Пролезть в открытый проем было нелегко.

– Кто здесь? – громко спросил прапорщик. – Эй, люди! Бача!

Теперь Валентин хорошо уловил раздавшийся стон.

– Самид! – окликнул он Сайдудулаева, но тот не подавал голоса. Оглянувшись, Валентин понял, что ефрейтора в помещении не было.

– Видно, пошел за мальцом, – предположил Жженов и глубоко вздохнул. – Ну что, вроде стон идет оттуда, – указал он рукой в сторону левого угла. – Только бы крыша на нас не обвалилась. Давай, лейтенант, и осторожнее будь, – добавил Алексей, протягивая Валентину кусок глины.

Через десять минут им удалось очистить часть помещения. Услышав возглас прапорщика, Валентин тут же кинулся к нему. Но Алексей, расставив руки вширь, не дал пройти вперед его, только громко прошептал:

– Ты чего, лейтеха! – И в ту же секунду его огромное тело стало падать на кирпичи.

Что произошло, Валентин так и не успел понять…

…Через какое-то время он пришел в себя. Ощущение тяжести, больно давившей на грудную клетку, говорило о том, что на него обвалился потолок. Дышать было очень тяжело, тем более пылью, заполнившей помещение.

– О-ой! – услышал он чей-то вскрик. – Давай сюда БТР и пару тросов, попробуем обвязать ими стену и приподнять ее…

С трудом разлепив веки, Валентин увидел склонившихся над ним солдат и Жженова с забинтованной головой.

– С боевым крещением, лейтенант, – прошептал Алексей. – На нас с тобой обвалился потолок, еле успели увернуться. А то бы – хана нам! – Он помог Стеклову подняться и спросил: – Ну как себя чувствуешь, цел?

– Вроде да, – напрягая мышцы то в руках, то в ногах, тихо ответил лейтенант.

– Ну и прекрасно!

Блокпост напоминал крепость и изнутри был достаточно просторным, чего не казалось со стороны. Высокий глиняный забор с амбразурами. По бокам – две спаренные зенитки, с другой стороны выглядывают пушки боевых машин пехоты. В длинном одноэтажном строении, сделанном из глины, расположились казарма, столовая, оружейная.

В середине двора стоял очень глубокий колодец, к которому были прикреплены два больших бака, литров на триста, их, видимо, использовали для умывания и принятия душа.

Напившись теплой воды из алюминиевого бака, спрятанного в тени, Валентин зашел в столовую и, немного постояв, пока глаза не привыкли к сумраку, прошел дальше, в небольшую комнатушку, где расположились офицеры.

В помещении стоял сизый дым от сигарет. Тускло горели толстые свечи, освещая спины мужчин, сидевших за столом.

– Да нет, все было по-другому… – говорил старший лейтенант, взвод которого должен был смениться и уехать с блокпоста в часть. – Мы на высотке остались, ночь через час, спуститься бы все равно не успели, – рассказывал он. – Я расставил ребят на часы, а прикорнуть даже на пять-десять минут не мог. Не знаю, трясло что-то внутри и снаружи, и все. Никак не мог понять почему, ведь шесть месяцев уже служил… Бойцы молчат, а у меня на душе неспокойно. Т-такое чувство, что все мы на прицеле. А ведь не ошибся. Если бы кто-то из окружавших нас душман не столкнул камень, нас бы там и положили за пять секунд, всех! Мой сержант первым заметил «духа» и дал по нему короткой очередью. Убил ли его, не знаю. А потом – все! Не знаю, сколько вре-мени после этого прош-ш-шло, мож-жет, минута, может, две. Мне показалось, что вечность! И началось. У Пашкова голову разнесло, у Синегова – плечо. Били из «ДШК» по нам сверху. Мы как на блюдечке у них были. А я живой осс-та-астался. – Пальцы старшего лейтенанта вцепились в темно-зеленую кружку, и он с размаху стукнул ею по столу. – Один я остался, представляешь?!

– У тебя ведь трое были ранеными, – вставил свое слово прапорщик.

– С «ДШК»? Раненые? – Старший лейтенант со злостью посмотрел на прапорщика. – Пуля руки отрывала у них, ноги, ребра вместе с костями и сердцем. Раненые, г-г-г-говаришь? – Он вскочил, метнулся было к Жженову, но тут же как-то скукожился и стал оседать на стул.

