- И самый главный шаг?!

- Нуж-но...

- Говори, Стефания!

- Нужно громко сказать, что будет после того, как тебе сделают зло...

- Умница, Стефания. Но громко говорить не обязательно. Нужно просто знать, что будет после этого. Ты ведь знаешь, что будет после этого, Майкл? Правда, знаешь?

Майкл раскрылся. Отпустил руки, погладил штаны на коленках. Даже улыбнулся.

- Это наша с Майклом маленькая тайна! Но Майк точно знает! И не просто знает! Он не боится! Правда, Майк?

Майкл улыбался, поднимаясь с корточек.

- А сегодня мы приготовили для Майка Сюрприз! Правда, дети?

- Прав-да!

- Ты уникальный ребенок, Майкл! Не ребенок, а ходячая диссертация! И сегодня мы совершим Четвертый, завершающий шаг, который только подчеркнет твое полное избавление от страха! Ты готов, Майкл?

Майкл кивнул. Чуть напряженно, но вполне открыто. Дети притихли.

- Миссис Эванс, вкатите гробик! Стой, Майкл! Миссис Эванс, держите его! За ногу держите! К окну не пускайте!

На этом месте священник выключил запись, устало потер глаза, взял серебряное ведерко со святой водой и поехал делать свою работу.

Майкл МакЛохлан, владелец похоронного агентства его имени и потрясающе дорогой медицинской страховки, проснулся в холоде, тесноте и темноте. Проснулся от издевательской головной боли, которая не давала ему покоя последние три года жизни.

Момент засыпания мистер МакЛохлан запомнил очень хорошо. Розовощекий доктор впрыснул ему в вену снотворное, от которого все тело словно начали щекотать теплыми беличьими кисточками. Пышущий здоровьем эскулап самоуверенно обещал, что под наркозом Майклу будут вводить лекарство, которое задержит рост опухоли у него в мозгу. Духовник МакЛохлана, отец Кассиус, перекрестил больного, брызнул ему в лицо святой водой, и Майкл с удовольствием провалился в щекотливую темноту, которая обещала избавление от головной боли.

Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Настолько жестокие приступы случались с ним всего раза два и без наркотиков не проходили. Боль была такая, что отнималась вся правая половина тела, а левую били судороги. Пожаловаться было некому. Место, в котором Майклу МакЛохлану довелось проснуться, удивления не вызывало. Ему уже не раз приходилось отлеживаться в похожей на гроб камере гипербарической оксигенации после подобных приступов. И, раз он здесь, значит, наврал ему розовощекий доктор и не помогло волшебное лекарство, по цене двух коллекционных Кадиллаков за один укол.

Видимо, содержащиеся в лекарстве миллионы роботов размером с молекулу решили, всеобщим голосованием, что пациент МакЛохлан неизлечим, и покинули его бренное тело, как и обещал доктор - через прямую кишку. Ну и правильно. Будучи в здравом уме и твердой памяти, Майкл считал, что именно там самое место последним достижениям науки и техники. В этом рассуждении была большая доля цинизма, потому что маленькие роботы уже исцелили ему глаукому и два геморроидальных узла.

Казалось, что боль и дрожь продолжаются уже целую вечность. Сквозь судорожный стук по стенкам ящика послышался грубый мужской голос, зовущий медсестру.

- Зашевелились! - чуть ли не злорадно подумал МакЛохлан. - За такие деньги могли бы и побыстрее!

Щелкнули замки на крышке металлического ящика, и в ослепляющем свете появилась медсестра со злым, морщинистым личиком, деловито оттирающая замызганным полотенцем густую красно-коричневую корку с рук.

- Таки подох! - брезгливо процедила она, кивая на МакЛохлана стоящему рядом полицейскому. - Не успели довезти. Может, не говори священнику? Пускай так хоронит!

Заходящийся от боли МакЛохлан хотел было как следует наорать на хамоватую медсестру, но судороги делали свое дело и получилось что-то вроде: "Твою мать... голова... доктора... укол!!!".

- Еще не хватало, на всякую дохлятину уколы переводить! - огрызнулась медсестра и с грохотом захлопнула крышку. - Доктор к нему живому пять лет не заходил, а сейчас, понятное дело, со всех ног прибежит! Как же!

