Дети снова загомонили, увидев мои слезы, но я не позволила им развить тему. Коротко и отрывисто поцеловав рыжих чертенят в лобики, я открыла дверь такси, и они, вприпрыжку, взявшись за руки, полетели в сторону веселой детворы, прогуливавшейся у здания школы.
— Хиллингтон Роуд 15. — Сухо бросила я.
Извинившись на проходной за опоздание и получив свой бейдж с именем Лоры Теннант, бариста кафе с ироническим названием ‘Рэйвен’ — Ворон, что опять пробудило во мне тоску по мужу, я ступила за барную стойку кафе к кофе-машине…
День тянулся медленно. Повезло еще, что клиентов оказалось немного, потому что премудростям кофейного сомелье пришлось учиться по ходу работы. Если все, действительно, так, как говорят Дэвид и Елена, неужели за тринадцать лет я не приходила в себя, работала и жила на автопилоте?.. Почему я ничего не помню?..
Ближе к концу рабочего дня отзвонился Дэвид, у которого сегодня явно был выходной, сообщив, что детей из школы он забрал, и чтобы я сама уже подъезжала, дескать Сара звонила, что она на пути к нам.
Дома, все еще нервная и раздраженная, я сожгла рыбу, а кастрюлю с супом опрокинула на себя, истерически матерясь, потому что ошпарила руки. Не знаю уж, насколько умелой кухаркой я тут была эти тринадцать лет… Сегодня явно не клеилось ничего вообще. Быть может, просто не мой день…
Застирывая пятна, оставленные супом на фартуке, я услышала звонок. Пробил час икс. Через две минуты входная дверь отворилась, и на пороге возникла моя приемная мать собственной персоной. Я обмерла. Я не видела эту женщину шестьдесят с лишним лет. Пыталась возненавидеть за то, как она со мной поступала. За то, что била и морально унижала… Но сейчас, увидев ее, вспомнив, как эта женщина часами сидела возле отказывавшейся засыпать меня, читая сказки об эльфах и других волшебных народах, когда я была совсем маленькой, как она практически засыпала, устав от работы в больнице, а я дергала ее за рукав и просила почитать мне еще немного о прекрасной принцессе роз и принце винограда, я не выдержала. Обняв Дэвида, Сара Уилсон повернулась ко мне, и тогда я, сама от себя не ожидая, кинулась к ней на шею, забыв даже снять фартук.
— Мам… Мам… — Я лепетала бессвязно, практически плача ей в плечо. Мне так не хватало ее тепла в детстве, что я практически заставила себя относиться к ней плохо и неблагодарно, повзрослев, но сейчас, увидев ее впервые за столько лет, я не сдержала эту маленькую Лору внутри себя, так тянущуюся к любви, заботе и пониманию.
Пару раз хлопнув меня ладонью по спине, Сара отстранилась, и лицо ее неприязненно исказилось. — Времена идут, а ты совсем не меняешься, Лора. О, Боги… Дэвид — просто святой мужчина, раз терпит тебя столько лет. Посмотри на себя, а!.. Прямо как в юности. Весь фартук в супе!..
Я отстранилась в ответ, и холод подернул внутри меня все скользким ощущением злобы и неприязни. Она всегда так делала. Каждый раз в порыве чувств с моей стороны, находила, чем одернуть, попрекнуть меня и ударить прямо в сердце. Внешним видом, характером, чем-либо еще. Показать мне, насколько я никчемна. Сказать, что я не заслуживаю того, чтобы даже быть женой какого-то рыжего ушлепка. Тепло испарилось, как и не было. Неприязнь к ней снова стала моей составляющей. Швырнув остатки супа на одну тарелку и пережаренную рыбу в другую, низко склонив голову со словами ‘Кушать подано, маман’, я развернулась, скинула фартук на пол, не потрудившись даже повесить его на стул, и хлопнула дверью своей комнаты, оставляя Сару наедине с Дэвидом и ее собственной шокированной миной. Конечно, она такого не ожидала от той послушной маме девочки, только закончившей институт, но правда в том, что я ей давно уже не являлась. Я прошла шестьдесят лет кошмаров и ужасов в своем мире. Любовь к мужу, боль и душевные муки, которым подвергала нас с ним Дэнелла Тефенсен, смерть родной бабушки, возвращение всех воспоминаний, террор и гонения Валерия-завоевателя выжгли меня окончательно. Я постепенно становилась неврастеничкой еще до побега из дома. Мои поздравления. Вырвав меня из своей среды, из мира, ставшего родным, неведомая сила решила закончить мое обращение в нестабильную астеническую неврозу окончательно.
