Итак. Мама МакЛохлана была ангелом во плоти, но всегда умела красиво взять за глотку главу семейства МакЛохланов. С ее точки зрения, наследник, в день окончания своего военно-тюремного заключения, имел право на серьезный подарок. Этим подарком стал классический, коллекционный "Кадиллак" на колесах. Бессмысленно дорогая, огромная и неповоротливая открытая калоша, совершенно безвкусная, но такая притягательная.

Подарок должен был стать сюрпризом. Тем самым сюрпризом, который воссоединяет нарушенное семейное единство. Мама задумала следующее: когда из прачечной привезут выпускной мундир Майка, она положит ключи от бензиновой телеги ему в карман! А после поднесения "сюрприза" они всей семьей поедут на торжественное принятие присяги молодыми офицерами. Она в таких подробностях расписала отцу, какое будет у Майка при этом выражение лица, что тот хотел было отказаться от сюрприза. Чтобы не тратится на дантиста и вставную челюсть.

Мама не учла одного: выпускникам следовало явиться на торжественное мероприятие на три часа раньше сопровождающих родственников. Этого требовали формальности. Утром, пока все еще спали, Майк оделся, прошел в гараж, вынул из кармана ключи, завел машину и уехал.

После торжественной церемонии папаша забрызгивал слюной "неблагодарную скотину" минут, наверное, сорок. Мама горестно молчала, а сам МакЛохлан никак не мог взять в толк: за что? Ведь ему эту машину торжественно вручили! У него чуть челюсть не выпала от радости! Они с папашей обнялись второй раз в жизни! Он ведь не мог этого придумать! Да ему такое в принципе не могло в голову прийти! Это было, было, было! Было это! Проблема состояла в том, что Майк так и не сумел ответить на вопрос: "Когда?".

Когда об этом услышал Гоффштейнер, он даже поскуливать начал от счастья. Такой Клондайк! И началось промывание...

МакЛохлану в голову закачивали целый пласт мировоззрений и предрассудков. От параллельных миров, до кармической реинкарнации. Смысл этого действа был прост: появился способ, которым молодой МакЛохлан сможет, наконец, увидеть главную свою болезнь! И победить ее! Гоффштейнер научит как.

Была разработана техника специальных медитаций. С их помощью МакЛохлан должен был уловить сам момент дежа-вю, но не просто уловить, а распознать сакральный смысл этого явления. Понимание этого смысла и станет диагнозом. А, если известен диагноз, излечение недуга практически гарантированно.

И случилось. В первый раз Майк ощутил, что тренированная психика уловила истинное, самое неподдельное дежа-вю. Уловила и держала, не отпускала, выпытывала сакральный смысл. Когда это было?

"Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Настолько жестокие приступы случались с ним всего раза два и без наркотиков не проходили. Боль была такая, что отнималась вся правая половина тела, а левую били судороги. Пожаловаться было некому. Место, в котором Майклу МакЛохлану довелось проснуться, удивления не вызывало. Ему уже не раз приходилось отлеживаться в похожей на гроб камере гипербарической оксигенации после подобных приступов. И, раз он здесь, значит, наврал ему...".

Гоффштейнер.

Сакральный смысл хихикнул в уголке подсознания и спрятался за угол.

Темно. Абсолютная тьма.

Начать развоплощение дежа-вю нужно было с того факта, что этот гроб был гораздо просторнее. Головная боль была совсем другого характера. Дырявый пиджак и ботинок без каблука. А во рту по-прежнему кляп. Руки свободны. Челюсти без кляпа судорогой сводит. С портрета Главный Живой охотник выглядел весьма и весьма презентабельно. А сам сволочь.

- Зааакооопааалиии! С... П...Х...Г...Ееееееееееееееееееееееееее!

Стенки у нового гроба звукопоглощающие. Покой обеспечивают! Вечный покой и земля ему пухом!

Еще одно "Е!", минут на пять.

"Гробом" это не было. Не было никакого экономического резона в создании сидячих гробов. Не в том смысле, что совсем сидячих, а в том смысле, что больших, в которых можно сидеть. Какое-никакое развлечение...

Темно. Надо было у Стиши палец откусить. Ей все равно, у нее другой отрастет.

