– Это я там был только что, видно, столкнул нечаянно тот камень. Вы здесь у всех на виду, – прошептал в ответ младший сержант, – а там будете находиться под камнем, значит, сверху будете невидимым. Если не хотите, я туда поползу. Увидите их – открывайте огонь.

– Стой, я сам туда поползу, – поднял руку Стеклов. – Если что, меня с ефрейтором Каплиным прикроете, – и пополз в то место, куда указал ему только что Нечипоренко.

Прав был младший сержант: это место было более удобным по сравнению с тем, на котором он прятался несколько минут назад. С крышей, каменным ребром, скрывающим его от бокового обзора.

Но вот в чем вопрос: если спускающиеся со скалы душманы окажутся справа, как же он откроет по ним огонь, ведь там находятся Каплин с Нечипоренко? Хотя их отсюда и не видно, но он не должен забывать о том, что пуля может срикошетить от камня. И тут…

…С трудом открыв глаза, Валентин понял, что лежит, упершись лицом в камень. Голова была очень тяжелой, он с трудом, постанывая, попытался ее оторвать от земли, но какая-то сила придавила его.

– Кто твой комантир? – услышал он приглушенный голос.

«Я в плену?» – ледяной молнией резанула мысль, и, кусая разбитую губу, Валентин вжался в камень.

– Я спрашивай, кто твой комантир дивизий? Молчишь? Сечас тепя упью… Я тепья последний раз спрашивай, кто твой ком-мантир дивизий?

– Херовая у вас разведка, – выдавил из себя Стеклов.

– Кто? – Что-то твердое и холодное уперлось в затылок лейтенанта.

В висках похолодело. «Вот и вся твоя война», – мелькнуло в голове лейтенанта.

– Хотчешь жит? – Каждое слово допрашивающего было каким-то холодным, чуть ли не морозным.

Судорога прошлась по согнутой левой ноге, и Валентин от невыносимой боли застонал:

– А-а-а!

– Как фамилий твоего комант-тдира? – придавливая чем-то твердым затылок, повторил свой вопрос душман.

– Да пошел ты!.. – выкрикнул Валентин и тут же почувствовал, как что-то острое коснулось его горла!

– Я отрезай тепе голова, если не сказешь!

Сильные толчки крови в висках, разрывая сосуды, стали напоминать колокольный набат. Только эти звуки отдавались болью, ударявшейся в затылок.

– Послетний вопрос, лейтенант. Не ответишь… – Валентин понял, что нож, упирающийся своим лезвием ему в горло, сейчас разрежет его сонную артерию…

– Ну, лейтенант, ясный день!

– Да пошел!..

Какая-то сила в этот же момент развернула тело Валентина, и он сквозь солнечные лучи с трудом рассмотрел нависшее над ним лицо душмана. Оно было покрыто черной серой щетиной, глаза – сощуренными, губы – растрескавшимися.

– Живи пока, Валька, ясный день! – прошептал ему в ухо знакомый, с хрипотцой, голос старшего лейтенанта Васнецова.

Валентин с трудом поднялся с кровати, глянул на светящийся циферблат электронных часов, лежавших на тумбочке, и с облегчением вздохнул. Да, у него еще есть время поспать несколько часов, чтобы хоть немножко восстановить свои силы после тех двухсуточных занятий. Готов ли он и сегодня отправиться с взводом Васнецова на новые занятия в экстремальных условиях гор – вопрос глупый. Он служит в армии, а не занимается в какой-то спортивной любительской секции. Здесь царят законы Древней Спарты: полное подчинение и выполнение всех приказов вышестоящего руководства. А времени у него превратиться из желторотого офицера в готового боевого командира взвода почти нет. В любую минуту могут направить на задание…

Все офицеры в кубрике спали. Кто-то храпел, кто-то бредил, крича какие-то невнятные слова…

Перевернув мокрую от пота подушку и потянувшись всем телом, Валентин снова провалился в сон.

