Встав на четыре лапы и издав пронзительный, душераздирающий вой на Луну, я, было, кинулась к лестнице, чтобы направиться в подвал, но хозяин замка решил лично почтить нас своим присутствием, войдя на шум в комнату на первом этаже, где этим вечером я встречала Ван Хельсинга, как гостя. Все вокруг казалось мне странным. Человеческие чувства, размышления, ощущения освободили мою голову и больше не довлели надо мной. Я чувствовала только запах мертвеца и желала только его крови и смерти. Опустившись на четыре лапы, прижав уши к голове и ощерившись, я кинулась на него.
— Эх, бабочка, не хочется тебя калечить, но я терпеть не могу собак. — Иронически произнес граф-вампир. Резкий удар в грудь сильной руки мертвеца отшвырнул меня к стене, и, упав, я заскулила, спрятав морду между передними лапами, ожидая, пока боль станет терпимой настолько, чтобы я могла снова перейти в наступление. Вскочив с места, пригнувшись к полу и резким прыжком оторвав себя от него, я кинулась к вампиру на грудь. Закатив глаза, он лишь холодно произнес. — Заканчиваем этот цирк.
Я сшибла его с ног и практически дотянулась острыми зубами до шеи мертвеца, когда он воздел руки к небу и что-то прошептал. Я снова попала в ловушку трансформации. Луну на небе скрыли темные тучи, и через мгновение, тяжело дыша, я уже лежала обнаженной на груди вампира. Вздрогнув, я, как ужаленная, вскочила на ноги, пытаясь прикрыть руками грудь. Король же проклятых существ лишь ехидно усмехнулся со словами. — То ли дело так. Прекрасное зрелище…
Поднявшись на ноги и отряхнув камзол от шерсти, граф коротко скомандовал мне. — Шприц. На полу. Прямо в вену, иначе меньше, чем через минуту, ты останешься волчицей навсегда. Учитывая мои далекоидущие планы на тебя, я не прыгаю от восторга при мысли, что придется делить жизнь и постель с собакой.
Я медленно наклонилась и взяла шприц в руку.
— Нет! Лора! Нет! Не смей! Прикончи его! — Яростно кричал Гэбриэл. — Даже не думай предавать меня! Я доверял тебе, неблагодарная девчонка, потому и отдал антидот! Если ты излечишься до того, как убьешь его, я же потеряю крышу над головой и работу! Нет! Лора! Пожалуйста!
Окинув его мутным взглядом куклы во власти колдуна-марионеточника я вонзила шприц, не глядя, куда-то в сгиб локтя. Начался хаос. Крики Гэбриэла, его попытки атаковать Дракулу, их короткое сражение, в результате которого человек одержал мимолетную победу, на непродолжительное время заколов вампира осиновым колом, которым можно было обезвредить, но не убить короля проклятых, и силой вытащив меня из замка, в чем мать родила.
Обратный путь верхом мы проделали в гнетущем душу молчании. Лишь изредка Гэбриэл яростно подстегивал коня, поджимая губы и давя злость в себе. Ни словом меня не удостоив, мужчина, молча, снял с себя плащ и накинул на мои обнаженные плечи… Вскоре мы оказались в том же номере гостиницы Бистрицы, в котором ночевали до крестового похода на замок вампира.
Я попыталась заговорить с Гэбриэлом, извиниться. Я плакала и мямлила что-то неразборчивое. Окинув меня осуждающим и полным боли взглядом, он процедил сквозь зубы длинную тираду. — Я доверял тебе, а нужно было послушаться кардинала Джиэнпиро. Снова ты предала меня ради него. Помни ты свою прошлую жизнь, ты бы даже оценила так называемую иронию ситуации. Дважды дать обещание: один раз — вечной любви, второй — дружбы и того, что я могу положиться на тебя и доверять тебе, и оба раза нарушить клятву из-за этого… У меня даже слов нет, достойных описания мерзости этой твари. Может, когда-то он и был хорошим и послушным папкиным сыночком, что тебя и привлекло в нем, но сейчас этого нет. Как тебе вообще не противно даже думать о нем после всего, что он с тобой сделал? Хотя, о чем это я?.. Без толку. Даже и пытаться переубедить не стоит. Я свяжусь с Римом. Хочешь дрожи, хочешь умоляй оставить его в покое, но они вышлют сюда других охотников и отправят твоего клыкастого возлюбленного в тюрьму для монстров в твой мир, если убить его не вышло. А ты отправишься со мной, и тебя ‘очистят’ и ’сотрут’… После этого ты вернешься домой к родителям, под чуткий надзор Хранителей Баланса Измерений, забыв и о нем, и обо мне, и обо всем, что здесь было, так, словно я никогда и не ступал на порог дома Уилсонов. Ты оказалась слишком слаба для нашей миссии и заражена тьмой. Но этот второй шанс тоже неплохо. Мне его никто не давал. А ты… Закончишь институт, проживешь нормальную жизнь где-нибудь вдали от монстров со смертным мужем и умрешь. Переродишься, может, через три века, может, через пять. А пока отдыхай от воспаленного бреда в своем мозгу.
