Ах, так вот оно что! В истории, написанной милым мальчиком Генри, оказывается, она – больная на голову убийца, а он – славный рыцарь, борющийся с ее слабостью. Идеально. Радужных единорогов только не хватает для полного счастья.

Круэлле нестерпимо захотелось расхохотаться, впрочем, губы Айзека, потянувшиеся к ее шее, заставили ее напрячься. С Айзеком нужно будет трахаться, потому что он думает, что они этим регулярно занимаются. И потому, что она, черт возьми, в этой дурацкой Вселенной, его жена.

Эта мысль внушает Круэлле отвращение. Она спала всегда с породистыми мужчинами и только. Они были безмозглые, но породистые – с накаченным торсом, загоняющие себя в спортзалах, в красивой одежде и красивой обуви, холеные, как самые настоящие кобели. Айзек же не подходил ни по одному из этих параметров. Круэлле легче было прыгнуть со скалы и снова разбиться, теперь уже добровольно, чем представить его у себя внутри. Это было просто омерзительно. Поэтому она решила, что если он вздумает к ней приставать, она просто пырнёт ножом этого идиота. Чтобы знал свое место.

Поэтому она едва переставляла ногами, потому что двигаться, когда тебя лапали, словно бы крали ласку, потные, едва заметно дрожащие руки писаки, было крайне проблематично. Круэллу раздражало его присутствие, звук его голоса и его мерзкий запах. Она мечтала о Голде, а попала в другую сказку, где от сказки осталось только чертово название. И это только еще больше утвердило ее в мысли: нужно скорее делать от него ноги. Благо, ей хватило ума отксерить перед отправкой из города заветный свиток. Мало ли что. А если вдруг копия не сработает, она найдет, кому позвонить, чтобы это исправить.

Если бы кто-нибудь сказал Де Виль, что она окажется в любимом ресторане, но будет пытаться танцевать с мерзким слюнтяем, она бы попросту скормила его собакам Но теперь она действительно стоит в любимом ресторане и танцует с ним. И этот чертов слюнтяй еще и фамилию себе ее присобачил. Ирония судьбы. Надо будет изнасиловать Генри перед тем, как она его убьет. Чтобы еще больнее было. И истыкать его ножами.

- Ты сегодня очень напряжена, любимая – его голос щекочет ухо и Круэлла недовольно морщится. – Может, поедем домой? Сделаем тебе массаж, расслабимся. Примем ванну. Мы так редко бываем теперь вместе, тебе не кажется?

- У меня нет настроения, извини, дорогой – о нет. Только не это. Еще не хватало секса прямо сегодня. Она не готова к таким моральным издевательствам над собой. Над собой она издеваться как раз очень не любит, нет. Только над другими мерзкими, глупенькими людишками.

- Хочешь уйдем отсюда?

- Да – даже не думая, согласилась она, кивнув.

Но лучше бы ей этого было не делать. Едва сев в такси, Айзек распустил руки. Он гладит ее талию, щекочет дыханием шею. А ей хочется его убить и вообще сбежать отсюда как можно дальше. Она вообще в принципе никогда даже думать не могла, что будет настолько сильно скучать по захолустному Сторибруку, этой дыре. Но она скучает. Все бы отдала сейчас, лишь бы вернуться в чертову помойку и снова стать обычной пропитой злодейкой с дурацкой, никому не нужной, магией.

- Айзек, - она отталкивает его, отодвигаясь на самый край сиденья, - не нужно. Я же тебе сказала, я очень устала, дорогой.

- А я устал не видеть тебя месяцами, любимая – он игриво заползает языком в ее ухо, а Круэллу от этого просто дергает. – Я скучаю по тебе. Хочу тебя. Что в этом такого?

- Но не здесь же. Погоди, хоть домой доедем.

«И там я тебе яйца ножом отрежу к чертовой матери» - пульсирует в висках злая мысль, пока Де Виль, сосредоточенно сопя, смотрит в окно.