…Он с легкостью лез по скале, всматриваясь в горы. Где-то совсем рядом залегли душманы, и он их видел. Они разворачивали в его сторону пушку и целились. Валентин спрятался за камень и, вжимаясь в него, ждал, когда «духи» откроют по его взводу огонь. Раздался выстрел, и волна от взрыва хлопнула его по плечу. Но не сильно, значит, не ранен. Вторая волна сильнее придавила его плечо…

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант…

Стеклов открыл глаза и, увидев, что перед ним стоит дежурный по роте, вскочил с кровати.

– Сколько времени? – спросил он.

– Без двадцати четыре… Вас вызывает начальник штаба батальона.

– Спасибо, Сидоров, – похлопал по плечу младшего сержанта Стеклов. – Опа-а, я же просил поднять меня в пять утра.

– Товарищ лейтенант, вас вызывает начальник батальона… – повторил дежурный.

– А пяти еще нет? Так чего так рано будишь? – не понимая, о чем ему говорит дежурный по роте, переспросил Стеклов.

– Товарищ лейтенант, так вас в батальон вызывают, начальник штаба!

– Стеклов, проснись, ты чего, не понял, зачем тебя будят? – приподнялся с соседней кровати Васнецов. – Бегом вставай!

– А-а-а, понял, понял, – стушевавшись, стал быстро одеваться Валентин.

– Доброе утро, лейтенант! – Сухощавый капитан Владимир Фомин, кивнув ему головой, вышел из-за стола и, пожав руку Стеклову, спросил: – Как вживаешься?

– Прошел первые занятия со старшим лейтенантом Васнецовым, – отрапортовал Стеклов, вытянувшись в струнку. – Сегодня должны провести следующее занятие, тема: захват огневых точек противника в горной местности.

– Нет, на сегодня у тебя другое задание, лейтенант. Со своим взводом будешь сопровождать в соседние кишлаки доставку гуманитарной помощи. Присядь.

Дверь отворилась, и в кабинет быстро вошел незнакомый майор. Подойдя к начальнику штаба и пожав ему руку, он спросил:

– Чей взвод пойдет?

– Текерева, – быстро ответил Фомин и тут же поправился: – То есть Стеклова. Лейтенанта Стеклова, он несколько дней назад прибыл ему на замену. Пока командует взводом прапорщик Жженов Алексей. Сходит с лейтенантом на пару боевых, подучит его.

– Понятно, – пожал руку Стеклову майор и вздохнул: – Текерев толковый парень был. Я – начальник отряда пропаганды и агитации Васильев Сергей Сергеевич. – Достав из сумки сложенные листы бумаги, он развернул их и положил на стол. – Подсаживайся, лейтенант, поближе и слушай. «13–14 июня 1985 года, провинция Кабул, уезд Пагман, – начал читать он. – В 20.30 в кишлак Чавульхейль вошли бандформирования. Ими сожжена местная школа, убиты три афганские семьи, родственники которых являются членами НДПА (Народно-демократической партии Афганистана. – Авт.) и служат в Царандое (народная милиция Афганистана. – Авт.).

В кишлак Заршау в 20.30 вошло бандформирование. Были избиты дехкане, не отдававшие душманам овец, муку, керосин. Убиты три женщины, члены ДОЖА (Демократической организации женщин Афганистана. – Авт.), и учитель…»

– Товарищ майор, – посмотрел Валентин на Васильева, – здесь говорится, что в кишлаке Самочак убит душманами мулла. Не понимаю, они же мусульмане, за что своего-то убивать?

– А я, лейтенант, уже не удивляюсь этому, убийства религиозных служащих здесь в последнее время, к сожалению, обычное явление. Да, Афганистан – это исламская страна, мусульманская вера у этого народа не только в сознании, а в самой крови. За пять лет новой власти стереть ее, веру в Аллаха, из памяти этих людей просто невозможно. Это можно сделать только с нуля, когда при рождении человечка ему будут говорить о чем-то другом, только не об Аллахе. А это невозможно. Так вот, Валентин Иванович, – ткнул указательным пальцем в сводки майор, – в горных кишлаках, таких как тот же кишлак Самочак, большая часть жителей неграмотна. Мулла у них самый авторитетный человек, он является учителем и толкователем законов шариата. А ислам – это религия, как я уже говорил, подчиняет себе жизнь мусульманина от его рождения до его смерти. Вот и возникает вопрос: мог ли душман – мусульманин – убить муллу? Или они были не мусульманами?