– Странный евнух какой-то... – задумчиво сказала я, глядя ему в след, и разворачивая новое пирожное.

Он застыл спиной на месте и плечи его дрогнули. Так спиной и застыл. Я видела, как руки у него дрожали.

– П-п-п-почему ее до сих пор не убили? – спросил спиной он, заикаясь. Я так и не поняла, то ли он броситься хотел, то ли его окончательно парализовало.

– Все удивляются... – ответил отец. – Это моя дочь!

Тот молчал, поскольку у него, кажется, не хватало слов.

– Это на ней Джекки хотел жениться, а может, и нет, один черт знает... – пояснил отец.

– Черта с два! – выплюнул собеседник. – Он на ней женится!

– Сто чертей! – в сердцах сказала я вслед за ними в тон. – Почему отец с этим ... возится!?

Я вместо евнуха, понимая, что травмирую человека, сказала то же самое по-китайски. Чтоб не травмировать мужчину. Я же знаю, как они относятся к травмам.

Человек опять дрогнул и замер.

– О Боже, я не думала, что жирный мальчик понимает китайский! – покаянно быстрей сказала я маме, чуть не со слезами. – Какой удар по его чуткой душе!

Жирный мальчик лет под двадцать семь мелко задрожал. Такое впечатление, что дом вот-вот разрушится от скрытого напряжения и непосильной нагрузки. Знаете, как дом под сильным ветром урагана.

– Я джентльмен! – сказал он отцу.

– Это правда... – сказал отец.

– Джекки джентльмен! – продолжил тот.

– Это правда...

– Он женится на ней... – было видно, что толстяку это не нравится, но он понимает чужой долг и вынужден смириться с глупостью.

– Но она этого не оценит! – не выдержал отец. – Я даже не могу вам сказать, куда она послала его!

– Не надо, Джекки описал мне это мне это место предельно точно!

– Оп¢исал? – удивленно подняла я брови. Я говорила с акцентом. – А я-то думала, только одни собаки метят место, куда их посылают... – растеряно сказала я.

– Описал!!! – рявкнул толстяк. – На бумаге!

– Он хороший навигатор... – послушно согласилась я, быстро кивая, чтоб не гневить. – Мальчик вырастет и будет капитаном и путешественником! Принял курс с первого раза!

Толстенький начал ругаться, кричать, бить что-то.

– Навигатор! Навигатор! – закричала я и заскакала на одной ножке.

Потому что в ухо попала вода.

Толстый понял, что я над ним издеваюсь.

Мари мрачно смотрела на меня из воды. Она все еще сидела там по шею. И лихорадочно пыталась расправить под водой платье. Она боялась выйти из воды, потому что джентльмен все еще был здесь, но ей было холодно сидеть. И она мрачно злилась на всех, а особенно на пирожные мамы, которые я кушала. Ибо пожирала их взглядом, так как этих редких пирожных уже не оставалось.

– Чего ты ждешь, ложись на курс! – закричала я толстяку.

Там началась истерика.

Я внимательно и удивленно его разглядывала. Наклоняя голову то сюда, то туда.

– Это тетенька! – вдруг убежденно сказала я. – Только переодетая!! И толстая же! Я сама видела, как одна тетенька кричала точно абсолютно так же: «Ты меня бросил! Ты меня бросил!». Содержанка называется!

Я была довольна своим умом и догадливостью. Я разгадала загадку и поняла, ху из ху!

Толстяк истерически завизжал.

Он хватался за пистолет, оказавшийся в его одежде, наводил оружие с подмокшим порохом на меня, щелкал им, кривлялся, махал пистолетом, целился, потом нажимал курок – в общем, шутливо угрожал и играл со мной.

Разумеется, я, как воспитанная девочка, тоже играла с ним. Повторяя с абсолютной точностью его гримасы и движения, чтоб ему не было скучно и быть воспитанной леди. Мама всегда говорила – не понимаешь – подражай собеседнику, разговаривай с ним на его языке.

– В куколки играет! – с умилением сказала я, когда он, наконец, заревел громадными слезами и завыл на солнце, подняв к небу голову, прижав никому не опасный пистолет двумя руками к сердцу, будто младенца.

