Аркадий Райкин не сразу пришел к пониманию высокого значения искусства актера эстрады. Было время, когда его увлекала стихия иного плана. Он пробовал себя в различных эстрадных жанрах и, когда достигал в них технического совершенства, не скрывал от зрителей удовлетворения, которое испытывал. Острота взгляда, мысль и чувство, гражданский пафос, которыми теперь отличается большинство сценических работ Аркадия Райкина, отступали тогда на второй план перед открытым и безудержным напором еще не оформившегося молодого и жизнерадостного таланта.

Так, в значительной мере пробовал он свои силы в жанре трансформации. Этим отличались и некоторые его первые выступления в качестве конферансье. Так начинались райкинские миниатюры, уже тогда открывшие нам в актере дарование скупой и точной характеристики персонажа в мимолетной зарисовке. А то случалось и так…

Актер выходил на сцену и начинал разговор со зрителем. Но едва успевал он произнести несколько первых слов, как во рту у него появлялся красный шарик, мешавший ему говорить. Ловко подхватывал он шарик рукой и помещал его между пальцами, чтобы он был виден всем. Но в ту же минуту во рту показывался еще один шарик. Актер делал растерянное лицо и смущенно извлекал и этот шарик изо рта. Так повторялось до тех пор, пока четыре красных шарика не были водворены между растопыренными пальцами.

Каждый раз актер делал это по-разному. Другое движение головы, другой жест, другое выражение глаз. И каждый раз немного испуганно и очень смешно.

За этим, в сущности, ничего не было. Ни мысли, ни даже просто игры. Незатейливая и непритязательная шутка. Но зритель принимал ее, потому что актер уже тогда владел секретом общения с залом.

После короткой паузы красные шарики снова появлялись во рту. Они могли теперь появляться без конца, и зритель, не в силах сдержать смеха, знал, что он находится во власти актера. Еще немного, и он запросит пощады. Но актер сам хорошо чувствовал, где находится эта граница. С той же смущенной и детски открытой улыбкой он заканчивал номер.

Вот и такое было у Райкина в начале пути. Долгого и сложного пути эстрадного актера.

Однако начнем по порядку. «Красные шарики» — это лишь маленький и не очень примечательный эпизод в биографии большого мастера. Аркадий Райкин начинался в театре.

Обычно рассказ об актере начинается с его первых театральных впечатлений. И почти всегда их относят к совсем юным годам, когда интерес к тому, что происходит на сцене, еще не может быть сознательным. Это стало более или менее обычным в актерских воспоминаниях. Чем-то вроде кокетства. И читатель не всегда склонен верить точности излагаемых фактов.

Есть, однако, и другая, тоже типичная актерская судьба. Большой художник театра, вступая в жизнь, и не подозревал, что он будет актером. Он уходил воевать и становился машинистом паровоза, как Борис Щукин, или же учительствовал, как Александр Артем, впервые начавший играть на сцене пятидесяти двух лет.

Начав интересоваться театром, Райкин тоже менее всего думал, что будет актером. Но не думал просто потому, что в шестилетием возрасте никто еще не заботится о выборе профессии. Да, в шестилетнем возрасте.

Небольшой приволжский город Рыбинск, куда в самый канун революции переехала из Риги семья Райкиных, ничем не выделялся среди многих провинциальных городов царской России. Размеренная тусклая жизнь так называемого интеллигентного круга отличалась удивительным постоянством интересов. Театру среди них принадлежало отнюдь не первое место. Постоянной труппы в городе не было, и любители сценического искусства целиком зависели от вкусов заезжих антрепренеров.

Отыграв сезон, гастролеры прощались со зрителями. На сцену городского театра выходили гимназисты, провизор, жены инженеров, врачи… Они разучивали пьесы из столичного репертуара под руководством жившего в городе актера-профессионала, который был одновременно и постановщиком спектакля, и исполнителем главной роли.

Спектакли ставились в городском театре, большом, многоярусном помещении, которое было здесь в некотором роде достопримечательностью. В 1918 году здание театра было уничтожено пожаром. С той поры приезжавшие в Рыбинск гастролеры и местные любители играли в городском клубе, а летом в пригородном саду на открытой площадке.

Аркадий Райкин.

Отец Аркадия Райкина часто находился в разъездах. Мальчик оставался на попечении матери. В шесть лет, когда груз обязанностей еще не отягощает человека, можно чувствовать себя таким же свободным и независимым, как и в год совершеннолетия. Нужно только пользоваться довернем и выходить из дома без провожатых. Тогда можно запросто бродить по всем дворовым закоулкам и даже выходить на улицу и заводить знакомства.

Среди новых знакомых Аркадия были мальчики чуть постарше его, которые говорили о себе: «Мы — артисты». Это не было просто хвастовством, мальчики и в самом деле участвовали в спектаклях. Местные любители разыграли однажды пьесу Ростана «Шантеклер». В действии должны были принимать участие дети. В числе немногих счастливцев оказался и один из знакомых Райкина.

Вскоре Аркадий Райкин увидел его на сцене. До городского театра было довольно далеко, и возвращаться домой, когда ты уже оказался совсем рядом с театром, не имело смысла. Всего лишь одну минуту думал он о том, что предстоит ему дома, если он вернется поздно, но страх сразу отлетел. Теперь была только одна мысль: как проникнуть внутрь здания. Но это для маленького мальчика не так уж сложно. В театре много дверей, и какая-нибудь обязательно пропустит.

По сцене ходили люди, размахивали руками, говорили что-то непонятное, Аркадий сидел, притаившись, в одном из самых последних рядов и ждал, когда наконец появится его знакомый. Но вот и он. Приходит на птичий двор, где происходило действие, останавливается, говорит какие-то не свои слова. И все на него смотрят. И, может быть, в зале сидят его мать, отец и не ругают за то, что он пошел в театр.

От этой мысли Аркадию стало не по себе. В театре было светло и уютно, и как-то не верилось, что уже поздний вечер и что вскоре улицы совсем опустеют. Он старался не думать о том, что будет. Не всякому ведь выпадает такое счастье — попасть без билета в театр.

Он думал, что дома все лягут спать, и он тихонечко пройдет к своей кровати, как делал это отец, когда возвращался поздно. Но дома не спали. И сестры, и мать, взволнованные, сидели у стола, прислушиваясь к голосам на улице, к каждому шороху за дверью. Маленький театрал был сильно наказан.

Но он не мог этого понять. Он ведь ходил не куда-нибудь, а в театр. Когда отец предлагал матери пойти в театр, это было целым событием. Почему же для него все закончилось так печально? Неужели он не имеет права быть просто зрителем, если его товарищам разрешают быть даже артистами?

Наказание вскоре было забыто, обида прошла, и тогда в памяти возникли птичий двор из «Шантеклера» и его товарищ, выходящий на сцену. И мальчика снова потянуло в театр.

Он отправился туда по знакомой дороге, но на этот раз был встречен совсем нелюбезно и понял, что бывают случаи, когда лучше оставаться невидимкой. В театре опять ставили «Шантеклера», но, как ни странно, теперь это показалось ему интересней. Он уже перестал думать о товарище и кое-что начал понимать.

В этот вечер дома было придумано новое наказание: дверь была закрыта на все запоры и никто не собирался ее открывать, хотя он стучал долго и основательно и даже подавал голос.

Спал он на чердаке. Только на рассвете за ним пришла мать и сонного осторожно перенесла на руках в комнату.