Монахи спорили, не обращая на нас никакого внимания, как вдруг раздался резкий крик на непонятном мне языке.
Наша старуха стояла в дверях, едва держась на ногах и что-то кричала, показывая пальцем на монаха, которого Алка ангажировала доить корову. Монах побледнел и бросился вон из нашей хижины к монастырю.
Мы обе вцепились в Алексия:
– Что ото было? Почему он сбежал?
– Наша старуха кричала, что это он отравил ее и мальчишку Вот он и поспешил уйти.
Я многозначительно посмотрела на подругу:
– Я же тебе говорила, что нельзя их оставлять с кем попало! Может, он и доить-то не умеет. Пришел посмотреть, что тут происходит.
Алка больше не сопротивлялась, решив, что моя болезнь уже не лечится.
– Хорошо, будем сами доить эту страшилу и выносить нечистоты за больными.
Старуха, словно услышав наш разговор, подошла к нам ближе и что-то тихо сказала. Алексий не стал ждать наших вопросов и сам перевел:
– Говорит что-то про молодого мужчину, которого похоронили вчера ночью.
Мы с Алкой переглянулись. Подруга тихо прошептала:
– Так она же в отключке была. Откуда она знает про мужчину и про то, что его похоронили?
– Меня не спрашивай. Ее тоже. Просто слушай, что она будет говорить.
Старуха жмурилась на солнышко, как облезлая старая кошка, и присела на ту самую лавочку, с которой нас утром прогнала Алка. Видно, ультрафиолет на нее не действовал. Она подставила свое сморщенное лицо солнцу и что-то тихо мурлыкала себе под нос.
Алексий кивнул и жестом показал, чтобы мы подошли ближе. Женщина окинула нас оценивающим взглядом и долго что-то говорила. Алексий от изумления даже присел. Он старался не пропустить ни слова, время от времени что-то переспрашивая. Старуха была с ним терпелива, старательно объясняла ему и что-то показывала на пальцах. Когда она закончила, Алексий поднялся и потащил нас к выходу:
– Пошли отсюда скорее!
– Это еще почему?
– Нордан так сказала. Это ее имя. Нам надо немедленно уходить.
– А как же она сама?
– Она справится. И мальчик уже идет на поправку, так что у нее скоро будет помощник.
Закрывая маленькую дощатую дверь, я встретилась глазами с Нордан. Она засмеялась, показывая пальцем на корову, покачала головой и приложила руку к сердцу.
Алексий начал было переводить, но я остановила его,
– Не надо. Я поняла. Расскажи лучше, что она тебе говорила.
– Говорила, что заберет душу, которая гостит в тебе. Что она ее хорошо знает, и еще, что теперь тебя никто не тронет…
Его прервал резкий Алкин вопль.
– Хватит с меня Тибета! Я хочу в отель!
17
Договориться с машиной было непросто. Все водители кого-то ждали и боялись упустить своих пассажиров. Наша троица не представляла для них никакого коммерческого интереса, пока Алексий не показал заветную хрустящую бумажку. Магическое преображение унылых лиц произошло в одно мгновение, и мы спустя пару минут уже сидели в довольно чистом автомобиле. Водитель улыбался Алексию, старательно отрабатывая деньги, даже сделал пару лишних кругов по центральным улицам, рассказывая что-то на своем языке. Мы с Алкой дремали на заднем сиденье, оставив Алексия общаться с водителем.
Вход в гостиницу перегораживал старый, побитый горными дорогами джип, пришлось едва ли не протискиваться. Алка с Алексием ушли в номер, а я задержалась, чтобы купить немного кислорода. Я не могла просто зайти в лавку, сначала я разглядывала побрякушки из кости яка, потом примеряла халаты и шарфики. Увлекшись простыми женскими процедурами, я не заметила, как ко мне подошел невысокий господин в бордовом монашеском одеянии. На странной форме английского он вежливо проговорил:
– Надеюсь, что вы в добром здравии.
Я удивилась:
– Спасибо, что вас интересует мое здоровье.
