Где-то впереди забрезжил свет, но, приблизившись вскоре к нему, я поняла, что это поблескивали в практически непроглядной тьме серебряные прутья клетки, способной поместить в себя даже слона в полный рост. Клетка стояла уже на каменном полу, и, окончив путь по стеклянному широкому мосту от дверей до места заточения моего бывшего супруга, я приблизилась к клетке и сжала в руке витиеватый железный замок. Рассыпавшись в труху, то, что было замком, ссыпалось на пол мелкой металлической крошкой из моей руки, и я закатила глаза.

— Стареешь, любимый. Как же легко тебя стало поймать, Владислав. — Вся саркастическая ирония, которую я пыталась вложить в эту фразу, реализовала себя в растянутом звуке ‘а’ его имени, словно там их было, как минимум, четыре. Он не спешил поднимать голову и обращать на меня внимание, лежа в цепях на полу, лицом вниз, без каких-либо движений.

Открыв дверь в клетку с лязгом металлических засовов, я поздно сообразила, что кто-то уже стоял за моей спиной. Не успев обернуться и оскалиться, получив по голове чем-то тяжелым, я почувствовала удар сильной ладони в спину, который бесцеремонно втолкнул меня в клетку на пол. Перед глазами моментально возникла белесая пелена, в ушах появилось невнятное гудение, но все-таки, практически ничего не слыша, я расслышала, как дверь нашей тюрьмы закрывается на замок снова. Кто-то оказался со мной рядом, и, силой усадив на пол, спиной к прутьям решетки, похлопал меня по щекам. Открыв глаза и с трудом заставив туман, застлавший обзор, отчалить к чертовой бабушке, я встретилась мутным взглядом с взглядом почти что полыхавших яростью черных, словно море ночью, глаз. Коротко выдохнув от боли, ощущая, как прутья обжигают спину, издав тонкий вскрик, я не без труда совершила над собой усилие и отодвинула свое непослушное тело от клетки по направлению к Владиславу.

— Стареешь, любимая. — Издевательски усмехнувшись, он сымитировал мою интонацию. — Ты так вообще попалась, как лохушка. Меня хотя бы заковали в серебряные цепи, а тебя обычным придорожным камнем обезвредили. Дэнелла не учила тебя всегда оглядываться назад, когда находишься на вражеской территории?.. Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения.

Владислав впервые был так зол на меня, что его аж передергивало от бессильной ярости. И это было вполне оправданно, ибо мы с ним снова оказались в идиотской ситуации, когда его могла спасти только я, меня — только он, а спасти нас обоих было некому. Вероятно, тоже припомнив эпизод на цепях в пещере Дэнеллы Тефенсен, выдохнув и сплюнув кровь, так как серебро уже, разъев одежду и кожу, начинало влиять на внутренние органы, мой экс-супруг продолжил. — Ведь, когда ты узнаешь, кто организовал похищение, ты поймешь, что за твои прекрасные зеленые глаза он тебя отсюда живой не выпустят. Ты попала по-крупному, бабочка. На сей раз ловушка была приготовлена для тебя. Не для меня…

— Я все поняла. Хватит прессовать. — Я окинула Владислава без пяти минут озлобленным, от отсутствия оправдания своему бездумному поведению, взглядом, потирая ладонью место ушиба на затылке, и в это же мгновение услышала негромкое хлопанье в ладоши.

— Браво, Дэвид. Две птицы попались в одну клетку. Я знал, что ты придешь за ним, Лора. Что бы ни случалось в вашей совместной жизни — ссоры, расставания, разлуки, ты, как и всегда, отдашь за него все и прибежишь спасать его никчемную жизнь. Наконец-то, я имею честь увидеть, как работает пророчество. Тьма волочилась за тобой тревожными снами, Лора Уилсон, и, нагнав, превратила тебя саму в свой же худший кошмар. — Послышался в полутьме хриплый, старческий, дребезжавший голос. Через несколько продолжительных минут фигура восьмидесятилетнего старика отделилась от тени. Поднявшись на ноги и обернувшись в сторону оратора, я вся обратилась в слух и зрение. Когда, приблизившись вплотную, он сдавил прутья клетки своими немощными дряблыми старческими руками и прижался лбом к одному из них, я смогла, наконец, детально рассмотреть его лицо. Предварительно окинув его взглядом, я вздрогнула. На меня смотрели глаза из прошлого, которое я сожгла, утопила, уничтожила и стерла из своей жизни. Оно взирало на меня с лица седого, не менее омерзительного, нежели в юности, старика, лет восьмидесяти на вид, с глубоко въевшимися в его лицо морщинами и горбатой спиной, перекашивавшей весь его корпус настолько, что он казался чуть ли не вдвое ниже своего настоящего роста, который за годы не сравнялся не только с мужским, а и даже с моим собственным. В озлобленном горбуне, взиравшем на меня с холодной яростью своих бесцветных глаз, даже в постаревшем на столько лет, я все равно узнала рыжего, конопатого и амбициозного богача из Хартфорда, которого мои родители прочили мне в мужья. Пред мои светлые и зеленые очи предстал Дэвид Теннант собственной персоной… Радуясь произведенному неожиданностью впечатлению, Дэвид коротко улыбнулся.

