Румпель мягко улыбается, качая головой:
- Ты знаешь, твоя слабость в том, что ты всегда слишком пессимистична, дорогуша. Если найти правильный подход, любого можно толкнуть на Темную сторону и заполучить в свои союзники. Раз это получилось с мисс Свон, то и с Генри тем более получится.
- Я не сомневаюсь, что получится, дорогой, - Круэлла отпила джина прямо из бутылки, стоящей на столе напротив нее – я лишь не понимаю, зачем еще раз менять истории, если однажды я уже пыталась и результат был отвратительным.
Он смотрит на нее несколько секунд, явно оценивающе, словно решая, как именно подать ей свой план. Круэлла вонзается ногтями в стакан. Что он еще задумал, чертов хитрец?
- Ты не поняла, Круэлла, - он качает головой, - мне нужно не изменить нынешнюю реальность, а лишь подкорректировать прошлое. Твое прошлое. И я собираюсь сыграть на том, что именно герои потеряют в Преисподней. Для этого я роюсь в книге, пытаясь найти ответ, что же это будет.
Круэлла медленно наливает джина в стакан и снова делает несколько больших глотков.
- Зачем тебе менять мое прошлое, Голд? Мне это не нравится.
- Да так, ничего особенного, - он замялся, - ничего существенного.
- Нет уж, - Круэлла упрямо качает головой, - это мое прошлое, моя жизнь. И я хочу знать, что именно ты задумал в ней изменить. Говори, дорогой.
Он осторожно кладет ладонь на ее руку, поглаживая длинными тонкими пальцами, как делал всегда, зная, что она может разозлиться. Недоброе дело. Значит, грядет буря. Круэлла бросает на него тяжелый взгляд, приготовившись к грандиозному скандалу. Голос Румпеля мягок и вкрадчив, когда он предупреждает:
- Ответ тебе может не понравится.
- Это я уже поняла, говори.
Еще немного потянув время, Голд, наконец, выдает свой план:
- Я хочу вызвать сюда твою мать, чтобы вы поговорили. Чтобы, возможно, если она примет тебя с твоей Тьмой, а ты попробуешь понять, что она не видела другого способа с ней бороться, вы смогли простить друг друга. Тебе нужно жить без этого, Круэлла. Без этой боли, которая тебя изматывает. Тебе нужно двигаться дальше.
Офигеть! Круэлла одним махом отпивает добрый глоток джина прямо из бутылки, не заботясь о правилах, и ошарашенно смотрит на него.
День плохих новостей начался.
С добрым утром!
========== Глава 46. Противостояние ==========
Допив содержимое бутылки до дна (на одной рюмке Де Виль не успокоилась) и почувствовав, как алкоголь разливается по телу, она злобно смотрит на сидящего перед нею с прежней невозмутимостью Голда и медленно качает головой:
- Нет, дорогой, даже не думай. Я никогда ни за что не осуждала тебя. Терпела это унижение, когда ты был героем. Ни разу не потребовала от тебя уйти от благоверной, хотя мы столько времени любовники. Промолчала, когда увидела рядом с тобой Кору в этой чертовой альтернативной реальности. Я никогда ничего не говорила тебе, потому что знала – так тебе удобнее и понимала, что ты точно знаешь, что делаешь, ведь ничего не делается просто так, если это творит Темный. Но я ни за что не позволю тебе распоряжаться моей жизнью – ни моим прошлым, ни, если уж на то пошло, моим будущим.
Ты понятия не имеешь, через что я прошла. Ты никогда этого не почувствуешь и не узнаешь, да и не надо. Но мы с матерью – это как две стихии, которые всегда будут бороться друг с другом. Я была огнем, и сожгла ее дотла. И разговаривать нам не о чем. Мы давно уже все сказали друг другу, черт возьми. Все сказали, понимаешь?
Я ее ненавижу, и ненависти в моем сердце хватит на то, чтобы испепелить весь город. И если понадобится, Румпель, клянусь, я убью ее снова. Найду способ, я изворотлива, ты меня знаешь. Во всех мирах, во всех Вселенных, буду убивать эту чертову бабу, потому что я была рождена для того, чтобы уничтожить ее.
Поискав глазами, что бы выпить, Круэлла наливает себе вина, стоящего рядом с уже пустой бутылкой джина и быстро осушает стакан (на бокалы она не разменивалась). Руки дрожат, как в лихорадке, приходится положить их на колени, вытирая пот о халат. Ее бросает то в жар, то в холод и приходится свершить грандиозные усилия над собой, чтобы сдержать очередной припадок, барабанами бьющий по мозгам.