От природы будучи подозрительной и любившей совать свой нос туда, куда ее совсем не просят, я выдохнула и приоткрыла дверь. Дэвид, ухмыляясь своей омерзительной улыбкой, проводил мать из холла в кухню. Сара обернулась к нему и спросила. — Ну что, ты был убедителен?..
— Да. Она думает, что сходит с ума. Готова была умолять меня запихнуть ее в психушку. Настырная сучка. Все еще надеется увидеть своего ублюдочного клыкастого упыря. Хоть под воздействием транков.
— Сбавь тон, придурок. Она может услышать. Попробуй ее запри потом. Пророчество с такой силой толкает их друг к другу, что по отдельности друг без друга они съезжают с катушек. Вот тебе еще одно доказательство. — Сара кинула какую-то газету Дэвиду, и он, окинув взглядом первую полосу, поднял на нее вопросительный взгляд.
— Но это ничего не доказывает. Кто угодно может убивать в Хартфорде зеленоглазых шатенок. — Теннант покачал головой.
— Это вызов! — Повысила голос Сара. — Она тут четыре дня. Первые три, после обращения в человека, она пребывала в бессознательном состоянии, когда пересекла мир без магии, и всего лишь менее суток она тут, пришедшая в себя. И за эти четыре дня уже убиты сорок три шатенки с зелеными глазами. В одном только Хартфорде. Это не совпадение, Мистер Теннант. Совсем не совпадение. Мне звонил Калеб Йохансон из центра Хранителей Баланса Измерений в Хартфорде. Он сказал, что сегодня вся организация переполошилась и встала с ног на уши. Вампир ворвался в офис, безумный, в крови, усмехающийся и надменный, с еле как живой студенткой лет восемнадцати, практически копией Лоры. Сказал, что все, что сейчас происходит, всецело на их совести. Что он предупреждал их уже неоднократно. Он сказал, что если Хранители Баланса Измерений не выдадут ему мою дочь в течение трех суток, он растерзает каждого жителя Хартфорда. Он обещал не оставить ни одного жителя в городе, а потом взяться за другие города. Штаты. Мир. Он сказал, что пока не отыщет Лору, будет резать народ. Догадайся, чем дело кончилось… Он оторвал бедной девушке голову прямо на глазах Калеба и других офисных крыс, мстительно процедив, что это только начало.
— И что мы будем делать? Выдадим ее?.. — Тихо прошептал Теннант.
— Нет, конечно. — Сара отпила кофе из коричневой чашки, поданной ей Дэвидом, и поставила ее на стол. — Судьба одного мира ничего не значит по сравнению с судьбой всей сети параллельных и магических. А если пророчество о воцарении Ночи свершится, мы потеряем не только человеческий мир. Но тебе-то зачем так печься. Ладно я. Мне немного жаль оставлять Томаса на съедение психопату. Он еще и не в курсе, кем мы являемся, но… Если он станет жертвой, которая была необходима во имя сохранения в целости и сохранности более важных, магических миров, я и мужа в расход пущу. Лора и Владислав больше никогда не должны встретиться. Здесь она в безопасности. Он ее не отыщет, потому что мы в мире без магии, где его телепатические способности ограничены. Так что пусть сверкает клыками, сколько ему вздумается. У нас с тобой есть ключи от врат в иные миры. Мы можем сбежать когда угодно, куда угодно. В любое место и любое время. Только не забывай о том, что ты мне обязан. Подкрутив колесико времени, это я вернула тебя к жизни, после того, как ты позволил ей задушить тебя, подойдя слишком близко, олух. В своем мире она, как рыба в воде. Она — вампир. Она — ведьма. И она бесконтрольна. Хватило же ума смертному старому маразматику подходить вплотную к ней. Лора — эпицентр тьмы, которая завлекла ее, как я этого ни боялась и ни пыталась очистить ее исповедями в церкви, неоднократными попытками стереть память в Риме. Не смотря на все это, князь ее, как вирус в операционной системе. Он все равно влезает в ее сознание и отыскивает ее во что бы то ни стало. Так что держи ухо востро. Они могут собачиться, сколько угодно, но это ничего не значит. Он прикончит за нее кого угодно. И это взаимно. Сколько бы она ни бегала от его тьмы, я очень хорошо знаю свою дочь. Ощущая внутри себя импульс единственной в ее жизни больной и безумной любви, она ни за что ее не отпустит от себя. Как бы эта любовь ее ни разрушила.