– Боже мой, за что!!!??? – закричал изо всех сил в небо человек, плача скупыми мужскими слезами. Такая мука была в этом голосе, что я даже восхитилась, как натурально убивается он над убитым пистолетом, будто тот настоящий младенец. Я уже сообразила – мама говорила, что девочки любят кукол, а мальчики оружие – что пистолет большим мальчикам заменяет кукол, и потому он кутает и прижимает к груди именно пистоль с мокрым порохом.

– Цирк, да и только! – заявила вылезшая из воды совершенно посиневшая Мари, даже не смотря теперь на толстяка, стоя к нему спиной и не обращая теперь на его присутствие никакого внимания, будто это был евнух. Она хладнокровно и равнодушно завернулась в простыни, уже принесенные слугами по приказу мамы, и стала просто есть пирожные, чуть дрожа.

– Я же говорила, что идея отца вернуться в Англию надолго, была исключительной глупостью! – не обращая внимания на вопящего толстяка, подернув плечиками от отвращения, заявила она. – Лу не выдержала и дня. Италия мне больше нравится, тут нет теплого моря, и это сырое солнце и вечный дождь просто ужасны...

 – Ты сама знаешь, что тебе восемнадцать и тебя как-то надо было бы представить двору и найти тебе мужа! – возмущенно сказала мама. – Я еле договорилась с этими леди, чтобы они это сделали! И потом, мы выведем тебя в свет, на балы, может тебе сделают предложение!

Бывшая просто ослепительной красавицей, сестра только поежилась:

– Не надо считать меня идиоткой! – холодно сказала она. – Если ты думаешь, что я подчинюсь английскому глупцу, считающему жену и ее имущество своей личной собственностью и бессловесной рабыней после того, как я увидела мир и была столько лет хозяйкой себе и своим средствам... – сжала презрительно губы Мари... – то ты глубоко ошибаешься. Я знаю, какие тут отношения мужчины и женщины, и что женщина фактически не имеет никаких прав... Я лучше буду жить бродягой по миру, чем чьей-то собственностью... Столько лет рядом с ней, – она ехидно ткнула в меня, – не могут не оставить отпечатка на воспитанной английской девушке...

– ...и не сделать ее моральным чудовищем и уродом... – тем же тоном добавила мама.

– Я ее воспитала как леди и передала ей все, что знала сама! – оскорблено воскликнула Мари. – В ней лучшие черты знатного общества!

– Я вижу... – вздохнула мама. – Теперь она соединяет худшие черты высшего общества с худшими чертами принцессы, бродяги и ниндзи...

– Не надо было воспитывать... – сплюнув, сказала я.

– Перестань плеваться! – тут же сделала замечание мама. – Ты в присутствии джентльмена!

– Но я же харкнула не на него! – оскорбилась по-настоящему я. – Я даже не попала! Хотя так хотела!

Я даже посмотрела на толстяка, чтобы убедиться в этом. Папá что-то токовал над ним.

– Не надо плакать... – ворковал он над мальчиком, – я вам покажу картинки, как вы хотели...

 – И подарите... Все... – вдруг приказал среди плача вполне нормально этот толстый усато-бородатый здоровый мужик.

– Он притворялся!!! – заорала вдруг я. – Он не плакал! Он притворялся!!!

– Это обманщик! – тут же воскликнула Мари.

– Он прикидывался, бей гада!!! – заорала благим матом я, атакуя.

– Он не плакал! – возмущенно заявила Мари.

– Как не плакал! – яростно отбивался толстяк. – Плакал, плакал, плакал! Я плакал!!!!!

– Папа, не верь ему, этот толстяк не королевский евнух! Он на нас с Мари гнусно посмотрел, будто ему еще немножко хочется! Он не евнух!!!

Я кинулась на него с мечом, выхваченным у китайца, который даже в Англии носил его за спиной, но спрятанным, так что меч был замаскирован.

Толстяк отпрыгнул от рассекшего возле него воздух удара и возмущенно заорал:

– Да вы что, я ев...!

Он все же один раз успел сказать, что он евнух, ибо был слишком занят отбиванием меня, чтобы думать, что говорил, прежде чем прикусил себе язык.

– Евнух, евнух, – запрыгала я, – да еще и обманщик!

Но отец сразу же прервал меня. Мои рассуждения мечом. Собственно именно он и не давал убить обманщика медленно и тяжко. Чтоб тот еще высказал все, что знал, а не умер мгновенно и незаметно.