- Ну и где же он? – тихо спрашивала девочка у воздуха.

- Ты о ком?

- Да так. Ни о ком, Цез. Слушай, а танцев сегодня не будет.

- Нет, их на послезавтра перенесли.

- Отлично!

- Не то слово. Ты идёшь в душ?

- Нет. Я полгода не смотрела на «Алму» в зеркало, и что-то пока желанием не горю.

- Почему?

- Не знаю, но все эти заморочки с внешностью…

- О чём ты?

Алма посмотрела по сторонам, никого не было, и Ник с Александром уже ушли спать.

- Просто я вспоминаю всё, что мне пришлось исправлять в себе, от кожи до волос.

- Например.

- Например?! Только не говори, но логично, что я – русалка, у меня была чешуя. Потом моими предками были и лозокомоторы, от которых мне передалось самое противное – рост волос под водой, они отрастали метров на пять. И глаза… – тут Алма остановилась.

- Что глаза?

- Цвета противного.

- Аламп… Алма, не накручивай себя, ладно? Я в душ, а ты как хочешь.

- Хорошо, на всякий случай спокойной ночи.

- Спокойной, Марина, – по тону было слышно, что подруга специально съязвила.

- Цез!

- Ну хорошо, это был последний раз.

Ухмыльнувшись, Алма встала и проводила подругу взглядом. Но сама она никуда не ушла, в голове звучал интересный вопрос о Стронцие. Девочка вышла из главной комнаты, и медленно пошла по коридору, ловя любые, малейшие звуки. На ней были тёмно-синие легинсы, лимонная майка-алкоголичка, и поверх всего этого бурый кардиган чуть выше колен. Выходя, девочка наспех обула бежевые балетки, которые были настолько тонкие, что ноги быстро замёрзли. Но она всё равно шла вперёд, просто заведомо зная, куда идти. Кутаясь в хлопковый кардиган, девочка быстро достигла того самого, нужного коридора, и пошла по нему дальше, теперь уже целиком уверенная в своих догадках. Тихо поигрывала гитара, правда, словно напуганная, она смолкла, когда Алма была уже в трёх шагах от музыкального зала. Но это не остановило её, и дверь в зал без скрипа открылась её рукой.

- Хорошо играешь, – тихо сказала Алма, заходя в зал, к маленькой сцене, к стулу, где сидел кукловод гитары, заставляющий её играть. И, который вздрогнул при этих словах.

- Что ты делаешь здесь? – спросил он, но девочка пропустила вопрос Стронция мимо ушей.

- Между прочим уже был отбой.

- Себе это скажите, Марина.

Такие наглые слова впервые прозвучали без издёвки, и от которых девочка замерла с учащённым сердцебиением.

- Что с тобой, Стронций? – спросила она, не понимая, что вопрос уже прозвучал не только в её голове, – Курт, что такое?

- Ты не поймёшь. Да ты и так не понимаешь, что она значит для меня, и это может просто показаться ерундой! – он быстро встал и подошёл к окну.

- И что теперь с ней?

- С ней всегда что-то… но… ты поняла о ком я?

- О Маргарите Стронций, ты о своей маме, – она понимала всё, что Курт испытывал при этих словах, и прекрасно знала, что ему просто нечего сказать, но она должна сказать что-то ему, – Тебе известно, что я знаю и то, что с ней может случиться, но разве ты боишься только этого?

- Нет.

- Это не моё дело, но чего ты боишься ещё? Разве потерять её не самое страшное?

- Я боюсь того, что она умрёт из-за меня.

- Что?

- Сегодня, когда я тонул. Что, думаешь, она чувствовала?

- Ты… ты единственный ребёнок в семье?

Оба говорили полушёпотом, едва слышно, медленно, обдумывая каждое слово, что бы не сказать лишнего.

- Да.

- Понятно, но почему же так? Если бы было двое, то, возможно, твоя мама не… ну ты понимаешь? Ей было бы ради кого жить.

- Это уже спасло раз. Не знаю, получилось бы во второй?

- То есть, это уже получилось раз?

- Она сильней, чем кажется. И, однажды, умирая, её заставила снова начать дышать одна мысль ребёнке, даже через боль. Но теперь это уже не должно повторяться.

- Но почему это снова и снова происходит?

- О чём ты?

- О том, что в Кохиле, она… ну, чуть ли не умерла.

- С чего ты взяла?

