Круэлла снова поднимает на него взгляд, теперь уже полный откровенной издевки. С интересом посмотрев на любовника, будто он был зверушкой из зоопарка, она кивает, почти торжественно:

- О, да, дорогой. Как пафосом запахло в воздухе, слышишь? Меня, наверное, должна переполнять благодарность к тебе, но, знаешь, кажется, кроме желания вырвать прямо тебе на ботинки, я ничего не чувствую.

Кипящая внутри ярость заставляет ее схватить Голда за рубаху. Он не сопротивляется, хотя мог бы впечатать ее в стену, однако, Круэлла слишком быстро поняла, что даже если она сейчас размножит его череп на куски, он не будет сопротивляться. Крокодил решил поиграть в покорную жертву. Значит, она принимает правила игры.

- Моя мамочка, творя гадости, была уверенна, что она делает это во имя любви ко мне. Ты бесконечно делаешь мне больно, потому что так проявляешь свою великую любовь. Ты знаешь, точно знаешь, что я никогда не была и не буду героем, скорее, Армагедон придет. Как знаешь и то, что это издевательство в вашей прекрасной семье уже давно перестало быть любовью. Но вместо того, чтобы, наконец, принять факт своих ко мне чувств, ко мне, монстру, психопатке, чертовой садистке, ты бесконечно надо мной издеваешься все эти годы, прикрывая это своей чертовой, проклятой любовью. Что же это за любовь такая, а, дорогой что от нее хочется только убежать и умереть? Хочешь сюрприз, дорогой? Я буду сжигать все. Взорву этот город к чертовой матери. Уничтожу здесь все до основания. И пошел ты со своей защитой! У тебя был шанс не допустить этого. Потому что я, как полная идиотка, в какой-то момент поверила тебе. Я сходила с ума от жажды крови, но сдерживала себя, чтобы не навредить тебе. Но больше этого не будет. Когда зверю кидают мясо, он на некоторое время, затаивается. Но знаешь что? Ты не просто снова пробудил во мне зверя, Голд, дорогой, ты забыл накормить этого зверя.

Она поднимает на него глаза, в которых уже нет ничего, кроме ненависти и ярости:

- И теперь, когда тебе известна вся правда, когда я подтвердила твои опасения, я должна спросить тебя. Задать один-единственный вопрос. Чего ты хочешь, Румпель? Что тебе еще от меня нужно?

Он молча смотрит на нее, и она с ужасом понимает: он все понял. Понял то, чего она в себе никогда не понимала, что всегда яростно отвергала, чего не хотела за собой признавать. Он осознал, что перед ним стоит самая обычная женщина. Монстр. Убийца. Злодейка. Но и просто женщина, которая требует от него ответы на вопросы, дать которые он не в состоянии, иначе захлебнется в чувствах, от которых все время бежал. Захлебнется в ней. Потому его ответ для нее, как всегда, предсказуем и очевиден.

- Я… я не знаю… Прости меня. Не знаю.

Круэлла закрыла глаза, чувствуя, что теряет последние остатки самообладания и выдохнула. Когда она снова их открыла, на лице ее нет ровно никаких эмоций:

- Тогда закрой дверь с другой стороны и не приходи ко мне, пока не узнаешь. Мне надоело, Румпель. Хватит. Я могу сколько угодно мучать других, но не позволю кому бы то ни было мучать себя. Детства взаперти на крошечном чердаке огромного дома мне вполне хватило. Пошел вон.

Он смотрит на нее, и его жалобная улыбка, еще мгновение назад играющая на устах, превращается в звериный оскал. О, отлично, они оба показали друг другу свое истинное лицо.

Еще мгновение – и он из жалкого неверного страдальца обернулся в хищного зверя. Надолго его милосердия, очевидно, не хватило.

- Никто не смеет так со мной разговаривать, дорогуша. Особенно та, которую я сам создал.