— Нет! — Я побелела, как мел, вцепившись в руку Ван Хельсинга. — Нет! Ты не поступишь так со мной! Гэбриэл! Нет. Ты же знаешь, что очищение и стирание сводят людей с ума. Они часами кричат, сотрясая стены ватиканского собора, пока им выжигают память! Нет! Гэбриэл! Не поступай так со мной. Я могу не выдержать процедуры! Я могу умереть!
Иронически улыбнувшись, Ван Хельсинг только махнул рукой. — Как и во все времена, ты думаешь только о себе и больше ни о ком другом. Саливанов я знал косвенно, с тобой не общался, но что Ланшери, что Уилсон. Особой разницы нет. Ее волнует только ее собственное ‘я’, ну и еще эта гадость. Остальных она пустит в расход, когда угодно. Даже друзей. Удивлялась, что в твоем мире у тебя нет друзей? А вот поэтому и нет. Ты используешь людей, Лора Уилсон. Поэтому все и ненавидят тебя. Ты не способна на дружбу. Даже после всего, что произошло между вами три года назад, даже после того, как я сотни раз спасал твою жизнь от монстров и чудовищ вроде него, ты все равно выбрала его за одну супер-духовную дешевую танцульку и поцелуй.
— Но… Как ты узнал про танцы?.. И про все остальное…
— Хватит держать меня за слепого идиота, Лора. У меня есть глаза. Когда я вернулся в замок, твоя дорожная одежда исчезла, и ты была в прекрасном бальном платье прямо перед тем, как обращение разорвало его на лоскутки. А насчет поцелуя все еще более прозаично. Как ты смотрела на него ‘до’ и ’после’ вашего времяпровождения наедине — небо и земля. Если вы, девушки, думаете, что ваши флюиды томления и взгляды с поволокой остаются незамеченными для всех, кроме вас самих, это большое заблуждение. У меня была подруга, Анна. Он выкрал ее как-то при помощи своих невест в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом и тоже танцевал с ней. Так ей потом было, действительно, омерзительно, и до конца своей недолгой жизни она чувствовала вину за то, в чем была не виновата. А ты упиваешься теми воспоминаниями. В этом разница вся. — Ван Хельсинг вышел из номера, громко хлопнув дверью, вероятно, желая больше никогда меня не видеть…
Я очнулась от рассказа охотника. Пока он повествовал, картины минувшего восставали одна за одной в моей памяти, собираясь в единый паззл. Я даже вспомнила то, чего он не мог видеть собственными глазами. Как убегала от Владислава, признавалась ему в любви, целовалась с ним, а потом танцевала. По окончанию рассказа, когда все заблокированные от меня воспоминания Хранителями Баланса Измерений: двух прошлых жизней, памяти рода королевской династии эльфов, ночь в подземелье и стертый две тысячи третий год, вернулись ко мне, выстроившись в единую картину жизни, я коротко выдохнула. — Не знаю, что и сказать. Ты был прав. Я — эгоистичная дрянь. И я дважды причинила тебе боль одним и тем же способом. Нет мне прощения…
— Просто чувства к тебе — мой крест. Мой тяжкий крест нести их в одиночку из жизни в жизнь, находя хороших девушек, но все равно понимая, что тяга к тебе столь сильна, что ни одну из представительниц прекрасного пола не смогу назвать женой. — Тяжело вздохнул Ван Хельсинг, задумчиво глядя в стену.
— Скорее уж не крест. А любимые грабли. — Я обреченно покачала головой.
— А знаешь, я слышал крики. — Внезапно взгляд его подернулся пеленой боли и смятения. — Очищение далось тебе великим трудом. А когда тебе стирали память, стены ватиканского собора звенели от твоих воплей боли. Каждый импульс внутри меня кричал ворваться туда и остановить это безумие, но, скрепив сердце, я думал, что так будет лучше для тебя. Что, может быть, если они сотрут его из твоей головы и жизни, у тебя будет шанс получить образование, достойную профессию, завести семью, родить ребенка и никогда не связываться с чудовищем, с которым тебе предписан всего один путь — на дно. Но судьбы не избежишь. Даже без своих воспоминаний ты умудрилась нарваться на него и снова впутаться в него и его тьму. Что-то просто невозможно изменить… Теперь ты засыпаешь и просыпаешься с ним. А я так хотел жениться на тебе. Надеялся, что хоть в этой жизни, если не в той, нам удастся быть вместе. Ждал твоего совершеннолетия… Но все зря…