- Видела, – одними губами произнесла она, – но не переживай! Сейчас, ведь, всё хорошо.

Больше девочка не знала что сказать. Она подошла к окну, остановилась рядом с Куртом, и продолжила.

- Ты теперь общаешься со мной потому, что я оказалась Мариной? – это звучало больше как факт, чем вопрос.

- Нет. Потому, что я узнал какая ты.

- Какая же?

- Сильная, и готовая на очень многое, причём, даже ради моих родителей, а не своих.

- Да уж, – сказала девочка, до боли закусив нижнюю губу, подумав о своём поступке, – а раньше ты ненавидел рыжих. Хотя, некоторые наоборот. Например Радон Висмут, он же постоянно ссорился с Ником, и одно время, пока я была собой, у меня получалось как-то разнять их, а пока была Линой – никак.

- Хм…

- Ты ещё не отошёл?

- Нет! Я просто понимаю, что будет, если она не сдастся. И я сейчас о другом, об нашей принадлежности в этой войне. Отец не сможет уговорить её принять сторону Йова.

- Ты считаешь, что это будет плохо?

- Не знаю, мне хорошо и на нейтрале, но ведь и он тоже может уговорить, тогда всё будет в руках Мискера.

- А чего хочешь ты?

- Того, что бы они были живы, оба, а на чьей стороне мне всё равно!

- Тогда в чём проблема?

- В том, что уже скоро мы перейдём на чью-то сторону, и я знаю только то, что на любой из сторон, кроме нейтрала, они не в безопасности. А выбора не избежать.

- Может этого выбора не будет

- Он будет, это я знаю точно.

Повисла пауза, в которой девочка услышала, как два сердца бьются в разнобой, и будто ритм подсказал ей следующую фразу.

- У меня нет мамы, на самом деле, я не хочу, что бы кто-то чувствовал подобное, и, когда отец рядом, тоже лучше себя чувствуешь, – тут она снова закусила губу, размышляя, действительно ли сама так считает. И, посмеявшись в голове, продолжила, – я постараюсь сделать так, чтобы с твоими родителями ничего не случилось, пока небо само не решит забрать их, обещаю.

Чистые глаза Стронция поднялись на Алму, и посмотрели на лицо, которое она сама так давно не видела, с такой исключительной надеждой и потрясением.

- Проси за «безродную».

- Мне всё равно, я-то знаю, что не такая. Спать не идёшь?

- Уже иду.

====== Узел между ними ======

- “Ше дре вьюба кохолерэ бараозин Марина”.

- Она была в истории, как…

- Она вошла в историю, как… – поправила Алма.

- Бараозин Марина.

- Да, – Алма ухмыльнулась, и посмотрела на Цезу, – только теперь переведи.

- Я не понимаю.

- …как Бриз Марина.

Алма закрыла книгу и отдала её подруге, одновременно подходя к своей парте в классе истории.

- Спасибо, Алма.

- Не за что. Только, на всякий случай, проконспектируй тему.

- Повезло тебе, ты и так всё знаешь. Мало того, что знаешь целиком язык, так ещё и всю саму историю.

- Лучше бы не знала, – Алма закатила глаза.

Цеза пошла за свою парту, а девочка посмотрела на своего соседа. Но она снова быстро отвела глаза. После открытого дня позавчера, Алма старалась не пересекаться с Куртом, просто не зная, как вести себя теперь с ним, поэтому, в последнее время, они просто здоровались.

- Привет.

- Привет, – ответил Стронций, отвлекаясь от учебника истории, – слушай, ты же в Баринском языке разбираешься.

- Это вопрос? – с лёгкой улыбкой поинтересовалась девочка.

- Нет. Просто, тут Марина…

- Бараозин Марина?

- Да, и как же это…

- Переводится, как «Бриз Марина».

- Спасибо.

Повисла пауза, во время которой девочка глазами оббежала весь класс и все лица, размышляя над вечерней проблемой – танцы. Те самые, которые перенесли с открытого дня на сегодня, и которые Алма не особо боготворила. Она взяла ручку, и снова принялась исписывать все поля тетради, пока ей не отвлёк разговором Курт, хотя, она и тогда не остановилась.

- Алма, – шепнул он, – это не моё дело, в прочем, как всегда, а просто интересно, ты пойдёшь на сегодняшние танцы… с кем? Это просто вопрос, – добавила он, заметив удивление девочки.