- Именно поэтому я посмела, Румпель – холодно парирует Де Виль, сверля его глазами. – Вон из моего дома.

- Ты пожалеешь об этом, дорогуша – прошипел Год, растворяясь в сиреневой дымке.

Круэлла прикусывает губу, резко выдыхая, и, плюнув на все правила приличия, отпила несколько крупных глотков джина прямо из бутылки. Пора было начинать жалеть о содеянном, но в мыслях было только одно: как же она его до смерти ненавидит. И обязательно отомстит.

Потому что ее истинное лицо – законченная психопатка, маньячка и убийца. Никто иной. Никто больше.

========== Глава 52. Громко и со скандалом ==========

Книги – это миллионы придуманных историй, половину из которых никогда не станут правдой. Жаль, что ее этому так и не научили. Научили верить в лучшее – она верила. Научили видеть лучшее в людях – она видела. Путалась на страницах книг, но однажды потерялась. И так и не смогла понять, где – ее жизнь, а где всего лишь книжная история.

Ее научили, что у каждого есть своя настоящая и истинная любовь, но не рассказали о том, какова жизнь после любви. Ни в одной книге не учат, как жить потом.

Она читала, что под самой красивой улыбкой могут прятаться слезы, а под обличьем страшного чудовища – прекрасный принц. Но ни в одной из сотен прочитанных сказок не было ни слова о том, что иногда чудовище и принц – это одно и то же, и жить с ним рядом – тяжкое бремя, а вовсе не сказочная мечта.

Из книг она узнала, что нужно в каждом человеке стремиться увидеть лучшее, но ни одна книга так и не дала ей ответ на вопрос, как защититься от монстров, особенно если этот монстр – тот, кого ты любишь больше всего на свете? И вот Белль закрыла последнюю книгу и бросила ее в огромный мешок, один из десяти, в которых уже лежала вся ее библиотека.

Она провожает летящую книгу взглядом, в котором не читалось ничего, кроме равнодушия. Ее мать погибла, защищая книги, а она уничтожит их все – до последней. Потому что книги слишком лживы для этого мира. Потому что мир слишком жесток для книг.

Ей уже тяжело наклоняться, голова кругом идет, но Белль быстро берет канистру бензина из гаража. Румпелю нечем будет заправиться, но, ничего – это не столь огромное прегрешение по сравнению с его изменой, так что.

Один взмах спичкой, и яркое пламя вспыхивает в руках у Белль, ища потенциальную жертву. О, это так больно, оказывается – сжигать книги, то, что долгое время было твоей жизнью. Белль закрывает глаза, выпуская из груди тяжелый вздох, и упрямо качает головой из стороны в сторону, прогоняя непрошеную слезу. Вытягивает вперед руку. Опускает ее вниз. И…

Треск. Невыносимый, отвратительный запах гари и бензина, от которого хочется убежать куда подальше. Ощутив, что задыхается, Белль бежит подальше от этой книжной инквизиции, бежит в сад, где так любила читать под старой яблоней. И лишь там оборачивается, с горечью провожая пляску обезумевшего костра, что сжигает самое важное в ее жизни – книги, многие из которых достались ей от матери. Чувствуя, что ноги подкашиваются, она оседает у яблони, давая волю слезам. Но уже не знает, от чего именно плачет – потому что сожгла всю библиотеку, потому что ее предал любимый человек, или потому, что все, во что она всегда так свято верила, оказалось ложью.

Красавица плачет и плачет, позабыв о том, что трава, на которой она сидит, еще влажная после дождя, и что восточный ветер заползает в одежду, и что она рискует простудиться, чего в ее положении допускать нельзя категорически. Сейчас нет ничего страшнее того, что ее мир, который она всю жизнь строила, рухнул, как карточный домик – в одно мгновение. Или он уже давно рухнул, а она, погруженная в свои мечты, просто этого не заметила? Если бы только Белль знала…