомая Лефевра и преданная информаторша инквизиции уже как сорок лет, выкатилась из своих апартаментов, привлеченная шумом и веселым щебетом девушек, разбиравших подарки. Увидев Лефевра, она подплыла к нему и, раскинув руки, заключила его в крепкие дружеские объятия.
– Ах, дорогой мой Огюст-Эжен! – воскликнула мадам. – Как же я рада вас видеть! Давненько, давненько вы к нам не заглядывали!
– Мадам Бьотта, мой ангел, – в тон ей откликнулся Лефевр. – Был крайне занят, теперь свободен. Отдадите мне эту обворожительную миледи на часок-другой?
– Я не работаю, – с холодом, достойным Снежной царевны, промолвила Алита. Ее щеки залило стыдливым румянцем.
Однако мадам Бьотта только рукой махнула.
– Иди, девочка моя, иди, – и, видя, что Алита едва не впивается ногтями в стойку, чтобы остаться на месте, мадам Бьотта просто взяла и вытолкала ее к Лефевру. – Иди, а я пока тут побуду, вспомню старые деньки… Анзуна! – окликнула она чернокожую девицу. – Это что, орехи в меду? А ну-ка, дай сюда.
Алита испуганно озиралась по сторонам, прикидывая, как лучше удрать и за кого из обитательниц борделя спрятаться, но Лефевр подхватил ее под локоть и направился к лестнице – комната приказчицы была на втором этаже, в самом конце коридора. Кажется, девушка упиралась каблуками башмачков, пытаясь затормозить, а уж на втором этаже вцепилась в перила так, что Лефевр приложил определенные старания, чтобы оторвать ее. Когда они вошли в комнату и Лефевр закрыл за собой дверь на ключ и на заклинание, то Алита чуть ли не бегом кинулась к окну, подальше от Лефевра, и, развернувшись к незваному гостю, спросила:
– Что вы собираетесь делать?
Лефевр усмехнулся и, неторопливо расстегнув пуговицы сюртука, снял его и сбросил на стул. Теперь в глазах Алиты плавал такой ужас, словно он привел ее обратно в человеческий зоопарк и засунул в клетку.
– Как что? – холодно осведомился Лефевр, все с той же неспешностью расстегивая жилет. – То, за чем мужчины обычно ходят в бордель. Кстати, не советую убегать через окно. Внизу не мягкий газон, а булыжная мостовая.
Сняв жилет, он небрежным движением швырнул в сторону девушки заклинание, которое заставило ее платье распасться по швам и соскользнуть на пол. Алита взвизгнула, подхватила один из убегающих кусочков и прижала к груди, но непослушная ткань вывернулась из судорожно сжатой ладони, оставив бывшую хозяйку в сорочке, корсете и необычных коротких панталонах, открывавших ногу и бедро чуть ли не до талии. В голове некстати всплыла картинка: Алита в допросной, распятая на дыбе, с чужой рукой между ногами – Лефевр прищурился, и видение исчезло.
– Прекрасно выглядите, миледи, – сухо заметил Лефевр, развязывая галстук. Упав на пол, тот свернулся под стулом затаившейся змейкой. Пуговицы рубашки легко выпрыгивали из петель. Смущение, стыд, замешательство затопили лицо Алиты, заставив ее побледнеть. Должно быть, сейчас она понимала всю глубину оскорбления, которое нанесла Лефевру, поставив его на одну доску с теми идиотами. Он очень хотел, чтобы она поняла. – Да не стойте вы, как статуя, Алита. В борделе надо работать бодро, с огоньком. Конкуренция тут похлеще, чем на бирже.
Еще одно заклинание, щелчком пальцев отправленное к девушке, выбило из ее прически шпильки и гребни, и рыжие локоны рассыпались по плечам – теперь Алита была похожа на кающуюся грешницу. Лефевр приблизился к ней почти вплотную и уловил запах, доносящийся от ее кожи, – сногсшибательный коктейль легких духов вперемешку со страхом.
– Неужели вы собираетесь… – едва слышно промолвила Алита и умолкла. Сейчас, стоя с ней рядом, Лефевр точно знал ответ: да, собирается, если она не поймет, в чем именно кроется проблема.
Теперь он видел себя словно со стороны. Его рука поднялась, и пальцы медленно прочертили мягкую линию по лицу Алиты, скользнув по шее к ключицам.
– Ну вы же ждете от меня именно этого, – негромко сказал Лефевр. – Я ведь урод и лицом, и душой, и делами. Может, мне начать соответствовать тому, что вы обо мне думаете? Что я изверг и подонок, у которого одна радость в жизни – мучить женщин?
Она ничего не успела ответить – Лефевр нагнулся к ее лицу и поцеловал: сперва легко, едва прикоснувшись, потом уже более напористо. Он и не ожидал, что губы девушки окажутся настолько мягкими и податливыми, а она сама – напряженной, почти окаменевшей. На какой-то миг Лефевра обожгло: сорвать с нее оставшиеся тряпки, вмять в постель, овладеть и присвоить навсегда, и гори оно все огнем, и будь что будет, – эта мысль была как удар кнута. Алита зажмурилась. Теперь ее трясло, как в лихорадке, и это моментально отрезвило Лефевра. Он с грустью подумал, что раньше она не брезговала смотреть на него. Он ведь просто хотел преподать ей урок, а не надругаться.
Ее корсет расстегивался спереди: Лефевр неторопливо принялся вынимать серебряные крючки из петелек.
– Не надо бояться, Алита, – с нарочитой усталостью и равнодушием произнес он, снова чувствуя прилив возбуждения. – Для шлюхи мадам Бьотты вы слишком пугливы.
Атласная скорлупа корсета свалилась на ковер в тот же миг, когда Алита ударила его по щеке.
– Не смейте! – воскликнула она хриплым шепотом. По ее лицу пробежала сперва одна крупная слеза, потом вторая; Лефевр подумал, что сейчас у Алиты начнется истерика. – Не смейте, я не шлюха… Да как вы!..
Алита вскинула руку, чтобы ударить его еще раз: Лефевр перехватил тонкое запястье и, цинично улыбнувшись, произнес:
– Конечно, шлюха. Вы же работаете в борделе. А я изувер, живодер и насильник. Потому что работаю в инквизиции. Ведь так, по-вашему?
Алита замерла в его руках, и несколько мгновений оба стояли неподвижно.
– Вы не такой, – наконец промолвила Алита.
– И вы не такая, – глухо сказал Лефевр, понимая, что девушку нужно выпустить, но ему хотелось продлить это странное объятие хотя бы на несколько мгновений.
– Я вас очень обидела тогда, Огюст-Эжен, – прошептала Алита. Теперь она смотрела ему в глаза, и в ее взгляде не было ни страха, ни брезгливости, лишь непритворное понимание и сожаление. – Если можете, то… простите меня. Я не должна была так поступать. И вы… вы не урод. Не говорите так.
Сейчас от девушки веяло тем непритворным живым теплом, которое Лефевр давно уже не искал в людях. «Не пытаться принимать благодарность и искренность за любовь», – напомнил он себе и отступил от Алиты.