Солнце медленно поднималось вдоль линии горизонта, озаряя поле и нас своим приглушенным кроваво-алым светом. Притопнув каблуком от раздражения, я тут же поняла, что сделала это зря. Напрочно увязнув в земле, он издал глухой и протяжный грустный звук…
— Как я и говорила. Я — просто мастер приземления черт знает где. Мы стоим посреди романтического, озаренного утренним рассветом поля, и нет никакой гарантии в том, Благодатная это Долина или нет. А между прочим. — Указав указательным (мои извинения за тавтологию) пальцем на обувь, я изогнула бровь дугой, взбешенно глядя на супруга. — Они были от Гуччи… И ключевое слово здесь не ’Гуччи’, а ’БЫЛИ’!
— Кому-то прошлой ночи показалось мало. Неудовлетворенность так и закипает. — С недоброй усмешкой констатировал Владислав. — Город эльфов и замок Изиды Шиаддхаль, по совместительству с логовом Валерия-завоевателя, находится следом за деревней, к которой ведет тропинка этого поля, которую ты бы, наверняка, заметила, если бы обратила внимание на что-нибудь еще, кроме своих туфлей, от которых у тебя шкаф ломится. Так что гарантия у тебя есть. В лице меня. Я знаю Благодатную Долину, как свои пять пальцев, столько часов проведя здесь, скрываясь от отца, помогая Ларе сбежать, благо, неограниченный запас времени позволил выучить каждый сантиметр этого места наизусть…
— Хорошо. Если мы на месте, дальше я иду одна. Если, как ты говоришь, замок принадлежит теперь Валерию-завоевателю, тебе к нему близко подходить нельзя. На этом пути наши расходятся. Ожидай меня где-нибудь поблизости. Пару дней. Если не появлюсь в назначенный срок, ступай домой. Значит, я погибла. Это не твоя война, а моя. Мои родители погибли по вине этого урода. Мне и что-то делать с этим…
— Не тебе решать за меня. — Он посмотрел мне в глаза омраченным взглядом. Взглядом самой тьмы. — Или идем вместе, или я открываю портал домой, зашвыриваю тебя туда и никуда не пускаю одну, привязав к кровати и сделав с тобой что-нибудь более изящное и интересное, нежели прогулки по мокрым полям. Ты же — идиотка-самоубийца, добровольно шагающая в лапы тирана, даже ничего не слышав о нем. Я — вся твоя база истории жизни отца. Никто не знает сильные и слабые стороны Валерия-завоевателя так, как их знаю я. Сорок лет я жил с ним под одной крышей. А бежал от него все остальное время до наших дней.
— Как хочешь. В таком случае, это не я иду на смерть, а ты… — Я приподняла подол шелкового золотистого платья, и мы зашагали через поле и деревню по направлению к городу. Он, придерживая меня под локоть, потому что каблуки дорогих туфлей всякий раз норовили скрыться под землей и переломить себя, переломав мне ноги, а я, опираясь на него, чтобы не упасть…
Так называемый город эльфов совершенно не поразил масштабом. Замок Шиаддхаль оказался виден с любой его точки, как Эйфелева башня в Париже, хоть с рыночной лавки, хоть с винодельни, а последняя там, к слову сказать, занимала не последнее место.
Замок был белым. Белоснежно-белым в стиле средневекового барокко. Он уходил высоко в небеса и был, как по мне, слишком вычурным. Привыкнув к минимализму своего черного небоскреба, теперь мне странно было видеть построение с невозможным количеством ажурных пилястр, башенок, виньеток, шпилей и зубцов. Являя собой настолько претенциозный внешний вид, замок также создавал для меня впечатление и обо всем эльфийском народе. Да. Определенно, в этом были все эльфы. Сложные, вычурные, живущие по своим правилам, ради которых смерть одной восемнадцатилетней девочки не является проблемой. От того они и старались вносить красоту в свои замки. Чтобы замаскировать внутреннее свое уродство. Притвориться, что они все из себя белые и пушистые, ломая шею своей же королеве петлей, отсекая голову ни в чем не повинному юноше. Я стояла на пороге истоков, где творилась история моего рода, и гадливость во мне боролась с религиозным восторгом ежеминутно. Мой замок и моя земля. Мое наследие, как дочери Шиаддхаль. Милена привыкла к тому, что у нее есть и не хотела большего. Я тоже думала, что не хочу, но отчего-то стоя здесь и сейчас, я понимала, что внутри меня шевелится та самая струнка, которая много раз подводила меня под монастырь. Например, когда я согласилась быть Хранителем Архивов. Что ни говори, а мне всегда хотелось чего-то большего, чем у меня уже было. Быть чем-то большим, нежели я являюсь.