Монах не обратил внимания на мои слова и протянул мне визитку. Я на автопилоте засунула ее в сумочку и собиралась уйти, но он взял меня за локоть и отвел чуть в сторону:
– Вам лучше уехать как можно быстрее. Иначе вам придется задержаться здесь дольше, чем вы планируете…
Он не успел договорить, как его окликнули. Монах побледнел и поспешил к выходу, а я побрела в номер, забыв про кислород.
Шторы были задвинуты, и в номере царил полумрак. Две усталые печальные фигуры сидели в резных китайских креслах с кружками горячего чая. Алка первая заметила меня:
– Почему задержалась?
Я вытащила визитку и протянула подруге.
– Личный доктор Далай-Ламы?!
У меня уже не было сил ни сердиться, ни удивляться.
– Он сказал, что надо уезжать.
Алка пожала плечами и равнодушно вытянулась в кресле.
– Пока тебя не было, я позвонила тебе домой, надо было проверить, справляется ли Маргарита с твоими мужчинами.
– Маргарита? С мужчинами? У меня только один дома, потому что сын уехал куда-то с классом путешествовать. Остался муж.
– Ошибаешься. У тебя дома теперь два мужа. Господин Федоров пожаловал. Твой собственный муж не справился с управлением и попросил у меня Маргариту.
– Федоров – это медицинский магнат?
– Он самый. И теперь у вас дома настоящий штаб, по крайней мере, так сказала Маргарита.
– Что еще донесла твоя фрау Маргарита?
– Что незнакомые люди приходят в дом, не считаясь с распорядком дня хозяев, и даже не надевают гостевые тапочки.
– И что?
– Нас там никто не ждет. Так что можно пуститься в путешествие по Тибету.
Алексий уже стал в нашем номере чем-то вроде мебели, которая сама приходит и занимает мое кресло.
– Я за путешествие!
Я опустилась прямо на кровать ввиду отсутствия третьего посадочного места и простонала:
– Можно, я буду путешествовать во сне? Мы двое суток не спали, и я даже думать сейчас не хочу о том, чтобы куда-то ехать.
К моему удивлению, Алка меня поддержала.
– Выезжать из гостиницы мы не будем. Страна маленькая, на Кайлас мы не планируем, так что почти все святые места в пределах досягаемости. Будем утром выезжать, а к ночи возвращаться.
Алексий стал серьезен:
– Может, лучше вернуться домой?
Алка только фыркнула на его слова.
– А зачем? Мы здесь еще не все видели.
Недоброе предчувствие поползло по моему позвоночнику и застряло где-то в области лопаток. Алексий, вторя мне, процедил:
– Не зря меня предупреждал шеф, чтобы мы не совались куда не надо.
Я упрямо покачала головой. Алка напряглась:
– Этот жест мне хорошо знаком. Надо готовиться к худшему?
18
В огромном пустом зале монастыря было тихо. Солнце давно ушло за горизонт, и темнота быстро запутала все вокруг. Чуть слышно было, как гремели на монастырской кухне последние кастрюли, как вешали молодые монахи, дежурившие на кухне, огромные чайники на крюки и выметали сор из закопченной временем кухни. Постепенно все стихало, все приготовления к праздничной раздаче простых монастырских угощений близились к концу, и монахи, зевая, расходились по своим комнатам.
Невысокий пожилой мужчина, одетый в темно-бордовую монашескую тогу, молча стоял у алтаря, подняв голову вверх и тщетно всматриваясь куда-то. Темные колонны рядами уходили в потолок и терялись в вышине монастырских сводов. Шаги, гулко отзываясь в пустом зале для молитв, прервали его размышления. Темная худая фигура в сером монашеском одеянии медленно приближалась к тусклому светильнику у алтаря.
– Не ожидал увидеть здесь столь важного господина.
– Почему ты не на кухне?
– Я не кухонный раб, могу, как и все, свободно входить в зал для медитаций. А почему ты не в Индии, со всеми крысами, что бросили нас здесь и удрали со всех ног за сытой жизнью?
Невысокий мужчина усмехнулся.
– Что ты знаешь о моей сытой жизни?
– Говорят, ты неплохо устроился, ездишь по всему миру с лекциями, продаешь снадобья. Приносишь хороший доход своим хозяевам, отчего же тебе не быть сытым? Только не пойму я, почему ты здесь.