Она, конечно, и сама не поняла, как очутилась около дома Спасительницы и как вошла вовнутрь. Не поняла, как выпила три бутылки вина. Не поняла, как отключилась на диване с ножом в руке. Не поняла, как кричала от адской боли, терзающей душу, когда внезапно проснулась на рассвете, и не поняла, что уже светает.
Все, что она поняла – что нет жизни ПОСЛЕ любви.
И что отныне ее ничто и никто не сдерживает.
Круэлла Де Виль вернулась. Психопатка вышла погулять.
========== Глава 50. Защитить ==========
Убивать. Бить и крошить все вокруг, все, что видит, все, куда дотянется рука – единственное, о чем она мечтает теперь.
Ох, Круэлла Де Виль всегда была законченной чертовой психопаткой без тени жалости к другим, садисткой и убийцей. Айзек отобрал у нее способность убивать, но не лишил ни навыков убийцы, ни желания уничтожить. И зря Румпельштильцхену взбрело в голову будить это желание, лишь слегка притаившееся, задремавшее в ее душе. Она была теперь не просто зла, а невероятно, адски зла. Это не было истерикой или страданиями, нет. Все, чего хотелось ей сейчас – кромсать все живое, до чего только сможет достать, на мелкие кусочки…
Только Эмме Свон об этом было неведомо. Осчастливленная воскрешением пирата, окрыленная, она вернулась в Сторибрук, возможно, впервые, почувствовав эгоистическую, ребяческую радость от того, что получила мужчину, которого столь желала, отобрала его у Дьявола. Они с Киллианом оба больше не Темные, они вернулись к себе, настоящим, и счастливы. Вот что чувствует Эмма Свон сейчас – настоящее, невероятное счастье. Пройдя столько испытаний, подвергнув себя стольким опасностям, она все же добыла право быть со своим возлюбленным. Победила.
Заходя в дом, Спасительница вовсе не думала застать там Де Виль. Она прекрасно понимала, что происходит между психопаткой и Голдом, знала об их романе, когда еще никто ничего не знал, помнила о том, как яростный флирт в ее голове, разрывал ей мозг на части, и не сомневалась – наверняка они уже давно съехались и наслаждаются жизнью.
Потому, обнаружив на своем диване Круэллу, распластавшуюся в забытье на ее диване и стонущую в каком-то припадке тоски, Эмма сначала робеет. Не мигая смотрит на это зрелище, не зная, что предпринять. Алкоголя ни на столе, ни где-либо еще в комнате она не обнаружила. Значит ли это, что Круэлла трезва? Но, в таком случае, что же произошло? Что заставило ее дойди до крайней степени отчаяния, что, видимо, и алкоголь не помог ее горю. Эмма представить этого не могла.
Она ошарашено смотрит на стоящего в дверях Киллиана, тоже потерявшего беззаботную, счастливую улыбку. Понимает его взгляд и, что именно он хочет сказать ей – оставь, не трогай чокнутую, она страдает от только одной ей ведомых проблем, которые, наверняка, заслужила. Но Эмма Свон никогда не могла пройти мимо чужой беды, нет. Она прошла через суровые испытания, пережила ад в юности, знает, что такое быть отверженной, всеми презираемой, одинокой и заклейменной. К тому же, сознание того, что, как ни крути, а Круэлла была одной из немногих, кто не отвернулся от нее в страшные, темные времена, шрамами болящие на ее сердце, хоть имела все основания ее ненавидеть (и наверняка, ненавидела), подталкивает к единственному возможному решению.
Попросив Киллиана лишь только взглядом не противиться ее поступку, не мешать, она делает несколько робких шагов к дивану, и осторожно садится рядом с Круэллой. Та не шевелится, кажется, она вообще унеслась отсюда, витает где-то, и ей плевать на то, что кто-то пришел. Странно. Раньше она никогда не видела Круэллу такой… равнодушной.
- Эй! – как можно осторожнее, Свон трогает ее за руку, но не получает никакой ответной реакции. Только один взгляд, мимолетный, поверхностный, который тут же сказал ей, что Де Виль не намерена ни говорить, ни шевелиться, ни, кажется, даже дышать.