Стеклов и Жженов, поддерживая его за плечи, повели офицера в соседнюю комнатушку и положили на кровать.

– Удивительный человек, – ухмыльнулся прапорщик. – Ладно, пойдем, Валя, перекусим, и спать.

– А о чем он вам рассказывал? – поинтересовался Валентин.

– Он? А о группе своей. Четырех человек в течение минуты под Кундузом потерял. Когда его тащили вниз, он был уже седым, как белый лист. Теперь так и зовут его все между собой, Белый, а фамилия у парня, э-э-э, сейчас, как его…

– Чернов, – напомнил Валентин.

– Вот, а я о чем. Белый, а сам черный. То есть, ну, ты понял…

В комнатушке было душно. Валентин, раздевшись, лег на кровать, которая под ним тут же протяжно заскрипела. Прикрыв глаза, он глубоко вздохнул и, ерзая всем телом, повернулся на бок, посчитав, что так лежать намного удобнее, чем на спине…

…Что-то защекотало на шее. К счастью, это был мотылек или ночная бабочка. Отпустил, растер пальцами оставшуюся на их коже пыльцу. А бабочка не унималась, села ему на правую руку и, щекоча лапками и бьющимися крылышками о кожу, побежала в сторону ладони.

Стряхнув ее с себя, Валентин улыбнулся.

– Пах, пах! – кричал ему Витька Блохин, спрятавшийся в кустарнике сирени.

– А я – робот! – кричал в ответ Валька. – Мне нужно в одно место сто раз попасть, тогда убьешь!

Витька тут же подбежал к нему со спины и, сильно надавив своей палкой-винтовкой в его плечо, выкрикнул:

– Та-та-та-та-та! Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант. «Духи», «духи».

«Какие еще «духи»? – подумал Валентин, никак не желая расставаться со своим лучшим другом детства Витькой, и открыл глаза.

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! – дергал его за плечо прапорщик. – Стеклов, подъем! Душманы нас окружают.

Сон тут же пропал, и Валентин мгновенно выскочил во двор.

Было очень темно. Лишь звезды рассыпались своим серебряным и золотистым песком по небесному потолку. Люди, бренча оружием, затворами автоматов, с громким топотом носились по двору, постоянно задевая Валентина.

Бу-бу-бу-бу – заработали слева и справа зенитки, им тут же начали вторить короткие очереди автоматов.

Стеклов, нащупав ступеньки, поднялся на крышу дома, пролез к свободной амбразуре и стал всматриваться в темноту, в которой исчезали короткие и длинные змейки трассирующих пуль. Ничего, кроме ночи и трассеров, не было видно. Через некоторое время унялись и автоматы бойцов блокпоста, и все успокоилось. Тишина.

Толкнув лежавшего справа солдата, Валентин спросил:

– Боец, что там было?

– Так я и сам не знаю, что было, товарищ лейтенант. Все побежали, и я. Зенитка как начала долбить в ту сторону…

Что-то затрещало впереди, и с земли в звездное небо взлетела ракетница, за ней – вторая, третья. И в ту же секунду затрещали автоматные очереди, посылая в поле новые полосы трассирующих пуль. А им в ответ заработали и зенитки: бу-бу-бу-бу-бу.

– Прекратить огонь! – Валентин по голосу узнал того самого старшего лейтенанта, который рассказывал о своих погибших солдатах на какой-то высотке Кундуза. – Похоже, это был тушканчик, может, лиса или собака.

Валентин молчал, вдыхая в себя запах сгоревшего пороха и положив свой подбородок на ребро приклада автомата. Вдруг он почувствовал, как чья-то холодная ладонь уперлась ему в затылок, и, обернувшись, увидел старшего лейтенанта.

Поздоровавшись, тот присел рядом:

– Вот так каждую ночь по нескольку раз все срабатывает. Но по-другому нельзя, это ведь могут быть и «духи». Восемнадцатый блокпост неделю назад обстреляли из миномета. К счастью, все мины легли перед их стенами. Никто не пострадал. Никто! Но в прошлом году «духи» вырезали почти весь отряд на афганском блокпосту. А мы, лейтенант, здесь тоже не в степи никому не нужной сидим. Здесь – пересечение дорог…

И снова сработала серия сигнальных мин, теперь чуть правее, метрах в ста от их крепости.