— Это вот он что ли был планом побега? Этот ублюдочный монстр? К нему ты побежала, сломя голову, и от меня, и от собственной матери? Удалась ли твоя жизнь, Лора Уилсон? Или ты получила полное боли и горя убогое существование, поддавшись искушению, которому молило поддаться каждое твое сновидение?

— Побежать от тебя было единственным разумным поступком в моей жизни. Посмотри на себя. Ты-то чего добился? — С улыбкой я окинула старика пренебрежительным взглядом. — Я — королева целого мира. Народа вампиров и народа эльфов. И я теперь всегда выгляжу, как семнадцатилетняя. Я вечно молода и красива. Меня обожают, ненавидят и боятся все, кто находится в моем подданстве. А ты?.. Чего добился ты, Дэвид?.. Невесть каким образом постарел и покрылся морщинами, хотя в Хартфорде должно было пройти с момента моего побега всего шесть лет. И твое единственное развлечение в жизни…

Я обвела рукой клетку, все еще презрительно усмехаясь. — Это?.. Ловить меня и доказывать, как я ошибалась, отвергнув тебя, как жениха? Срочно найди, чем заняться, пока ты не закончил жизнь столь же убого, сколь ее прожил.

— Ты БЫЛА молода и красива. — Коротко отрезал Теннант, подслеповато щурясь. — А сейчас ты — омерзительное мертвое чудовище с лицом девушки, которую я любил. Ты живешь только низменными потребностями: жаждой крови и сладострастия. Тебя интересует, как я постарел? Сара отправила меня сразу после твоего побега следить за тобой, вручив ключи от портала в ваш мир, как Хранителю Баланса Измерений. И я искал тебя по мирам все эти годы… Да, в Хартфорде прошло всего шесть лет, но здесь, в Трансильвании, магическом мире, шестьдесят пять. Я состарился больше, чем на полвека, а ты выглядишь так же, как и в день побега. Разве это справедливо?..

Владислав, даже пребывая в серебряных цепях, не удержался от тихого смешка. — Справедливо или нет, но мужчины меня не интересуют. Поэтому обращать тебя, делая своим любовником, я не собираюсь. Извиняй.

Я не удержалась, чтобы не прыснуть со смеху, пока старик зеленел, синел и багровел от злости. Наконец, он все-таки выдавил из себя, процедив сквозь зубы. — Заткнулись оба, пока я не пустил вам по серебряной пуле в лоб, чтобы ускорить процесс вашего подыхания. Ты даже маму свою не пожалела, прогнившая сучка. У нее сердце кровью обливалось после твоего побега!..

— Упс… Я, видимо, знала какую-то другую маму. — Пренебрежительно бросила я. — Моя мама кинула меня в церкви под образа со словами, а вот тут приведу дословные цитаты: ‘сатанинская шлюха’, ‘грешница, которая ежели не покается, будет гореть в пламени ада’, ‘проклятое отродье’, ‘исчадие ада’. Она даже сказала, что я — более не дочь ей. Это у Сары Уилсон-то сердце обливалось кровью? Оно у нее вообще есть?.. Эндоскопический осмотр показал отсутствие сердца. Сожалеем.

Злобно съязвила я, изобразив самую что ни на есть скорбную мину на лице и сымитировав голосом тон профессионального хирурга после неудавшейся операции.

— Как ты смеешь так о ней говорить! Сара Уилсон — святая женщина, всю свою жизнь положившая на алтарь работы организации Хранителей Баланса Измерений. Ей настолько противно было то, что с тобой стало, что она велела мне найти и прикончить чудовище, превратившее ее дочь в монстра, заставившее ее питаться кровью, и бездушную извращенную вампирскую копию Лоры Уилсон в память о человеческой добрейшей души девушке, которую она любила! Но, скрепя сердце и заставив меня поступить правильно, она плакала и даже пыталась отговорить от убийства тебя, говоря, что ошибалась. Что, возможно, тебя еще можно вернуть. Но, увы, нельзя. От тебя осталась одна оболочка. А изнутри ты — бездушная и мертвая тварь, которая еще и плюет в лицо и насмехается над той, кто жизнь посвятила ее воспитанию.