- Что происходит? – Эмма не намерена сдаваться, хотя, делает это, скорее, не из сочувствия Круэлле, а потому что ей необходимо узнать, не случилось ли во время их отсутствия в городе чего-то экстраординарного. Потому что в ее представлении выбить из колеи Круэллу Де Виль могло только что-то совершенно невероятное.
Круэлла поворачивается к ней и тяжело поднимается. Когда она смотрит на нее несколько секунд, не мигая, у Эммы перехватывает дыхание. Никогда еще она не видела Де Виль такой… бесцветной, серой. Обычной. Неужели за несколько недель, что их не было, сумасшедшая психопатка растеряла весь свой своеобразный шарм. В Сторибруке, конечно, все возможно, но что же такого должно было произойти, чтобы довести самую безумную жительницу города до такого жалкого состояния? Эмма даже испытывает странный секундный порыв обнять свою незваную гостью и провести сеанс психотерапии с ней.
Но сама Круэлла решила иначе. Ни на кого не смотря, она, полным ненависти голосом, произносит:
- Ты не подох, пират.
- Я очень живучий, милая. Истинная любовь меня спасла – спокойно отвечает Киллиан без тени агрессии.
- О, да – кивает Круэлла, доставая сигарету и глубоко затягиваясь, - истинная любовь, конечно. Великое и светлое чувство.
- Что произошло, ты можешь, наконец, объяснить? – Эмма почти срывается на крик.
- Я не обязана – Круэлла поднимается на ноги и, схватив шубку, висящую на вешалке, выходит. Впрочем, уже через секунду она все же появляется в двери и сухо, словно отчитываясь, произносит:
- Смотри, Спасительница, как бы из Преисподней не явилась какая-нибудь беременная подружка твоего драгоценного пирата. С мужчинами всякое бывает, знаешь ли.
И, грохнув дверью, уходит.
Заставить себя прийти в лесной домик было сложно и у Де Виль даже возникла мысль просто не забирать свои вещи оттуда. Но здравый смысл все же взял верх – ее муженек проиграл недавно все свое состояние в карты, и она слишком много потеряла, чтобы вещами разбрасываться. Потому из дому Свон Де Виль все же поехала в их с Румпелем обиталище.
Она откровенно боялась туда входить: что ее там ждет? Не было ни малейшего желания снова погружаться в пучину воспоминаний – счастливых и столь нереальных. Будто и не с нею было. А ведь прожили с Румпелем здесь два месяца. И впервые в жизни законченная психопатка Круэлла Де Виль, у которой в душе не было ничего светлого, страшно боялась расплакаться. Однако, нет – едва она вошла вовнутрь, как ее посетило совершенно иное чувство. Ярость. Кипящая, бушующая внутри невероятная ярость. Все ее вещи были на месте, видимо, совершенно не тронутые. Более того – вещи Голда так же были здесь. Он их не забрал. Интересно, почему – силенок не хватило, или слишком занят любимой женой? Впрочем, какая разница.
Круэлла стала быстро собирать вещи, а опомнилась посреди ужасного бардака. Зеркало в спальне разбито вдребезги, довольно крепкий стул, который стоял перед кроватью, лишен ножки, а рубашки Румпеля валяются по всему дому, даже в первой комнате. Ей понадобилось добрых минут десять, чтобы понять, что весь этот ужасный бедлам сотворила она сама. Голова кругом идет и Круэлла привычно с яростью трет виски, как всегда во время своих приступов. О, черт, до чего она докатилась? Все же Сторибрук на нее ужасно влияет, пагубно. Раньше она была куда более уравновешенной. Если убивала – с холодным умом. Если злилась – прятала это внутри себя, в своей душе, в самом сердце. Но, попав в этот чертов город, она, одержимая желанием найти Айзека, сначала допустила одну ошибку, став между двумя одержимыми мамашами. Затем грохнула какого-то парня, которого перед смертью трахнула, хоть вообще-то беспорядочный секс был не в ее правилах. И теперь она громит лесной домик, в котором было столь сладко развлекаться с неверным любовником. Отлично, Круэлла, просто браво. Куда же еще тебя заведет безумие?