Как она зла на любовника сейчас не передать словами. Нет ни в одном языке мира таких слов. Она просто метает огромные огненные шары в него, плевать, что лишь мысленно. Если бы она все же научилась делать это, в Румпеля бы полетел настоящий шар. Да что там – его накрыла бы лавина. Круэлле стоит дьявольских усилий сдерживаться, чтобы не дрожать – не то от ярости, не то от страха, потому что напоминание о матери вызвало у нее дичайшую боязнь, что она вновь вернется. Ведь это задумал Румпель, а он всегда доводит задуманное до конца.
Он первый заканчивает это противостояние глазами. Комкает в руках уже и без того мятую салфетку, крутит печатку на пальце, будто играясь. Не поднимая на нее взгляда, начинает свою речь, которая, видимо, будет долгой.
- Ты стонешь по ночам. Почти всегда. Каждую ночь за очень редким исключением, Круэлла, я слышу твой стон. Он о матери. Иногда ты зовешь ее. Иногда проклинаешь. Иногда я обнимаю тебя, спящую, чтобы удержать слезы на твоих ресницах. Я никогда тебе об этом не говорил, потому что ты не помнишь этого. Ты ведь раньше не просыпалась в ужасе, во всяком случае, при мне. Вчера это случилось впервые, я не мог тебя успокоить полночи. Ты дрожала, царапала мне спину. Не помогало ничего, хотя я тебе не только зелья давал, но и обычные лекарства. У тебя лоб просто горел и ты долго кричала. Это был не просто приступ, дорогая, а помешательство. Я боялся, что, если ты уснешь, то больше никогда, ни за что на свете, не откроешь глаза. И что я навсегда тебя лишусь. А для меня это подобно пытке, особенно теперь, когда мы, наконец, перестали противиться и обрели друг друга. Тебе помогло только сильнейшее зелье. Обычно, если его пить часто, становишься наркоманом. В прямом смысле этого слова. Ты просто зависим от него, дня не можешь прожить. Но у меня не было иного выхода, кроме как дать тебе его. Иначе ты бы погибла. Ты не помнишь, как бросала стулья, как разорвала наволочку. Я никогда не видел еще такой боли. И не ожидал, что она может исходить от тебя. Даже мои собственные муки, когда я был в Царстве мертвых, Круэлла, показались мне детским пустяком, по сравнению с тем, через какой ад ты вчера прошла, и меня сделала его невольным свидетелем.
Он облизывает пересохшие губы и только теперь впервые поднимает на нее взгляд – сухой, красный и воспаленный. Как у человека, который не спал несколько ночей.
- Когда ты уснула на рассвете, я впервые задумался о том, что ты горишь в Аду. Но, Круэлла, это у меня может быть свой ад. Ты не заслужила. Твоя вина лишь в том, что у тебя с детства была слабая психика. Девочку, влюбленную во Тьму, нужно было вести к свету, а не подталкивать в объятья ночи еще больше.
И тогда мне все стало ясно – почему ты так больна матерью, почему твои ночи бессонные из-за нее. Ты убила ее, но она по – прежнему с тобой. Живет в тебе, в твоей голове, в твоих мыслях.
Ведь я прав, дорогая? У тебя случаются припадки только тогда, когда что-то напоминает тебе о матери, так? Даже там, на скале, откуда тебя столкнула мисс Свон. Я думал, что это просто гнев на Айзека, ярость, которую ты испытываешь, заставили тебя выйти из-под контроля. Думал, что дело только лишь в том, что он отнял у тебя способность убивать, то, что ты любишь больше всего на свете. Я ошибся. И понял это только, когда ты страдала вчера ночью. Просто было еще кое-что, что заставило тебя буквально осатанеть тогда и потерять способность трезво мыслить, став приманкой для моей задумки и беззащитной против героев. Айзек – еще одно напоминание тебе о матери. Даже он возвращает твою память к родительскому дому, к истокам, которые ты так страстно мечтаешь поскорее забыть. Все, что хоть как-то с этим связано, заставляет тебя сходить с ума. Не было бы шуб из животных, потому что на самом деле ты плевать хотела на меха. Но это – единственный способ получать моральное удовлетворение, который тебе известен.