Достигнув ворот, я властным тоном, не заставляющим усомниться в том, кто я на самом деле, обратилась к гвардейцу, охранявшему вход в замок.
— Я прибыла с визитом к Изиде Кармине Эстелле Флоре Шиаддхаль. — Благоразумно не упоминая свою прежнюю природу и то, кем является мой супруг, я представила его, как Владимира Дрейка, ибо его имя здесь было уж слишком на слуху.
— Ее Величество, госпожа Изида не принимает гостей. — Прогудел гвардеец скучным, монотонным, как и у всех охранников на свете голосом. — Она стара и слишком немощна, а кроме этого смертельно больна. Она не встает с кровати. Я могу доложить о вашем прибытии Его Величеству Валерию-завоевателю, если вы представитесь, и, если Его Величество согласится, он сам с вами побеседует.
Тут я потерпела фиаско, в первый раз погладив себя по плечу за то, что взяла мужа с собой. Коротко кивнув Владиславу, я предоставила ему возможность разобраться по-вампирски.
— Дорогой Эльвен. — Схватив в охапку эльфа и заставив при помощи гипноза смотреть ему в глаза через забрало неотрывно, мой муж со стальным нажимом в голосе произнес. — Будь любезен, окажи немного эльфийского радушия для внучки королевы и для меня, впустив нас. Ты не скажешь ни слова о нашем прибытии Валерию-завоевателю и забудешь, что мы здесь, как только мы войдем в замок.
— Конечно, проходите. В Благодатной Долине всегда рады внучке госпожи Изиды.
Эльвен посторонился, пропуская нас. Владислав со словами ‘Вот и славно’, уже собирался потрепать гвардейца по щеке, но, снова взглянув, на железное забрало его шлема, передумал.
Лязгнули металлические засовы ворот, и мы с мужем оказались на территории замка Шиаддхаль, ныне существовавшего в качестве убежища для животного по имени Валерий-завоеватель.
Как бы ни оказалось больно это видеть, но гвардеец оказался прав. Изида была смертельно больна и угасала с каждой минутой. Достигнув ее покоев, выполненных в неспокойных алых тонах, (похоже, что после смерти дочери для женщины весь мир окрасился багровыми оттенками крови), по пути внушив нас впустить еще десятку стражников, мы, наконец, стояли возле постели немощной бывшей королевы-матери. Живыми остались только зеленые глаза. Но они смотрели в пустоту ничего не выражающим взглядом, и, даже сев возле нее, я понимала, что пожилая женщина меня не видит. Почувствовав глубокую скорбь и сжав руку Изиды в своей, я опустила голову на грудь бабушке, даже в предсмертный час одетой парадно и празднично — в зеленый бархат. По всей видимости, женщина с бледным лицом, заостренными за счет впавших щек скулами, изъеденная болезнью и морщинами призывала смерть уже давно, потому что, открыв глаза и уставившись на меня внезапно осмысленным понимающим взглядом, она прошептала, поднося мою руку к своим губам.
— Мой цветочек. Доченька. Лара… Пришел мой черед, да? Ты вернулась за мной тридцать лет спустя, чтобы забрать? Знаешь, я всегда мечтала уйти именно так. Чтобы моя смерть приняла твое обличие. Тридцать лет и еще несколько, а сколько, я уже не помню, за давностью лет я перестала считать, я мечтаю увидеть тебя снова. Похоже, что Бог все же есть. Если он позволил старухе уйти, как я всегда того хотела.
Я нежно зажала в ладонях немощную, дрожавшую руку Изиды, и, не зная, что ответить, обернулась к мужу в поисках нужного слова. Он коротко ободряюще кивнул мне, крепко стиснув мое плечо рукой. Впервые за долгое время я почувствовала поддержку. Что я не одна на этом жестоком белом свете. У меня был муж, и, кажется, только что я обрела бабушку, пусть и смертельно больную. Это придало мне уверенности, и я тихо произнесла.