Душно. Как тогда, с Мэлори. Гроб глухой, весь воздух он давно должен был выдышать. А самочувствие нормальное. Не зря мама говорила: "Не смейся над миссис Барклай!". Даже во сне.

Вспомнился расхожий анекдот о том, что если не можешь ничего изменить, надо получать от ситуации удовольствие. Лег.

Удовольствие забыло, как входить в тело, изнывающее от голода, жажды, боли, полного отсутствия воздуха и..., ах да! От смерти!

Постоянно повторять себе о том, что в еде и воде мертвые не нуждаются, надоело. Как наяву грезился шашлык, но не было слюны, жутко хотелось пить, но вода не грезилась.

Пришла новая идея. В подобном состоянии несколько физических упражнений должны были утомить тело и отбить лишние мысли. Даже не вспотев после четырехсотого отжимания, МакЛохлан лег ничком и завыл на воображаемую луну. А еще он время от времени больно стучал головой об твердый пол. Как ни странно, помогло. Уснул.

Когда человек просыпается, в те первые секунды, на границе между двумя реальностями, в голову лезут самые несусветные мысли.

МакЛохлан поймал себя на том, что, просыпаясь, решал сложнейшую диллему. Вопрос заключался в следующем: стучал ли МакЛохлан головой по полу все время сна, или от этих ударов он только проснулся?

Стенки "гроба" оказались прозрачными, но очень прочными. Несколько обветшалых трупов с бляхами судебных исполнителей сбрасывали гробы из трейлера на бетон весьма и весьма бесцеремонно.

Именно гробы! Гробов было два. МакЛохлана и Киллголейма. Не того Киллголейма, который был партнером МакЛохлана. Этот Киллголейм приходился Дорвину отцом. Формально. В том смысле, что Дорвин целый год был финансовым управляющим научного фонда своего отца. Потом фонду пришлось сменить название, а семейство Киллголеймов распалось окончательно и бесповоротно. В общих словах: Дорвин сделал со своим отцом почти то же самое, что он, в итоге, сделал с МакЛохланом.

Но сам МакЛохлан почти боготворил старого Грегори Киллголейма. Ведь именно его научные открытия позволяли Майку надеяться на выздоровление. Грегори Киллголейма называли "отцом наноботики". И по заслугам.

Сейчас Грегори Киллголейм сидел в точно таком же стеклянном ящике, как и МакЛохлан и держал на коленях свою встрепанную, седую голову. Отделенную от тела голову он держал повернутой в сторону трибуны, за которой живые и мертвые сидели раздельно, являя из себя пародию на судебное заседание. Тем не менее, пародией это не было.

Сам Последний Президент, единственный, без мантии и парика, торжественно объявил, что Коллегия Живого и Мертвого Жюри приступает к рассмотрению очередного дела по юрисдикции Мертвых Избирателей.

Тем временем слепые, словно Фемида, судебные исполнители с трудом установили стеклянные ящики на скрипучую ленту конвейера, движущегося по кругу.

Сами "Судьи" находились в центре круга, образованного лентой конвейера, зрители располагались снаружи. Сам круг и "зрительный зал" были поделены надвое такими же разграничительными барьерами, которые всегда отделяли Живые зоны от Мертвых. Живые судьи сидели на Живой стороне, Мертвые на Мертвой. Разделение среди зрителей было более заметным. Живых было немного, и для них были установлены скамьи. Мертвая толпа стояла.

Среди небольшого, огороженного загончика с надписью "Свидетели" Майк увидел Патрика и Стишу. Скособоченный Патрик выглядел словно незаконченное создание доктора Франкенштейна. Стиша улыбалась своею порванной пастью и махала МакЛохлану каким-то пакетом.

Смысл присутствия на этой площади старого Киллголейма потихоньку просачивался в оглушенный мозг из вдохновенной речи Президента. Выяснилось, что голову Грегори Киллголейму переложили с плеч на колени только вчера.

Мистер Киллголейм, академик, лауреат трех Нобелевских премий, соратник и учитель Последнего Президента, совершил геноцид и некроцид. Благодаря его безответственным действиям погибло семьдесят два Живых, из них тридцать человек - дети. Финансовый и моральный ущерб понесло больше тысячи трупов. Накануне к Грегори Киллголейму была применена первая часть приговора умерщвление путем отделения головы от туловища.