- Ты потише, насчет дохлятины! - оборвал ее полицейский в помятой фуражке. - Самой недолго осталось! А парню, можно сказать, даже повезло! Вы, святой отец, его, я так понимаю, хотели живым в землю закопать? Или сжечь заживо?

Рядом с полицейским, поднявшим крышку, появилось лицо отца Кассиуса. Это, несомненно, был он, только седой и изможденный. На это Майкл в первый момент не обратил внимания. Его взгляд был прикован к голове полицейского. Из-под помятой фуражки торчал наружу кусок автомобильного бампера с остатками калифорнийского номера.

- Прости меня, сын мой! - одними губами прошептал отец Кассиус - Я не успел уберечь твою душу...

- Да что вы мямлите, святой отец! - лучезарно улыбнулся полицейский м протянул руку обескураженному МакЛохлану. - Поднимайся, выкопыш! Добро пожаловать в Ад!

- Не надо так бежать, отец Кассиус, у меня голова раскалывается! хрипел МакЛохлан священнику, который едва не бегом тянул его за руку по коридорам больницы.

Больничной стерильности здесь не было. Коридоры больше походили на плохо освещенные канализационные стоки; сырые, полные многоножек, крыс и прочего мракобесия.

- Ничего у тебя не болит! - ярился Кассиус. - Не умеет у мертвяков голова болеть! Если уж стал трупом, так и веди себя соответственно!

- Сам ты труп! - вырвал свою руку из ладони священника МакЛохлан. - Я еще побольше твоего проживу!

- Вот в этом я ни капельки не сомневаюсь! - остановился отец Кассиус и воинственно упер руки в боки. - Только почему у тебя, такого живого и здорового, голова болит, а пролежень на заднице ходить не мешает?

Майкл недоверчиво оглянулся. Из-под короткой больничной распашонки, вместо розовых ягодиц, смотрел на него кусок голого мяса с сукровичными потеками. Налюбоваться на тошнотворную картинку священник не дал. Потащил дальше.

Добил МакЛохлана случайный прохожий. Мимо, на руках, передвигал остатки костяка по коридору обветшалый безногий скелетушко. В зубах у него была зажата бутылка с янтарной жидкостью и было видно, что бутылку эту костяк берег пуще всего драгоценного.

- Братья-трупики! - прохрипел костяк, вынув бутылку из зубов. - Где тут на Вселенский медосмотр анализы принимают?

Тут МакЛохлан побежал за Кассиусом без понуканий. Ничего скелетушке не ответил.

- Это все президент, его честь, мать его, похоронных венков ему во все дыры! - тащил святой отец Майка по чавкающим коридорам. - "Каждый труп имеет полное право на самоопределение..."! А я еще голосовал против предложения отцов-иезуитов сначала замочить это дьявольское создание, а потом распылить его над Живой зоной Ватикана, прилюдно, чтоб другим неповадно было! Шевели ногами, кадавр новообращенный, нам еще больше ста этажей вверх по лестнице тащиться! - грубо дернул он за руку МакЛохлана, ноги у которого заплетались все сильнее и сильнее. - А в лифте с мертвяком я больше никогда! Слышишь меня? Никогда в жизни не поеду!

Муниципальная больница городка Даркплэйсида была построена задолго до Последней войны и лифты в ней остались механические. Огромному грузовому лифту требовалось минут сорок, чтобы добраться от Живых этажей до посадочной площадки на второй крыше. Вниз трескучая колымага ехала не намного быстрее. До воскрешения МакЛохлана оставалось минут сорок.

Католический священник с серебряным ведерком святой воды инстинктивно жался в самом темном уголке сорокафутового лифта. Святой отец выбирался за Живое Ограждение нечасто и нервно курил в своем углу вонючую сигарку, пытаясь хоть как-то заглушить стоявший в лифте смрад.

Воняло от арестованного. Полицейский в сильно помятой фуражке правой рукой держал за обнаженный позвоночник нечто, бывшее раньше человеческим телом. Сквозь ошметки плоти на ребрах было видно, что дырявый череп находчивый полицейский положил прямо в пустую грудную клетку, как в корзинку для фруктов. Длинные кости рук и ног, словно вязанку дров, бравый полисмен взял под мышку, причем было заметно, что от кладбищенской вони он ничуть не страдает.