— Вы острая тамале, да, мэм, острая тамале^[58]!

Но тут было совершенно другое. И Каро чувствовала, что здесь небезопасно.

Дверь неожиданно распахнулась. И мистер Эббот, с красным лицом, тяжело дыша, грубо втолкнул жену в комнату. Сорочка Багги была порвана на плече, и Каро видела очертания ее грудей под тонким ситцем.

— Давай, Багги, — велел мистер Эббот. — Отдай ей кольцо.

Багги стояла не шевелясь, глядя на свои босые ноги.

— Я сказал, отдай девочке проклятое кольцо, ты, жалкая католическая идиотка!

И он снова толкнул ее так сильно, что она подлетела к кровати. Каро ощущала трепет Виви и видела, как трясется Багги, словно эта дрожь передавалась от матери к дочери, и даже я-я были не в силах этому воспрепятствовать.

Мистер Эббот схватил жену за руку и стал отгибать сжатые в кулак пальцы, один за другим, пока кольцо не упало на пол. И только тогда сильно ударил ее по лицу.

— Подними! — велел он. — Нагнись и подними кольцо.

Багги Эббот, словно в трансе, наклонилась, подобрала кольцо и швырнула на кровать, где оно затерялось в складках теплого одеяла.

Виви, молча наблюдавшая за происходившим, натянула одеяло на голову, чтобы ничего не видеть и не слышать. Каро опасалась, что мистер Эббот ударит и Виви. Такое уже бывало раньше.

Мистер Эббот шагнул в постели. Он был высоким, тяжеловесным мужчиной, казавшимся и в пижаме таким же грозным, как в деловом костюме. Каро сжалась, готовая защитить подругу. Она была почти уверена, что он может избить и ее тоже. Избить каждую из них.

Но мистер Эббот стал шарить по постели, пока не нашел кольцо. Схватил и сунул под одеяло.

— Возьми, Вивиан. Я подарил тебе кольцо. Оно твое. Тебе от меня. Понятно?

Виви продолжала молчать.

— Отвечай, Вивиан, — приказал он.

— Да, сэр, — пробормотала Виви из-под одеяла. — Понимаю.

Во взгляде, которым мистер Эббот окинул съежившихся девочек, промелькнуло нечто вроде смущения. Или Каро только показалось?

— Что ты должна сказать, после того как выставила себя дурой перед подругами Вивиан? — рявкнул он жене.

Багги не ответила. Каро видела, как шевелятся ее губы, вознося безмолвные молитвы Пресвятой Деве. Тишина становилась невыносимой.

И вдруг Багги резким рывком сбросила одеяло с Виви. Та свернулась тугим клубочком, так что из-под подола фланелевой сорочки выглядывали только кончики пальцев. Вид подруги разбил сердце Каро.

Багги, по-прежнему не произнося ни слова, взяла кольцо и с силой насадила на палец дочери. Виви вскрикнула от боли. Каро инстинктивно привстала, чтобы схватить Багги за руку, но не успела. Багги уже повернулась и выбежала из комнаты. Мистер Эббот последовал за ней, бросив на прощание:

— Спокойной ночи, девочки.

— Гореть тебе в аду! — вырвалось у Каро, когда дверь закрылась. — Провалиться ко всем чертям и гореть в аду!

Если бы только она могла увести свою подругу Виви из этого дома! Умчать из этого пропитанного ненавистью дома на побережье Мексиканского залива, где у родителей был пляжный домик. Она бы позаботилась о Виви, потому что любила ее. Позаботилась бы о королеве Танцующий Ручей, в маленьком, напряженном теле которой было столько жизни!

Девочки свернулись клубочками на постели рядом с Виви. Каро притянула Виви ближе к себе и обняла. Ниси расплакалась. Тинси принялась сыпать ругательствами.

— Дьяволица! — шипела она. — Сукины дети! Оба они сукины дети!

Ниси вскочила, принесла платок и, вытирая щеки Виви, шептала:

— Виви, солнышко, мы любим тебя. Мы так любим тебя!

Виви не отвечала. Каро, почувствовав, как колотится ее сердце, сжала ладонями щеки подруги.

— Ах, дорогая, — пробормотала она, прежде чем встать и раскурить всем сигареты.

Ниси, все еще плача, открыла окно.

— Брось, Виви, — вздохнула Каро, — давай покурим и поговорим.