- Почему? Тебе же всегда нравилось. Забыла, что происходило на этом сиденье, любимая? А на месте водителя?

- Это было давно.

«И не правда».

- Ну, если для тебя полтора месяца назад – это давно, тогда ладно – ее муженек обиженно прикусил губу.

О черт. Они трахаются. И, оказывается, с завидной регулярностью. И как бы не убеждала Круэлла себя, что все это – не правда, что такой реальности попросту не существует, но она так же понимала - это все сейчас происходит с ними обоими, и он думает, что это все правда. ! А еще эта срань господня фамилию ее присвоила себе. Мерзость, мерзость, мерзость! Мозг Круэллы так напряженно искал выход, что она слышала его скрежет, сжимая зубы до хруста, чтобы не завыть.

- Кру, - он шепчет, подлезая к ней, словно побитый щеночек, - ну что с тобой, любимая?

- Послушай, дорогой, - обернувшись, наконец, к нему, спрашивает Круэлла, нервно облизывая губы – и что, ты просто принял тогда меня? И все? Вот такую? Злодейку?

Он пожимает плечами:

- Я просто в тебя влюбился. И потом, я видел твою мать. С такой, как она, любой чокнется. Тебя нужно было лечить, тебе нужно было помочь. Это была ее материнская обязанность. Это, а не прятать тебя от мира, а мир – от тебя. И если я полюбил тебя, я подумал тогда, что могу подарить тебе этот мир, который столько лет у тебя незаслуженно отбирали. Тебе его приходилось красть. Я мог понять боль твоей матери. Но я не мог понять ее злости. Не знаю до сих пор, злилась ли она на тебя, за то, что ты такая. Мне кажется, все же на себя, потому что не знала, что с тобой, такой, делать. От бессилия злоба сильнее всего, любимая. А я мог тебе помочь. Я знал.

«Ни черта ты не знал, грязный писака, как жаль, что ты не помнишь, что действительно произошло, когда ты увидел мое истинное лицо» - Круэлла нервно дернула плечами. Это был вечер ее полного абсолютного триумфа. Который превратил в ничто за одну секунду мерзкий бумагомаратель, сидящий теперь перед нею и называющий себя ее мужем.

- Кру… - он подвигается к ней так близко, что она чувствует его эрекцию, - любовь моя… ну что такое, а? Что с тобой, скажи?

Так, все. Лучше уж потерпеть пять минут кошмара, чем отбиваться от его назойливых приставаний.

Круэлла сделала глубокий вздох и, нащупав руками его ширинку, расстегнула ее, запуская пальцы туда.

У него, конечно, был самый обычный мужской член. Но она едва не скончалась от мерзкого чувства, когда ласкала его, проводя пальцами по головке и ощущая легкий пушок на коже, пока ее новоиспеченный муженек шумно, как печка, дышал, затягиваясь воздухом, как никотином.

Несколько минут позора – и все, она свободна. Липкая сперма течет по пальцам и, достав влажные салфетки из сумочки, Круэлла с особой тщательностью вытирает руку. От омерзения хочется блевать. Ни один ее любовник, кроме, конечно, Голда, не вызывал у нее отвращения такого, как этот пачкатель чернил.

Звук застегнувшейся ширинки ускорил ее капитуляцию. Черт, раньше она думала, что скорее Земля взорвется, чем она трахнет Айзека. Время меняется. А все сраный мальчуган в одной и той же клетчатой рубахе.

- Что такое, дорогая? – супруг поневоле перехватывает ее руку, - раньше тебе нравилось совсем другое.

Она даже ахнуть не успела, когда рука оказалась в ее собственном рту. Запах спермы все еще чувствовался. Это был ад.

Круэллу согнуло пополам, и вот уже все содержимое ее желудка взрывом вырвалось на дорогие дизайнерские туфли. Пришлось одернуть ноги, чтобы не испачкать еще и кожу. Роскошному платью пришел конец.