- Робин погиб – не может не напомнить Эмма.

- Он был дорог не вам. Он не должен вас волновать.

- Но волнует.

- Не нужно лицемерия, мисс Свон, - качает головой Голд, - во всяком случае, не со мной. Вы не можете страдать за всех умерших. Предоставьте это тем, кто их больше любит.

Несколько минут она молчит, безотрывно глядя на него, затем медленно кивает, соглашаясь. И, бросив на него последний мимолетный рассеянный взгляд, уходит, оставив Румпеля в задумчивости.

Он снова открывает книгу, что читал до ее появления. Но ему уже не нужны ответы, что делать. Спасительница передала ему привет из прошлого. Что же, не только ему пришла пора встретиться со своим прошлым.

========== Глава 63. Дорогая мамочка ==========

Он видит ее. Смотрит на ее бледное лицо, на острые, способные, кажется, порезать, скулы, на глаза, во взгляде которых написано непонимание, что она здесь делает. Он смотрит на нее, а видит Круэллу – такая же высокая и худощавая, такая же холодно-голубоглазая, такая же ледяная порою. Те же скривленные губы и те же длинные пальцы. Мать и дочь. Похожи, словно две капли воды.

Полная луна освещает улицу, делая их дальнейший путь светлым. Румпель делает несколько шагов вперед, к своей новой знакомой, которой пока не успел представиться. Она, впрочем, как-то уж слишком нервно и точно слишком живо для той, которую похитили из-под носа хозяина Тартара только что, отшатывается.

- Что я здесь делаю? Как я сюда попала?

- Доброй ночи, Мадлен – коротко приветствует он ее. Забавно. По сути, эта женщина – его теща, и он не может сказать, что уж очень рад этому факту.

Она все еще с явным недоверием смотрит на него, принимаясь затем осматривать себя. Не веря в то, что с нею происходит, трогает одежду, касается лица. Румпель не мешает. Ей нужно это время, несколько минут, чтобы справится с шоком внезапного воскрешения.

- Я жива? – недоверчиво спрашивает она, близоруко щурясь.

- В какой-то мере.

- Как это? Так я жива, или мертва?

- Я, скажем так, оживил вас на время. С наступлением новолуния вы снова отправитесь туда, откуда пришли, Мадлен.

Она явно не понимает, впрочем, вероятно, приняла решение разобраться со всем позже. Потому просто бросает ему в лицо, не подходя ни на шаг ближе, застыв, как статуя:

- Кто вы?

- Меня зовут мистер Голд, Мадлен.

- И как вы это сделали? Оживили меня?

И снова он угадывает в этом Круэллу. Тысяча вопросов, как пули, вылетают из ее уст, когда ей что-то непонятно. И тот же своевольный, высокомерный взгляд, гордо заявляющий, что уж она точно все знает сама, это все вокруг – чертовы идиоты.

Усмехнувшись, Румпель уклончиво отвечает, надеясь, что она больше не станет задавать ему лишних вопросов:

- Я неплохо владею Темной магией, Мадлен. Лучше вам на себе это не проверять.

Она фыркнула, бросив на него презрительный взгляд. Голда и это не удивило – Круэлла всегда была довольно равнодушна к магии, хотя и выросла в волшебном месте, да и сама была одарена уникальным подарком. Сходства с Де Виль-старшей становилось больше с каждой секундой. Голд начинал понимать порой сквозящую ненависть во взгляде Круэллы к самой себе.

- Что вам нужно от меня?

- Дело важное, нам лучше не обсуждать это здесь.

- Конечно же – холодно улыбается собеседница. – Не будь это дело столь важным, вы бы вряд ли помогли мне пусть и на время, но восстать из мертвых.

Голд справедливо расценил это как ее согласие. Щелкнув пальцем, он переносит их в свою вотчину – антикварную лавку. От его проникновенного взгляда не укрылось то, что она с особым интересом рассматривает вещи, напоминающие ей эпоху ее молодости. Улыбнувшись, Румпель берет стул, показывая ей, чтобы присаживалась, и сам садится напротив.

- Итак, - властным, не допускающим возражения тоном, произносит она, - говорите.

Манера этой женщины держаться не может не нравится. В ней есть нечто величественное, отрицать это невозможно. Вместе с тем, есть и много деспотичного, особенно в ледяном взгляде. Румпелю теперь открылось новое понимание – природа ненависти Круэллы к тому беспощадному деспотизму и черствости, что исходила от Мадлен.

Он наливает вина, взглядом приглашая ее. Она соглашается и вскоре так же получает бокал. Цвет ее губной помады такой же кровавый, как и вино. Спокойно, Румпельштильцхен начинает объяснять, зачем она так сильно ему понадобилась.

- Итак, леди Де Виль. Я живу с вашей дочерью. И вы здесь ради нее. Надеюсь, вы не откажете мне в маленькой услуге.

Мадлен долго смотрит на него, затаив дыхание. Холодный взгляд ее глаз становится и вовсе обледеняющим, впрочем, отчаянье в голосе, выдает истинные чувства.

- Круэлла. Что с ней?

Что с Круэллой? Хороший вопрос, на который он и сам бы хотел знать ответ. Отчаявшаяся, хоть и не признает этого. Несчастная, хоть всячески это отрицает. Барахтающаяся в море ненависти за свою Тьму, и упорно борющаяся за право быть собой со всем миром. Одинокая, потому что выбрала Тьму. Она думала, что будет весело, но иногда (он точно знает) ей хочется орать, вопить от боли.

Пригубив вина, Румпель спокойно отвечает:

- Мы с вами оба знаем, Мадлен, что она больна. Очень тяжело больна. Излечить ее уже нельзя, но можно облегчить ее боль. Вы здесь, потому что я хочу, чтобы вы сказали, что всегда ее любили. Чтобы она слышала это. Вы здесь, потому что считаю, что вам нужно поговорить.

- Она… не заслужила слов любви – поджав губы, отрезает властная дама, тем не менее, вцепившись пальцами в бокал вина. – Вы бы простили, если бы сначала она отобрала у вас все дорогое, а потом убила бы вас?

- Самое дорогое… - вздыхает Голд, ставя бокал на стол. – Вы допустили большую ошибку. Разве мужья были для вас дороже, чем Круэлла? Разве мужчина может быть дороже дочери?

Де Виль старшая отворачивается. Они молчат минуту, другую, десять, двадцать. Полчаса молчания, спокойного потягивания вина с его стороны и напряженного покусывания губ – с ее. Наконец, теребя ткань платья, все еще не смотря на него, она начинает снова:

- Она с рождения была девочкой трудной. Я не знала, что с ней делать. Мы с ее отцом допустили самую страшную ошибку: думали, она перерастет. Все надеялись на это. Я закрывала глаза на то, что она с легкостью ломала шеи птенцам и делала вид, что не понимаю, будто щенки подохли от крысиного яда, подброшенного им в еду. Мой муж игнорировал ее взгляд, когда испытывал неудачно лекарства на крысах и они умирали, корчась в предсмертных судорогах. В попытках ее перевоспитать я перепробовала все. Потом я решила ее контролировать. Заперев ее, я, с одной стороны, пыталась защитить мир от Круэллы, с другой – Круэллу от мира. Ведь в нем каждый шаг – это соблазн для нее.

Впервые за все это время, Мадлен посмотрела на Темного, и даже черствое сердце Голда не выдержав, кольнуло от этого взгляда, в котором было так много невысказанной боли.

Мадлен трагично заломила руки. Она, как и подобало, держалась величественно, не сдавалась, но он видел – она сломлена. Извечная боль преследовала и мать, и дочь: почему они не были любимы друг другом?