Виви закурила «Лаки страйк», протянутую Каро, и уставилась на туалетный столик, заваленный бутоньерками и записками, где стоял снимок я-я вместе с Джеком на пляже побережья Мексиканского залива.

— Ты в порядке, пышечка? — спросила Ниси.

— Тебе необязательно жить здесь, — заметила Тинси. — Перебирайся к нам. Женевьева будет рада. И, сама знаешь, Джек тоже.

Виви промолчала.

— Виви, — начала Каро, — твоя мать спятила, а отец — псих.

— Она не спятила, — возразила Тинси. — Просто завистливая стерва.

— Мать меня любит, — выговорила наконец Виви.

— В таком случае пусть хотя бы раз продемонстрирует свою любовь! — взорвалась Каро. — В конце концов, ты ее дочь!

— Это кольцо стоит кучу денег, — сообщила Тинси, осторожно коснувшись руки Виви.

— Его купил папа. И сам выбирал.

Механические нотки в голосе Виви насмерть перепугали Каро.

— Оно твое, и ты можешь делать с ним все, что захочешь, — объяснила Тинси. — Даже продать.

Каро и Ниси уставились на нее.

— Кольцо твое, — подтвердила Каро.

— Все равно что деньги в банке, — добавила Тинси.

Виви кивнула и оглядела подруг:

— Значит, я богата, так ведь?

— Именно, — поддакнула Каро. — Ты богата.

Синее бархатное платье Виви лежало на широком, служившем скамейкой подоконнике. Дубовые ветви стучали в окно. Стояла середина декабря. Весь мир был охвачен пожаром войны, а вот в спальне Виви становилось холодно. Сигаретный дымок плыл в ночном воздухе.

Появись мистер или миссис Эббот в эту минуту в комнате, Каро вскочила бы и набросилась на них с кулаками, а потом спустила бы с лестницы.

В ту ночь, перед тем как наконец задремать, Каро поклялась, что проснется позже, прокрадется в спальни Эбботов и сотворит с ними что-нибудь жуткое. Заставит помучиться за все горести своей подруги.

Но она мирно проспала до утра. А когда проснулась, Виви давно была на ногах, одетая в теннисный костюм. Она улыбалась. Прыгала по комнате так резво, словно уже оказалась на корте. Вела себя так, будто ничего не произошло. Сегодня ей было шестнадцать лет и один день.

Поднявшись с шезлонга, Каро вышла в ванную, наполнила водой стакан и запила горсть витаминов. Потом налила в ладонь миндального масла и растерла по морщинистому лицу. Надевая пижаму, она подумала, что стоило бы давно забыть прошлое. Каждый раз она так злится… можно подумать, все это было вчера.

Она сняла с кровати одеяло, снова легла на шезлонг, укрылась и перед тем, как выключить свет, очередной раз проверила, есть ли под рукой ингалятор.

И Багги и Тейлор давно ушли, а я-я — состарились. «Интересно, когда мы умрем, наши дети тоже будут исходить ненавистью, вспоминая о нас? Или простят все те крохотные убийства, которые мы совершали с их душами? Когда Сиддали попросила у матери рассказать о нашей тогдашней жизни, я предложила: «Виви, мивочка, пошли альбом! Что ты собираешься делать с этой грудой старых воспоминаний? Да, знаю, ты жаждешь убить Сидду и «Нью-Йорк таймс». Но отправь альбом. Жизнь так коротка, подруга. Жизнь так коротка».

20

Целую неделю после того бала Багги Эббот просыпалась в слезах. Когда младшая дочь Джези, в комнате которой она ночевала, спросила: «Мама бо-бо?» — Багги так разволновалась, что не смогла ответить.

Кончилось тем, что Тейлор сказал жене:

— Если и дальше будешь вести себя подобным образом — пожалуйста. Но только не в моем доме.

После этого она плакала тайком, убедившись, что муж не слышит. Плакала и молилась Пресвятой Деве, прося совета, что делать с дочерью.

Вскоре она поняла, что получила ответ в форме предложения от членов Общества алтаря. Как-то утром, когда они крахмалили напрестольники, Багги призналась:

— Не поверите, миссис Рабеле, но я живу в смертельном страхе за душу своей дочери.

— В таком случае вам следовало бы послать ее в Алабаму, в академию Святого Августина, — предложила миссис Рабеле. — Монахини знают, как вернуть девушку на путь истинный. Не потерпят никаких глупостей. Я каждый год перевожу им деньги на поддержку их неустанного труда по очищению грешных душ.